Книга "Белая гвардия". Страница 14

зашумел вдруг, как во сне, хор железных голосов и заиграла итальянскаягармоника.

- Под ноги! - закричали на разные голоса взводные.

Й-эх, Дуня, Дуня, Дуня, Дуня!

Полюби, Дуня, меня,

и замер хор вдали.

- С бабами? Так и вперлись? - ахнул Турбин.

Вахмистр рассмеялся возбужденно и радостно взмахнул руками.

- Господи боже мой, господин доктор. Места-то, места-то там ведьвидимо-невидимо. Чистота... По первому обозрению говоря, пять корпусов ещеможно поставить и с запасными эскадронами, да что пять - десять! Рядом снами хоромы, батюшки, потолков не видно! Я и говорю: "А разрешите, говорю,спросить, это для кого же такое?" Потому оригинально: звезды красные,облака красные в цвет наших чакчир отливают... "А это, - говорит апостолПетр, - для большевиков, с Перекопу которые".

- Какого Перекопу? - тщетно напрягая свой бедный земной ум, спросилТурбин.

- А это, ваше высокоблагородие, у них-то ведь заранее все известно. Вдвадцатом году большевиков-то, когда брали Перекоп, видимо-невидимоположили. Так, стало быть, помещение к п8ему им приготовили.


- Большевиков? - смутилась душа Турбина, - путаете вы что-то, Жилин, неможет этого быть. Не пустят их туда.

- Господин доктор, сам так думал. Сам. Смутился и спрашиваю господабога...

- Бога? Ой, Жилин!

- Не сомневайтесь, господин доктор, верно говорю, врать мне нечего, самразговаривал неоднократно.

- Какой же он такой?

Глаза Жилина испустили лучи, и гордо утончились черты лица.

- Убейте - объяснить не могу. Лик осиянный, а какой - не поймешь...Бывает, взглянешь - и похолодеешь. Чудится, что он на тебя самого похож.Страх такой проймет, думаешь, что же это такое? А потом ничего, отойдешь.Разнообразное лицо. Ну, уж а как говорит, такая радость, такая радость...И сейчас пройдет, пройдет свет голубой... Гм... да нет, не голубой(вахмистр подумал), не могу знать. Верст на тысячу и скрозь тебя. Ну вот-ся и докладываю, как же так, говорю, господи, попы-то твои говорят, чтобольшевики в ад попадут? Ведь это, говорю, что ж такое? Они в тебя неверят, а ты им, вишь, какие казармы взбодрил.


"Ну, не верят?" - спрашивает.

"Истинный бог", - говорю, а сам, знаете ли, боюсь, помилуйте, богуэтакие слова! Только гляжу, а он улыбается. Чего ж это я, думаю, дурак,ему докладываю, когда он лучше меня знает. Однако любопытно, что он такоескажет. А он и говорит:

"Ну не верят, говорит, что ж поделаешь. Пущай. Ведь мне-то от этого нижарко, ни холодно. Да и тебе, говорит, тоже. Да и им, говорит, то жесамое. Потому мне от вашей веры ни прибыли, ни убытку. Один верит, другойне верит, а поступки у вас у всех одинаковые: сейчас друг друга за глотку,а что касается казарм, Жилин, то тут как надо понимать, все вы у меня,Жилин, одинаковые - в поле брани убиенные. Это, Жилин, понимать надо, и невсякий это поймет. Да ты, в общем, Жилин, говорит, этими вопросами себя нерасстраивай. Живи себе, гуляй".

Кругло объяснил, господин доктор? а? "Попы-то", - я говорю... Тут он ирукой махнул: "Ты мне, говорит, Жилин, про попов лучше и не напоминай. Умане приложу, что мне с ними делать. То есть таких дураков, как ваши попы,нету других на свете. По секрету скажу тебе, Жилин, срам, а не попы".

"Да, говорю, уволь ты их, господи, вчистую! Чем дармоедов-то тебекормить?"

"Жалко, Жилин, вот в чем штука-то", - говорит.

Сияние вокруг Жилина стало голубым, и необъяснимая радость наполниласердце спящего. Протягивая руки к сверкающему вахмистру, он застонал восне:

- Жилин, Жилин, нельзя ли мне как-нибудь устроиться врачом у вас вбригаде вашей?

Жилин приветно махнул рукой и ласково и утвердительно закачал головой.Потом стал отодвигаться и покинул Алексея Васильевича. Тот проснулся, иперед ним, вместо Жилина, был уже понемногу бледнеющий квадрат рассветногоокна. Доктор отер рукой лицо и почувствовал, что оно в слезах. Он долговздыхал в утренних сумерках, но вскоре опять заснул, и сон потек теперьровный, без сновидений...

Да-с, смерть не замедлила. Она пошла по осенним, а потом зимнимукраинским дорогам вместе с сухим веющим снегом. Стала постукивать вперелесках пулеметами. Самое ее не было видно, но явственно видныйпредшествовал ей некий корявый мужичонков гнев. Он бежал по метели ихолоду, в дырявых лаптишках, с сеном в непокрытой свалявшейся голове ивыл. В руках он нес великую дубину, без которой не обходится никакоеначинание на Руси. Запорхали легонькие красные петушки. Затем показался вбагровом заходящем солнце повешенный за половые органы шинкарь-еврей. И впольской красивой столице Варшаве было видно видение: Генрик Сенкевич сталв облаке и ядовито ухмыльнулся. Затем началась просто форменнаячертовщина, вспучилась и запрыгала пузырями. Попы звонили в колокола подзелеными куполами потревоженных церквушек, а рядом, в помещении школ, свыбитыми ружейными пулями стеклами, пели революционные песни.

Нет, задохнешься в такой стране и в такое время. Ну ее к дьяволу! Миф.Миф Петлюра. Его не было вовсе. Это миф, столь же замечательный, как миф оникогда не существовавшем Наполеоне, но гораздо менее красивый. Случилосьдругое. Нужно было вот этот самый мужицкий гнев подманить по однойкакой-нибудь дороге, ибо так уж колдовски устроено на белом свете, что,сколько бы он ни бежал, он всегда фатально оказывается на одном и том жеперекрестке.

Это очень просто. Была бы кутерьма, а люди найдутся.

И вот появился откуда-то полковник Торопец. Оказалось, что он ни болеени менее, как из австрийской армии...

- Да что вы?

- Уверяю вас.

Затем появился писатель Винниченко, прославивший себя двумя вещами своими романами и тем, что лишь только колдовская волна еще в началевосемнадцатого года выдернула его на поверхность отчаянного украинскогоморя, его в сатирических журналах города Санкт-Петербурга, не медля нисекунды, назвали изменником.

- И поделом...

- Ну, уж это я не знаю. А затем-с и этот самый таинственный узник изгородской тюрьмы.

Еще в сентябре никто в Городе не представлял себе, что могут соорудитьтри человека, обладающие талантом появиться вовремя, даже и в такомничтожном месте, как Белая Церковь. В октябре об этом уже сильнодогадывались, и начали уходить, освещенные сотнями огней, поезда с ГородаI, Пассажирского в новый, пока еще широкий лаз через новоявленную Польшу ив Германию. Полетели телеграммы. Уехали бриллианты, бегающие глаза,проборы и деньги. Рвались и на юг, на юг, в приморский город Одессу. Вноябре месяце, увы! - все уже знали довольно определенно. Слово:

- Петлюра!

- Петлюра!!

- Петлюра!

запрыгало со стен, с серых телеграфных сводок. Утром с газетных листковоно капало в кофе, и божественный тропический напиток немедленнопревращался во рту в неприятнейшие помои. Оно загуляло по языкам изастучало в аппаратах Морзе у телеграфистов под пальцами. В Городеначались чудеса в связи с этим же загадочным словом, которое немцыпроизносили по-своему:

- Пэтурра.

Отдельные немецкие солдаты, приобретшие скверную привычку шататься поокраинам, начали по ночам исчезать. Ночью они исчезали, а днем выяснялось,что их убивали. Поэтому заходили по ночам немецкие патрули в цирюльныхтазах. Они ходили, и фонарики сияли - не безобразничать! Но никакиефонарики не могли рассеять той мутной каши, которая заварилась в головах.

Вильгельм. Вильгельм. Вчера убили трех немцев. Боже, немцы уходят, вызнаете?! Троцкого арестовали рабочие в Москве!! Сукины сыны какие-тоостановили поезд под Бородянкой и начисто его ограбили. Петлюра послалпосольство в Париж. Опять Вильгельм. Черные сингалезы в Одессе.Неизвестное таинственное имя - консул Энно. Одесса. Одесса. ГенералДеникин, Опять Вильгельм. Немцы уйдут, французы придут.

- Большевики придут, батенька!

- Типун вам на язык, батюшка!

У немцев есть такой аппарат со стрелкой - поставят его на землю, истрелка показывает, где оружие зарыто. Это штука. Петлюра послалпосольство к большевикам. Это еще лучше штука. Петлюра. Петлюра. Петлюра.Петлюра. Пэтурра.

Никто, ни один человек не знал, что, собственно, хочет устроить этотПэтурра на Украине, но решительно все уже знали, что он, таинственный ибезликий (хотя, впрочем, газеты время от времени помещали на своихстраницах первый попавшийся в редакции снимок католического прелата,каждый раз разного, с подписью - Симон Петлюра), желает ее, Украину,завоевать, а для того, чтобы ее завоевать, он идет брать Город.






Возможно заинтересуют книги: