Школьная библиотека

другую, потом, изменив и образ нападения и сделавшись совершенно прямым,барабанил прямо в верх его кузова; брызги наконец стали долетать ему влицо. Это заставило его задернуться кожаными занавесками с двумя круглымиокошечками, определенными на рассматривание дорожных видов, и приказатьСелифану ехать скорее. Селифан, прерванный тоже на самой середине речи,смекнул, что, точно, не нужно мешкать, вытащил тут же из-под козел какую-тодрянь из серого сукна, надел ее в рукава, схватил в руки вожжи и прикрикнулна свою тройку, которая чуть-чуть переступала ногами, ибо чувствовалаприятное расслабление от поучительных речей.....

одна из тех матушек, небольших помещиц, которые плачутся на неурожаи,убытки и держат голову несколько набок, а между тем набирают понемногуденьжонок в пестрядевые мешочки, размещенные по ящикам комодом. В одинмешочек отбирают вс° целковики, в другой полтиннички, в третий тийчетвертачки, хотя с виду и кажется, будто бы в комоде ничего нет, кромебелья, да ночных кофточек, да нитяных моточков, да распоротого салопа,имеющего потом обратиться в платье, если старое как-нибудь прогорит вовремя печения праздничных лепешек со всякими пряженцами или поизотретсясамо собою.....

- Как так?

- Бессонница. Все поясница болит, и нога, что повыше косточки, так воти ломит

- Пройдет, пройдет, матушка. На это нечего глядеть

- Дай бог, чтобы прошло. Я-то смазывала свиным салом и скипидаром тожесмачивала. А с чем прихлебаете чайку? Во фляжке фруктовая

- Недурно, матушка, хлебнем и фруктовой

Читатель, я думаю, уже заметил, что Чичиков, несмотря на ласковый вид,говорил, однако же, с большею свободою, нежели с Маниловым, и вовсе нецеремонился. Надобно сказать, кто у нас на Руси если не угнались еще кой вчем другою за иностранцами, то далеко перегнали их в умении обращаться

Пересчитать нельзя всех оттенков и тонкостей нашего обращения.....

- Так что ж, матушка, по рукам, что ли? - говорил Чичиков

- Право, отец мой, никогда еще не случалось продавать мне покойников

Живых-то я уступила, вот и третьего года протопопу двух девок, по стурублей каждую, и очень благодарил, такие вышли славные работницы: самисалфетки ткут

- Ну, да не о живых дело; бог с ними. Я спрашиваю мертвых

- Право, я боюсь на первых-то порах, чтобы как-нибудь не понестиубытку. Может быть, ты, отец мой, меня обманываешь, а они того... онибольше как-нибудь стоят

- Послушайте, матушка.....

песочницы и чернильницы с выдолбленною между ними лодочкой для перьев,сургучей и всего, что подлиннее; потом всякие перегородки с крышечками ибез крышечек для того, что покороче, наполненные билетами визитными,похоронными, театральными и другими, которые складывались на память. Весьверхний ящик со всеми перегородками вынимался, и под ним находилосьпространство, занятое кипами бумаг в лист, потом следовал маленькийпотаенный ящик для денег, выдвигавшийся незаметно сбоку шкатулки. Он всегдатак поспешно выдвигался и задвигался в ту же минуту хозяином, что навернонельзя сказать, сколько было там денег.....

молчалив, только похлестывал кнутом, и не обращал никакой поучительной речик лошадям, хотя чубарому коню, конечно, хотелось бы выслушать что-нибудьнаставительное, ибо в это время вожжи всегда как-то лениво держались вруках словоохотного возницы и кнут только для формы гулял поверх спин. Ноиз угрюмых уст слышны были на сей раз одни однообразно неприятныевосклицания: "Ну же, ну, ворона! зевай! зевай!" - и больше ничего. Даже самгнедой и Заседатель были недовольны, не услышавши ни разу ни "любезные", ни"почтенные". Чубарый чувствовал пренеприятные удары по своим полным ишироким частям.....

Чичикова. - Какими судьбами?

Чичиков узнал Ноздрева, того самого, с которым он вместе обедал упрокурора и который с ним в несколько минут сошелся на такую короткую ногу,что начал уже говорить "ты", хотя, впрочем, он с своей стороны не подал ктому никакого повода

- Куда ездил? - говорил Ноздрев и, не дождавшись ответа, продолжал: А я, брат, с ярмарки. Поздравь: продулся в пух! Веришь ли, что никогда вжизни так не продувался. Ведь я на обывательских приехал! Вот посмотринарочно в окно! - Здесь он нагнул сам голову Чичикова, так что тот чуть неударился ею об рамку.....

- Барин! ничего не хотите закусить? - сказала в это время, подходя кнему, старуха

- Ничего. Эх, брат, как покутили! Впрочем, давай рюмку водки; какая утебя есть?

- Анисовая, - отвечала старуха

- Ну, давай анисовой, - сказал Ноздрей

- Давай уж и мне рюмку! - сказал белокурый

- В театре одна актриса так, каналья, пела, как канарейка!Кувшинников, который сидел возле меня, "Вот, говорит, брат, попользоватьсябы насчет клубнички!" Одних балаганов, я думаю, было пятьдесят. Фенардичетыре часа вертелся мельницею.....

Ноздрев был в некотором отношении исторический человек. Ни на одномсобрании, где он был, не обходилось без истории. Какая-нибудь историянепременно происходила: или выведут его под руки из зала жандармы, илипринуждены бывают вытолкать свои же приятели. Если же этого не случится, товсе-таки что-нибудь да будет такое, чего с другим никак не будет: илинарежется в буфете таким образом, что только смеется, или проврется самымжестоким образом, так что наконец самому сделается совестно. И навретсовершенно без всякой нужды: вдруг расскажет, что у него была лошадькакой-нибудь голубой или розовой шерсти, и тому подобную чепуху, так чтослушающие наконец все отходят, произнесши: "Ну, брат, ты, кажется, уженачал пули лить".....

ошибке было вырезано: "Мастер Савелий Сибиряков". Вслед за тем показаласьгостям шарманка. Ноздрев тут же провертел пред ними кое-что. Шарманкаиграла не без приятности, но в средине ее, кажется, что-то случилось, ибомазурка оканчивалась песнею: "Мальбруг в поход поехал", а "Мальбруг в походпоехал" неожиданно завершался каким-то давно знакомым вальсом. Уже Ноздревдавно перестал вертеть, но в шарманке была одна дудка очень бойкая, никакне хотевшая угомониться, и долго еще потому свистела она одна. Потомпоказались трубки - деревянные, глиняные, пенковые, обкуренные инеобкуренные, обтянутые замшею и необтянутые, чубук с янтарным мундштуком,недавно выигранный, кисет, вышитый какою-то графинею, где-то на почтовойстанции влюбившеюся в него по уши, у которой ручки, по словам его, былисамой субдительной сюперфлю, - слово, вероятно означавшее у него высочайшуюточку совершенства.....