Книга "Белая гвардия". Страница 24
Поезд командира корпуса облоги Торопца стоял на разъезде верстах в пятиот занесенного снегом и оглушенного буханьем и перекатами мертвенногопоселка Святошино, в громадных лесах. Всю ночь в шести вагонах не гаслоэлектричество, всю ночь звенел телефон на разъезде и пищали полевыетелефоны в измызганном салоне полковника Торопца. Когда же снежный деньсовсем осветил местность, пушки прогремели впереди по линии железнойдороги, ведущей из Святошина на Пост-Волынский, и птички запели в желтыхящиках, и худой, нервный Торопец сказал своему адъютанту Худяковскому:
- Взялы Святошино. Запропонуйте, будьте ласковы, пане адъютант, нехайпотяг передадут на Святошино.
Поезд Торопца медленно пошел между стенами строевого зимнего леса истал близ скрещенья железнодорожной линии с огромным шоссе, стрелойвонзающимся в Город. И тут, в салоне, полковник Торопец стал выполнятьсвой план, разработанный им в две бессонных ночи в этом самом клоповомсалоне N_4173.
Город вставал в тумане, обложенный со всех сторон. На севере отгородского леса и паEтных земель, на западе от взятого Святошина, наюго-западе от злосчастного Поста-Волынского, на юге за рощами, кладбищами,выгонами и стрельбищем, опоясанными железной дорогой, повсюду по тропам ипутям и безудержно просто по снежным равнинам чернела и ползла ипозвякивала конница, скрипели тягостные пушки и шла и увязала в снегуистомившаяся за месяц облоги пехота петлюриной армии.
В вагон-салоне с зашарканным суконным полом поминутно пели тихие нежныепетушки, и телефонисты Франько и Гарась, не спавшие целую ночь, начиналидуреть.
- Ти-у... пи-у... слухаю! пи-у... ти-у...
План Торопца был хитер, хитер был чернобровый, бритый, нервныйполковник Торопец. Недаром послал он две батареи под Городской лес,недаром грохотал в морозном воздухе и разбил трамвайную линию на лохматуюПуще-Водицу. Недаром надвинул потом пулеметы со стороны пахотных земель,приближая их к левому флангу. Хотел Торопец ввести в заблуждениезащитников Города, что он, Торопец, будет брать Город с его, Торопца,левого фланга (с севера), с предместья Куреневки, с тем, чтобы оттянутьтуда городскую армию, а самому ударить в Город в лоб, прямо от Святошинапо Брест-Литовскому шоссе, и, кроме того, с крайнего правого фланга, сюга, со стороны села Демиевки.
Вот в исполнение плана Торопца двигались части петлюрина войска подорогам с левого фланга на правый, и шел под свист и гармонику состаршинами в голове черношлычный полк Козыря-Лешко.
- Слава! - перелесками гукал Гай. - Слава!
Подошли, оставили Гай в стороне и, уже пересекши железнодорожноеполотно по бревенчатому мосту, увидали Город. Он был еще теплый со сна, инад ним курился не то туман, не то дым. Приподнявшись на стременах,смотрел в цейсовские стекла Козырь туда, где громоздились кровлимногоэтажных домов и купола собора старой Софии.
На правой руке у Козыря уже шел бой. Верстах в двух медно бухали пушкии стрекотали пулеметы. Там петлюрина пехота цепочками перебегала кПосту-Волынскому, и цепочками же отваливала от Поста, в достаточной мереошеломленная густым огнем, жиденькая и разношерстная белогвардейскаяпехота...
Город. Низкое густое небо. Угол. Домишки на окраине, редкие шинели.
- Сейчас передавали, что будто с Петлюрой заключено соглашение, выпустить все русские части с оружием на Дон к Деникину...
- Ну?
Пушки... Пушки... бух... бу-бу-бу...
А вот завыл пулемет.
Отчаяние и недоумение в юнкерском голосе:
- Но, позволь, ведь тогда же нужно прекратить сопротивление?..
Тоска в юнкерском голосе:
- А черт их знает!
Полковника Щеткина уже с утра не было в штабе, и не было по той простойпричине, что штаба этого более не существовало. Еще в ночь подчетырнадцатое число штаб Щеткина отъехал назад, на вокзал Города I, и этуночь провел в гостинице "Роза Стамбула", у самого телеграфа. Там ночью уЩеткина изредка пела телефонная птица, но к утру она затихла. А утром двоеадъютантов полковника Щеткина бесследно исчезли. Через час после этого исам Щеткин, порывшись зачем-то в ящиках с бумагами и что-то порвав вклочья, вышел из заплеванной "Розы", но уже не в серой шинели с погонами,а в штатском мохнатом пальто и в шляпе пирожком. Откуда они взялись никому не известно.
Взяв в квартале расстояния от "Розы" извозчика, штатский Щеткин уехал вЛипки, прибыл в тесную, хорошо обставленную квартиру с мебелью, позвонил,поцеловался с полной золотистой блондинкой и ушел с нею в затаеннуюспальню. Прошептав прямо в округлившиеся от ужаса глаза блондинки слова:
- Все кончено! О, как я измучен... - полковник Щеткин удалился в алькови там уснул после чашки черного кофе, изготовленного руками золотистойблондинки.
Ничего этого не знали юнкера первой дружины. А жаль! Если бы знали, то,может быть, осенило бы их вдохновение, и, вместо того чтобы вертеться подшрапнельным небом у Поста-Волынского, отправились бы они в уютную квартирув Липках, извлекли бы оттуда сонного полковника Щеткина и, выведя,повесили бы его на фонаре, как раз напротив квартирки с золотистою особой.
Хорошо бы было это сделать, но они не сделали, потому что ничего незнали и не понимали.
Да и никто ничего не понимал в Городе, и в будущем, вероятно, не скоропоймут. В самом деле: в Городе железные, хотя, правда, уже немножкоподточенные немцы, в Городе усостриженный тонкий Лиса Патрикеевна гетман(о ранении в шею таинственного майора фон Шратта знали утром оченьнемногие), в Городе его сиятельство князь Белоруков, в Городе генералКартузов, формирующий дружины для защиты матери городов русских, в Городекак-никак и звенят и поют телефоны штабов (никто еще не знал, что они сутра уже начали разбегаться), в Городе густопогонно. В Городе ярость прислове "Петлюра", и еще в сегодняшнем же номере газеты "Вести" смеются надним блудливые петербургские журналисты, в Городе ходят кадеты, а там, уКараваевских дач, уже свищет соловьем разноцветная шлычная конница изаходят с левого фланга на правый облегченною рысью лихие гайдамаки. Еслиони свищут в пяти верстах, то спрашивается, на что надеется гетман? Ведьпо его душу свищут! Ох, свищут... Может быть, немцы за него заступятся? Нотогда почему же тумбы-немцы равнодушно улыбаются в свои стриженые немцевыусы на станции Фастов, когда мимо них эшелон за эшелоном к Городу проходятпетлюрины части? Может быть, с Петлюрой соглашение, чтобы мирно впуститьего в Город? Но тогда какого черта белые офицерские пушки стреляют вПетлюру?
Нет, никто не поймет, что происходило в Городе днем четырнадцатогодекабря.
Звенели штабные телефоны, но, правда, все реже, и реже, и реже...
Реже!
Реже!
Дрррр!..
- Тиу...
- Что у вас делается?
- Тиу...
- Пошлите патроны полковнику...
- Степанову...
- Иванову.
- Антонову!
- Стратонову!..
- На Дон... На Дон бы, братцы... что-то ни черта у нас не выходит.
- Ти-у...
- А, к матери штабную сволочь!
- На Дон!..
Все реже и реже, а к полудню уже совсем редко.
Кругом Города, то здесь, то там, закипит грохот, потом прервется... НоГород еще в полдень жил, несмотря на грохот, жизнью, похожей на обычную.Магазины были открыты и торговали. По тротуарам бегала масса прохожих,хлопали двери, и ходил, позвякивая, трамвай.
И вот в полдень с Печерска завел музыку веселый пулемет. Печерскиехолмы отразили дробный грохот, и он полетел в центр Города. Позвольте, этоуже совсем близко!.. В чем дело? Прохожие останавливались и начали нюхатьвоздух. И кой-где на тротуарах сразу поредело.
Что? Кто?
- Арррррррррррррррррр-па-па-па-па-па! Па! Па! Па! рррррррррррррррррр!!
- Кто?
- Як кто? Шо ж вы, добродию, не знаете? Це полковник Болботун.
Да-с, вот тебе и взбунтовался против Петлюры!
Полковник Болботун, наскучив исполнением трудной генерально-штабнойдумы полковника Торопца, решил несколько ускорить события. Померзлиболботуновы всадники за кладбищем на самом юге, где рукой уже было подать
