Школьная библиотека

искры; зеленые свежие огурцы порождали глуповато-веселые мысли окаких-то пикниках, почему-то о славе и прочем. Тут же меняпознакомили с известнейшим автором Лесосековым и сТунским - новеллистом. Дам было мало, но все жебыли.

Ликоспастов был тише воды, ниже травы, и тут же как-то яощутил, что, пожалуй, он будет рангом пониже прочих, что с начинающимдаже русокудрым Лесосековым его уже сравнивать нельзя, не говоря уже,конечно, об Агап>енове или ИзмаилеАлександровиче.

Ликоспастов пробрался ко мне, мыпоздоровались.

- Ну, что ж, - вздохнув почему-то, сказалЛикоспастов, - поздравляю.....

столе. Василий Петрович пил коньяк. Видел я спящего Баклажанова вкресле. Накурено было крепко. И как-то почувствовалось, что пора,собственно, и отправиться домой.

И совершенно неожиданно у меня произошел разговор сАгап>еновым. Я заметил, что, как только дело пошло к трем часам ночи,он стал проявлять признаки какого-тобеспокойства. И коес кем начинал о чем-то заговаривать, причем, сколько я понимаю, втумане и дыму получал твердые отказы. Я, погрузившись в кресло уписьменного стола, пил кофе, не понимая, почему мне щемило душу ипочему Париж вдруг представился каким-то скучным, так что даже ипобывать в нем вдруг перестало хотеться.....

Съездив еще раз в "Бюро", я убедился, что никакого бюро тамуже нет, а есть кафе со столиками, покрытымиклеенкой.

Нет, вы объясните мне, куда девались несколько сот книжек?Где они?

Такого загадочного случая, как с этим романом и Рудольфи,никогда в моей жизни не было

Глава 7

Самым разумным в таких странных обстоятельствах представлялосьпросто все это забыть и перестать думать о Рудольфи, и обисчезновении вместе с ним и номера журнала. Я так ипоступил.

Однако это не избавляло меня от жестокой необходимости житьдальше.....

и тоскливая и злобная гармоника, а к гармонике присоединяются исердитые и печальные голоса и ноют, ноют. О нет, это не под полом!Зачем же гаснет комнатка, зачем на страницах наступает зимняя ночьнад Днепром, зачем выступают лошадиные морды, а над ними лица людей впапахах. И вижу я острые шашки, и слышу я душу терзающийсвист.

Вон бежит, задыхаясь, человечек. Сквозь табачный дым я слежуза ним, я напрягаю зрение и вижу: сверкнуло сзади человека, выстрел,он, охнув, падает навзничь, как будто острым ножом его спередиударили в сердце. Он неподвижно лежит, и от головы растекается чернаялужица.....

в этом представлении. Лишь только в малюсеньком зале потухал свет, засценой где-то начиналась музыка и в коробке выходили одетые в костюмыХVIII века. Золотой конь стоял сбоку сцены, действующие лица иногдавыходили и садились у копыт коня или вели страстные разговоры у егоморды, а я наслаждался.

Горькие чувства охватывали меня, когда кончалосьпредставление и нужно было уходить на улицу. Мне очень хотелосьнадеть такой же точно кафтан, как и на актерах, и принять участие вдействии. Например, казалось, что было бы очень хорошо, если бы выйтивнезапно сбоку, наклеив себе колоссальный курносый пьяный нос, втабачном кафтане, с тростью и табакеркою в руке и сказать оченьсмешное, и это смешное я выдумывал, сидя в тесном ряду зрителей.....

обижайте нашего буфетчика Ермолая Ивановича!

И я пошел гулять по театру. Хождение по сукну доставляло мнефизическое удовольствие, и еще радовала таинственная полутьма повсюдуи тишина.

В полутьме я сделал еще одно знакомство. Человек моихпримерно лет, худой, высокий, подошел ко мне и назвал себя:

- Петр Бомбардов.

Бомбардов был актером Независимого Театра, сказал, что слышалмою пьесу и что, по его мнению, это хорошая пьеса.

С первого же момента я почему-то подружился с Бомбардовым. Онпроизвел на меня впечатление очень умного, наблюдательногочеловека.....

котором три телефонных аппарата. Крохотный белый огонек с маленькогостолика с плоской заграничной машинкой, с четвертым телефоннымаппаратом и стопкой золотообрезной бумаги с гербами "НТ". Огоньотраженный, с потолка.

Пол кабинета был затянут сукном, но не солдатским, абильярдным, а поверх его лежал вишневый, в вершок толщины, ковер

Колоссальный диван с подушками и турецкий кальян возле него. На дворебыл день в центре Москвы, но ни один луч, ни один звук не проникал вкабинет снаружи через окно, наглухо завешенное в три слоя портьерами

Здесь была вечная мудрая ночь, здесь пахло кожей, сигарой, духами

Нагретый воздух ласкал лицо и руки.....

портьеру, ногой открыл дверь и вдавился в нее.

- О душе, о душе подумайте, Клюквин! - вдогонку ему крикнулГавриил Степанович и, повернувшись ко мне, интимносказал:

- Четыреста двадцать пять. А?

Августа Авдеевна надкусила бутерброд и тихо застучала однимпальцем.

- А может быть, тысячу триста? Мне, право, неловко, но ясейчас не при деньгах, а мне портномуплатить...

- Вот этот костюм шил? - спросил Гавриил Степанович, указываяна мои штаны.

- Да.

- И сшил-то, шельма, плохо, - заметил ГавриилСтепанович, - гоните вы его в шею!

- Но, видите ли.....

Опять побледнел Ликоспастов и тоскливо глянул в сияющеенебо.

- Ну что ж, - сказал он хрипло, - давай бог. Давай, давай

Может быть, тут тебя постигнет удача. Не вышло с романом, кто знает,может быть, с пьесой выйдет. Только ты не загордись. Помни: нетничего хуже, чем друзей забывать!

Крупп глядел на меня и почему-то становился все задумчивее;причем я заметил, что он внимательнее всего изучает мои волосы инос.

Надо было расставаться. Это было тягостно. Егор, пожимая мнеруку, осведомился, прочел ли я его книгу. Я похолодел от страху исказал, что не читал.....

"Конец".

И вскоре ужас и отчаяние охватили меня, и показалось мне, чтоя построил домик и лишь только в него переехал, как рухнулакрыша.

- Очень хорошо, - сказал Иван Васильевич по окончаниичтения, - теперь вам надо начать работать над этимматериалом.

Я хотел вскрикнуть:

"Как?!"

Но не вскрикнул.

И Иван Васильевич, все более входя во вкус, стал подробнорассказывать, как работать над этим материалом. Сестру, которая былав пьесе, надлежало превратить в мать. Но так как у сестры был жених,а у пятидесятипятилетней матери (Иван Васильевич тут же окрестил ееАнтониной) жениха, конечно, быть не могло, то у меня вылетала изпьесы целая роль, да, главное, которая мне оченьнравилась.....