Школьная библиотека

четырехпроцентный раствор! Кто же выписывает четырехпроцентный растворморфия?... Зачем?! Я перевернул листок, и зевота моя прошла. На обороте листка чернилами,вялым и разгонистым почерком было написано: 11 февраля 1918 года. Милый collega! Извините, что пишу на клочке. Нет под руками бумаги. Я очень тяжко инехорошо заболел. Помочь мне некому, да я и не хочу искать помощи ни укого, кроме Вас. Второй месяц я сижу в бывшем Вашем участке, знаю, что Вы в городе исравнительно недалеко от меня. Во имя нашей дружбы и университетских лет прошу Вас приехать ко мнепоскорее.....

все ярче стали зацветать в углублениях у крыльев носа, и мелкий, точнортутный, пот росой выступал на тенях. - Револьвер? - дернув щекой, спросил хирург. - Браунинг, - пролепетала Марья Власьевна. - Э-эх, - вдруг, как бы злобно и досадуя, сказал хирург и вдруг, махнуврукой, отошел. Я испуганно обернулся к нему, не понимая. Еще чьи-то глаза мелькнули заплечом. Подошел еще один врач. Поляков вдруг шевельнул ртом, криво, как сонный, когда хочет согнатьлипнущую муху, а затем его нижняя челюсть стала двигаться, как бы ондавился комочком и хотел его проглотить.....

меня женщине. Мотив из партии ее Амнерис покинул меня. Я очень горжусьэтим. Я - мужчина. Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключенына необитаемый остров. Снег изменился, стал как будто серее. Лютых морозов уже нет, но метели повременам возобновляются... Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становитсятеплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна подложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей ивзрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются.....

на которой играет обрадовавшийся весне сторож Влас на крыльце, рваные,хриплые звуки гармошки, глухо летящие сквозь стекло ко мне, становятсяангельскими голосами, а грубые басы в раздувающихся мехах гудят, какнебесный хор. Но вот мгновение, и кокаин в крови по какому-то таинственномузакону, не описанному ни в какой из фармакологий, превращается во что-тоновое. Я знаю: это смесь дьявола с моей кровью. И никнет Влас на крыльце, ия ненавижу его, а закат, беспокойно громыхая, выжигает мне внутренности. Итак несколько раз подряд, в течение вечера, пока я не пойму, что яотравлен.....

- Благодарю вас. Затем встал, чтобы уходить. И пошел. - Доктор Поляков! - раздалось мне вслед. Я обернулся, держась за ручкудвери. - Вот что, - заговорил он, одумайтесь. Поймите, что вы все равнопопадете в психиатрическую лечебницу, ну, немножко попозже... и притомпопадете в гораздо более плохом состоянии. Я с вами считался все-таки как сврачом. А тогда вы придете уже в состоянии полного душевного развала. Вам,голубчик, в сущности, и практиковать нельзя и, пожалуй, преступно непредупредить ваше место службы. Я вздрогнул и ясно почувствовал, что краска сошла у меня с лица (хотя итак ее очень немного у меня).....

Они предупреждены, что я уезжаю в феврале в отпуск в Москву лечиться. Делоидет гладко. В работе никаких сбоев. Избегаю оперировать в те дни, когда уменя начинается неудержимая рвота с икотой. Поэтому пришлось приписать икатар желудка. Ах, слишком много болезней у одного человека! Персонал здешний жалостлив и сам гонит меня в отпуск. Внешний вид: худ, бледен восковой бледностью. Брал ванну и при этом взвесился на больничных весах. В прошлом году явесил 4 пуда, теперь 3 пуда 15 фунтов. Испугался, взглянув на стрелку,потом это прошло. На предплечьях непрекращающиеся нарывы, то же на бедрах.....

ручку чемодана и наконец плюнул на мокрую траву. Пальцы мои ничего не моглихватать, и опять мне, начиненному всякими знаниями из интересныхмедицинских книжек, вспомнилась болезнь - паралич. Парализис, - отчаянномысленно и черт знает зачем сказал я себе. - П...по вашим дорогам, - заговорил я деревянными, синенькими губами, нужно п...привыкнуть ездить. И при этом злобно почему-то уставился на возницу, хотя он, собственно, и небыл виноват в такой дороге. - Эх... товарищ доктор, - отозвался возница, тоже еле шевеля губами подсветлыми усишками, - пятнадцать годов езжу, а все привыкнуть не могу.....

При чем тут сода? Я и ипекакуанку выпишу - инфузум... на 180. Или надвести. Позвольте. И тут же, хотя никто не требовал от меня в одиночестве у лампыипекакуанки, я малодушно перелистал рецептурный справочник, проверилипекакуанку, а попутно прочитал машинально и о том, что существует на светекакой-то инсипин. Он не кто иной, как сульфат эфира хининдигликолевойкислоты... Оказывается, вкуса хинина не имеет! Но зачем он? И как еговыписать? Он что - порошок? Черт его возьми! Инсипин инсипином, а как же все-таки с грыжей будет? - упорно приставалстрах в вале голоса.....

зашивать кожу... но остановился, осененный, сообразил... оставил сток...вложил марлевый тампон... Пот застилал мне глаза, и мне казалось, будто я вбане... Отдулся. Тяжело посмотрел на культю, на восковое лицо. Спросил: - Жива? - Жива... - как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер и АннаНиколаевна. - Еще минуточку проживет, - одними губами, без звука в ухо сказал мнефельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал: - Вторую ногу, может, ине трогать, доктор. Марлей, знаете ли, замотаем... а то не дотянет допалаты... А? Все лучше, если не в операционной скончается.....

вспомнилась книга в желтом переплете с надписью Сахалин. Там былифотографии разных мужчин. Убийство, взлом, окровавленный топор, - подумал я, - десять лет... Какаявсе-таки оригинальная жизнь у меня на необитаемом острове. Нужно идтидобриться... Я, вдыхая апрельский дух, приносимый с черных полей, слушал воронийгрохот с верхушек берез, щурился от первого солнца, шел через двордобриваться. Это было около трех часов дня. А добрился я в девять вечера.Никогда, сколько я заметил, такие неожиданности в Мурьеве, вроде родов вкустах, не приходят в одиночку.....