Школьная библиотека

6

Магазин "Парижский Шик", мадам Анжу помещался в самом центре Города, наТеатральной улице, проходящей позади оперного театра, в огромноммногоэтажном доме, и именно в первом этаже. Три ступеньки вели с улицычерез стеклянную дверь в магазин, а по бокам стеклянной двери были дваокна, завешенные тюлевыми пыльными занавесками. Никому не известно, кудаделась сама мадам Анжу и почему помещение ее магазина было использованодля целей вовсе не торговых. На левом окне была нарисована цветная дамскаяшляпа с золотыми словами "Шик паризьен", а за стеклом правого окнабольшущий плакат желтого картона с нарисованными двумя скрещеннымисевастопольскими пушками, как на погонах у артиллеристов, и надписьюсверху:

"Героем можешь ты не быть, но добровольцем быть обязан".

Под пушками слова:

"Запись добровольцев в Мортирный Дивизион, имени командующего,принимается".

У подъезда магазина стояла закопченная и развинченная мотоциклетка слодочкой, и дверь на пружине поминутно хлопала, и каждый раз, как онаоткрывалась, над ней звенел великолепный звоночек - бррынь-брррынь,напоминающий счастливые и недавние времена мадам Анжу.

Турбин, Мышлаевский и Карась встали почти одновременно после пьянойночи и, к своему удивлению, с совершенно ясными головами, но довольнопоздно, около полудня. Выяснилось, что Николки и Шервинского уже нет.Николка спозаранку свернул какой-то таинственный красненький узелок,покряхтел - эх, эх... и отправился к себе в дружину, а Шервинский недавноуехал на службу в штаб командующего.

Мышлаевский, оголив себя до пояса в заветной комнате Анюты за кухней,где за занавеской стояла колонка и ванна, выпустил себе на шею и спину иголову струю ледяной воды и, с воплем ужаса и восторга вскрикивая:

- Эх! Так его! Здорово! - залил все кругом на два аршина. Затемрастерся мохнатой простыней, оделся, голову смазал бриолином, причесался исказал Турбину:

- Алеша, эгм... будь другом, дай свои шпоры надеть. Домой уж я незаеду, а не хочется являться без шпор.

- В кабинете возьми, в правом ящике стола.

Мышлаевский ушел в кабинетик, повозился там, позвякал и вышел.Черноглазая Анюта, утром вернувшаяся из отпуска от тетки, шаркалапетушиной метелочкой по креслам. Мышлаевский откашлялся, искоса глянул надверь, изменил прямой путь на извилистый, дал крюку и тихо сказал:

- Здравствуйте, Анюточка...

- Елене Васильевне скажу, - тотчас механически и без раздумья шепнулаАнюта и закрыла глаза, как обреченный, над которым палач уже занес нож.

- Глупень...

Турбин неожиданно заглянул в дверь. Лицо его стало ядовитым.

- Метелочку, Витя, рассматриваешь? Так. Красивая. А ты бы лучше шелсвоей дорогой, а? А ты, Анюта, имей в виду, в случае, ежели он будетговорить, что женится, так не верь, не женится.

- Ну что, ей-богу, поздороваться нельзя с человеком.

Мышлаевский побурел от незаслуженной обиды, выпятил грудь и зашлепалшпорами из гостиной. В столовой он подошел к важной рыжеватой Елене, и приэтом глаза его беспокойно бегали.

- Здравствуй, Лена, ясная, с добрым утром тебя. Эгм... (Из горлаМышлаевского выходил вместо металлического тенора хриплый низкий баритон.)Лена, ясная, - воскликнул он прочувственно, - не сердись. Люблю тебя, и тыменя люби. А что я нахамил вчера, не обращай внимания. Лена, неужели тыдумаешь, что я какой-нибудь негодяй?

С этими словами он заключил Елену в объятия и расцеловал ее в обе щеки.В гостиной с мягким стуком упала петушья корона. С Анютой всегдапроисходили странные вещи, лишь только поручик Мышлаевский появлялся втурбинской квартире. Хозяйственные предметы начинали сыпаться из рукАнюты: каскадом падали ножи, если это было в кухне, сыпались блюдца сбуфетной стойки; Аннушка становилась рассеянной, бегала без нужды впереднюю и там возилась с калошами, вытирая их тряпкой до тех пор, пока нечавкали короткие, спущенные до каблуков шпоры и не появлялся скошенныйподбородок, квадратные плечи и синие бриджи. Тогда Аннушка закрывала глазаи боком выбиралась из тесного, коварного ущелья. И сейчас в гостиной,уронив метелку, она стояла в задумчивости и смотрела куда-то вдаль, черезузорные занавеси, в серое, облачное небо.

- Витька, Витька, - говорила Елена, качая головой, похожей навычищенную театральную корону, - посмотреть на тебя, здоровый ты парень, счего ж ты так ослабел вчера? Садись, пей чаек, может, тебе полегчает.

- А ты, Леночка, ей-богу, замечательно выглядишь сегодня. И капот тебеидет, клянусь честью, - заискивающе говорил Мышлаевский, бросая легкие,быстрые взоры в зеркальные недра буфета, - Карась, глянь, какой капот.Совершенно зеленый. Нет, до чего хороша.

- Очень красива Елена Васильевна, - серьезно и искренне ответил Карась.

- Это электрик, - пояснила Елена, - да ты, Витенька, говори сразу - вчем дело?

- Видишь ли, Лена, ясная, после вчерашней истории мигрень у меня можетсделаться, а с мигренью воевать невозможно...

- Ладно, в буфете.

- Вот, вот... Одну рюмку... Лучше всяких пирамидонов.

Страдальчески сморщившись, Мышлаевский один за другим проглотил двастаканчика водки и закусил их обмякшим вчерашним огурцом. После этого онобъявил, что будто бы только что родился, и изъявил желание пить чай слимоном.

- Ты, Леночка, - хрипловато говорил Турбин, - не волнуйся и поджидайменя, я съезжу, запишусь и вернусь домой. Касательно военных действий небеспокойся, будем мы сидеть в городе и отражать этого миленькогопрезидента - сволочь такую.

- Не послали бы вас куда-нибудь?

Карась успокоительно махнул рукой.

- Не беспокойтесь, Елена Васильевна. Во-первых, должен вам сказать, чтораньше двух недель дивизион ни в коем случае и готов не будет, лошадей ещенет и снарядов. А когда и будет готов, то, без всяких сомнений, останемсямы в Городе. Вся армия, которая сейчас формируется, несомненно, будетгарнизоном Города. Разве в дальнейшем, в случае похода на Москву...

- Ну, это когда еще там... Эгм...

- Это с Деникиным нужно будет соединиться раньше...

- Да вы напрасно, господа, меня утешаете, я ничего ровно не боюсь,напротив, одобряю.

Елена говорила действительно бодро, и в глазах ее уже была деловаябудничная забота. "Довлеет дневи злоба его".

- Анюта, - кричала она, миленькая, там на веранде белье ВиктораВикторовича. Возьми его, детка, щеткой хорошенько, а потом сейчас жестирай.

Успокоительнее всего на Елену действовал укладистый маленькийголубоглазый Карась. Уверенный Карась в рыженьком френче был хладнокровен,курил и щурился.

В передней прощались.

- Ну, да хранит вас господь, - сказала Елена строго и перекрестилаТурбина. Также перекрестила она и Карася и Мышлаевского. Мышлаевский обнялее, а Карась, туго перепоясанный по широкой талии шинели, покраснев, нежнопоцеловал ее обе руки.

- Господин полковник, - мягко щелкнув шпорами и приложив руку ккозырьку, сказал Карась, - разрешите доложить?

Господин полковник сидел в низеньком зеленоватом будуарном креслице навозвышении вроде эстрады в правой части магазина за маленьким письменнымстоликом. Груды голубоватых картонок с надписью "Мадам Анжу. Дамскиешляпы" возвышались за его спиной, несколько темня свет из пыльного окна,завешенного узористым тюлем. Господин полковник держал в руке перо и былна самом деле не полковником, а подполковником в широких золотых погонах,с двумя просветами и тремя звездами, и со скрещенными золотыми пушечками.Господин полковник был немногим старше самого Турбина - было ему леттридцать, самое большое тридцать два. Его лицо, выкормленное и гладковыбритое, украшалось черными, подстриженными по-американски усиками. Ввысшей степени живые и смышленые глаза смотрели явно устало, новнимательно.

Вокруг полковника царил хаос мироздания. В двух шагах от него вмаленькой черной печечке трещал огонь, с узловатых черных труб, тянущихсяза перегородку и пропадавших там в глубине магазина, изредка капала чернаяжижа. Пол, как на эстраде, так и в остальной части магазина переходивший вкакие-то углубления, был усеян обрывками бумаги и красными и зеленымилоскутками материи. На высоте, над самой головой полковника трещала, какбеспокойная птица, пишущая машинка, и когда Турбин поднял голову, увидал,что пела она за перилами, висящими под самым потолком магазина. За этимиперилами торчали чьи-то ноги и зад в синих рейтузах, а головы не было,потому что ее срезал потолок. Вторая машинка стрекотала в левой частимагазина, в неизвестной яме, из которой виднелись яркие погонывольноопределяющегося и белая голова, но не было ни рук, ни ног.

Много лиц мелькало вокруг полковника, мелькали золотые пушечные погоны,громоздился желтый ящик с телефонными трубками и проволоками, а рядом скартонками грудами лежали, похожие на банки с консервами, ручные бомбы сдеревянными рукоятками и несколько кругов пулеметных лент. Ножная швейнаямашина стояла под левым локтем г-на полковника, а у правой ноги высовывал