Школьная библиотека

броневой дивизион.

После этого женщина, кутающаяся в серый пуховый платок, истерзаннаяполчаса тому назад и смятая поцелуями страстного Онегина, ответила так:

- Я очень жалею, что никогда я не понимала и не могу понимать твоихпланов.

Михаил Семенович взял со столика перед козеткой стянутую в талиирюмочку душистого коньяку, хлебнул и молвил:

- И не нужно.

Через два дня после этого разговора Михаил Семеныч преобразился. Вместоцилиндра на нем оказалась фуражка блином, с офицерской кокардой, вместоштатского платья - короткий полушубок до колен и на нем смятые защитныепогоны. Руки в перчатках с раструбами, как у Марселя в "Гугенотах", ноги вгетрах. Весь Михаил Семенович с ног до головы был вымазан в машинном масле(даже лицо) и почему-то в саже. Один раз, и именно девятого декабря, двемашины ходили в бой под Городом и, нужно сказать, успех имеличрезвычайный. Они проползли верст двадцать по шоссе, и после первых же ихтрехдюймовых ударов и пулеметного воя петлюровские цепи бежали от них.Прапорщик Страшкевич, румяный энтузиаст и командир четвертой машины,клялся Михаилу Семеновичу, что все четыре машины, ежели бы их выпуститьразом, одни могли бы отстоять Город. Разговор этот происходил девятоговечером, а одиннадцатого в группе Щура, Копылова и других (наводчики, двашофера и механик) Шполянский, дежурный по дивизиону, говорил в сумеркитак:

- Вы знаете, друзья, в сущности говоря, большой вопрос, правильно ли мыделаем, отстаивая этого гетмана. Мы представляем собой в его руках не чтоиное, как дорогую и опасную игрушку, при помощи которой он насаждает самуючерную реакцию. Кто знает, быть может, столкновение Петлюры с гетманомисторически показано, и из этого столкновения должна родиться третьяисторическая сила и, возможно, единственно правильная.

Слушатели обожали Михаила Семеныча за то же, за что его обожали в клубе"Прах", - за исключительное красноречие.

- Какая же это сила? - спросил Копылов, пыхтя козьей ножкой.

Умный коренастый блондин Щур хитро прищурился и подмигнул собеседникамкуда-то на северо-восток. Группа еще немножечко побеседовала и разошлась.Двенадцатого декабря вечером произошла в той же тесной компании втораябеседа с Михаилом Семеновичем за автомобильными сараями. Предмет этойбеседы остался неизвестным, но зато хорошо известно, что наканунечетырнадцатого декабря, когда в сараях дивизиона дежурили Щур, Копылов икурносый Петрухин, Михаил Семенович явился в сараи, имея при себе большойпакет в оберточной бумаге. Часовой Щур пропустил его в сарай, где тускло икрасно горела мерзкая лампочка, а Копылов довольно фамильярно подмигнул намешок и спросил:

- Сахар?

- Угу, - ответил Михаил Семенович.

В сарае заходил фонарь возле машин, мелькая, как глаз, и озабоченныйМихаил Семенович возился вместе с механиком, приготовляя их к завтрашнемувыступлению.

Причина: бумага у командира дивизиона капитана Плешко - "четырнадцатогодекабря, в восемь часов утра, выступить на Печерск с четырьмя машинами".

Совместные усилия Михаила Семеновича и механика к тому, чтобыприготовить машины к бою, дали какие-то странные результаты. Совершенноздоровые еще накануне три машины (четвертая была в бою под командойСтрашкевича) в утро четырнадцатого декабря не могли двинуться с места,словно их разбил паралич. Что с ними случилось, никто понять не мог.Какая-то дрянь осела в жиклерах, и сколько их ни продували шинныминасосами, ничего не помогало. Утром возле трех машин в мутном рассветебыла горестная суета с фонарями. Капитан Плешко был бледен, оглядывался,как волк, и требовал механика. Тут-то и начались катастрофы. Механикисчез. Выяснилось, что адрес его в дивизионе вопреки всем правиламсовершенно неизвестен. Прошел слух, что механик внезапно заболел сыпнымтифом. Это было в восемь часов, а в восемь часов тридцать минут капитанаПлешко постиг второй удар. Прапорщик Шполянский, уехавший в четыре часаночи после возни с машинами на Печерск на мотоциклетке, управляемой Щуром,не вернулся. Возвратился один Щур и рассказал горестную историю.Мотоциклетка заехала в Верхнюю Теличку, и тщетно Щур отговаривалпрапорщика Шполянского от безрассудных поступков. Означенный Шполянский,известный всему дивизиону своей исключительной храбростью, оставив Щура ивзяв карабин и ручную гранату, отправился один во тьму на разведку кжелезнодорожному полотну. Щур слышал выстрелы. Щур совершенно уверен, чтопередовой разъезд противника, заскочивший в Теличку, встретил Шполянскогои, конечно, убил его в неравном бою. Щур ждал прапорщика два часа, хотятот приказал ждать его всего лишь один час, а после этого вернуться вдивизион, дабы не подвергать опасности себя и казенную мотоциклеткуN_8175.

Капитан Плешко стал еще бледнее после рассказа Щура. Птички в телефонеиз штаба гетмана и генерала Картузова вперебой пели и требовали выходамашин. В девять часов вернулся на четвертой машине с позиций румяныйэнтузиаст Страшкевич, и часть его румянца передалась на щеки командирудивизиона. Энтузиаст повел машину на Печерск, и она, как уже было сказано,заперла Суворовскую улицу.

В десять часов утра бледность Плешко стала неизменной. Бесследноисчезли два наводчика, два шофера и один пулеметчик. Все попытки двинутьмашины остались без результата. Не вернулся с позиции Щур, ушедший поприказанию капитана Плешко на мотоциклетке. Не вернулась, само собоюпонятно, и мотоциклетка, потому что не может же она сама вернуться! Птичкив телефонах начали угрожать. Чем больше рассветал день, тем больше чудеспроисходило в дивизионе. Исчезли артиллеристы Дуван и Мальцев и ещепарочка пулеметчиков. Машины приобрели какой-то загадочный и заброшенныйвид, возле них валялись гайки, ключи и какие-то ведра.

А в полдень, в полдень исчез сам командир дивизиона капитан Плешко.10

Странные перетасовки, переброски, то стихийно боевые, то связанные сприездом ординарцев и писком штабных ящиков, трое суток водили частьполковника Най-Турса по снежным сугробам и завалам под Городом, напротяжении от Красного Трактира до Серебрянки на юге и до Поста-Волынскогона юго-западе. Вечер же на четырнадцатое декабря привел эту часть обратнов Город, в переулок, в здание заброшенных, с напооEвину выбитыми стеклами,казарм.

Часть полковника Най-Турса была странная часть. И всех, кто видел ее,она поражала своими валенками. При начале последних трех суток в ней былооколо ста пятидесяти юнкеров и три прапорщика.

К начальнику первой дружины генерал-майору Блохину в первых числахдекабря явился среднего роста черный, гладко выбритый, с траурными глазамикавалерист в полковничьих гусарских погонах и отрекомендовался полковникомНай-Турсом, бывшим эскадронным командиром второго эскадрона бывшегоБелградского гусарского полка. Траурные глаза Най-Турса были устроенытаким образом, что каждый, кто ни встречался с прихрамывающим полковникомс вытертой георгиевской ленточкой на плохой солдатской шинели,внимательнейшим образом выслушивал Най-Турса. Генерал-майор Блохин посленедолгого разговора с Наем поручил ему формирование второго отдела дружиныс таким расчетом, чтобы оно было закончено к тринадцатому декабря.Формирование удивительным образом закончилось десятого декабря, и десятогоже полковник Най-Турс, необычайно скупой на слова вообще, коротко заявилгенерал-майору Блохину, терзаемому со всех сторон штабными птичками, отом, что он, Най-Турс, может выступить уже со своими юнкерами, но принепременном условии, что ему дадут на весь отряд в сто пятьдесят человекпапахи и валенки, без чего он, Най-Турс, считает войну совершенноневозможной. Генерал Блохин, выслушав картавого и лаконическогополковника, охотно выписал ему бумагу в отдел снабжения, но предупредилполковника, что по этой бумаге он наверняка ничего не получит ранее, чемчерез неделю, потому что в этих отделах снабжения и в штабахневероятнейшая чепуха, кутерьма и безобразье. Картавый Най-Турс забралбумагу, по своему обыкновению, дернул левым подстриженным усом и, неповорачивая головы ни вправо, ни влево (он не мог ее поворачивать, потомучто после ранения у него была сведена шея, и в случае необходимостипосмотреть вбок он поворачивался всем корпусом), отбыл из кабинетагенерал-майора Блохина. В помещении дружины на Львовской улице Най-Турсвзял с собою десять юнкеров (почему-то с винтовками) и две двуколки инаправился с ними в отдел снабжения.

В отделе снабжения, помещавшемся в прекраснейшем особнячке наБульварно-Кудрявской улице, в уютном кабинетике, где висела карта России исо времен Красного Креста оставшийся портрет Александры Федоровны,полковника Най-Турса встретил маленький, румяный странненьким румянцем,одетый в серую тужурку, из-под ворота которой выглядывало чистенькоебелье, делавшее его чрезвычайно похожим на министра Александра II,Милютина, генерал-лейтенант Макушин.

Оторвавшись от телефона, генерал детским голосом, похожим на голосглиняной свистульки, спросил у Ная:

- Что вам угодно, полковник?

- Выступаем сейчас, - лаконически ответил Най, - прошу срочно валенки ипапахи на двести человек.

- Гм, - сказал генерал, пожевав губами и помяв в руках требования Ная,- видите ли, полковник, сегодня дать не можем. Сегодня составим расписаниеснабжения частей. Дня через три прошу прислать. И такого количества все