Школьная библиотека

меня женщине. Мотив из партии ее Амнерис покинул меня. Я очень горжусьэтим. Я - мужчина. Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключенына необитаемый остров. Снег изменился, стал как будто серее. Лютых морозов уже нет, но метели повременам возобновляются... Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становитсятеплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна подложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей ивзрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются.Это высшая точка проявления духовной силы человека. И если б я не былиспорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормально человек можетработать только после укола морфием. В самом деле: куда к черту годитсячеловек, если малейшая невралгийка может выбить его совершенно из седла! Анна К. боится. Успокоил ее, сказав, что я с детства отличалсягромаднейшей силой воли. 2 марта. Слухи о чем-то грандиозном. Будто бы свергли Николая II. * * * Я ложусь спать очень рано. Часов в девять. И сплю сладко. 10 марта Там происходит революция. День стал длиннее, а сумерки как будто чутьголубоватее. Таких снов на рассвете я еще никогда не видел. Это двойные сны. Причем основной из них, я бы сказал, стеклянный. Он прозрачен. Так что вот, - я вижу жутко освещенную лампу, из нее пышет разноцветнаялента огней. Амнерис, колыша зеленым пером, поет. Оркестр, совершеннонеземной, необыкновенно полнозвучен. Впрочем, я не могу передать этословами. Одним словом, в нормальном сне музыка беззвучна... (в нормальном?Еще вопрос, какой сон нормальнее! Впрочем, шучу...) беззвучна, а в моем снеона слышна совершенно небесно. И, главное, что я по своей воле могу усилитьили ослабить музыку. Помнится, в Войне и мире описано, как Петя Ростов вполусне переживал такое же состояние. Лев Толстой - замечательный писатель! Теперь о прозрачности; так вот, сквозь переливающиеся краски Аидывыступает совершенно реально край моего письменного стола, видный из дверикабинета, лампа, лоснящийся пол и слышны, прорывшись сквозь волну оркестраБольшого театра, ясные шаги, ступающие приятно, как глухие кастаньеты. Значит, восемь часов, - это Анна К., идет ко мне будить меня и сообщить,что делается в приемной. Она не догадывается, что будить меня не нужно, что я все слышу и могуразговаривать с нею. И такой опыт я проделал вчера: А н н а. - Сергей Васильевич... Я. - Я слышу... (тихо музыке - сильнее). Музыка - великий аккорд. Ре-диез... А н н а. - Записано двадцать человек. А м н е р и с (поет). Впрочем, этого на бумаге передать нельзя. Вредны ли эти сны? О нет. После них я встаю сильным и бодрым. И работаюхорошо. У меня даже появился интерес, а раньше его не было. Да и мудрено,все мои мысли были сосредоточены на бывшей жене моей. А теперь я спокоен. Я спокоен. 19 марта. Ночью у меня была ссора с Анной К. - Я не буду больше приготовлять раствор. Я стал ее уговаривать. - Глупости, Аннуся. Что я, маленький, что ли? - Не буду. Вы погибнете. - Ну, как хотите. Поймите, что у меня боли в груди! - Лечитесь. - Где? - Уезжайте в отпуск. Морфием не лечатся. (Потом думала и добавила). Япростить себе не могу, что приготовила вам тогда вторую склянку. - Да что я, морфинист, что ли? - Да, вы становитесь морфинистом. - Так вы не пойдете? - Нет. Тут я впервые обнаружил в себе неприятную способность злиться и, главное,кричать на людей, когда я не прав. Впрочем, это не сразу. Пошел в спальню. Посмотрел. На донышке склянки чутьплескалось. Набрал в шприц, - оказалось 1/4 шприца. Швырнул шприц, чуть неразбил его и сам задрожал. Бережно поднял, осмотрел, - ни одной трещинки.Просидел в спальне около 20 минут. Выхожу, - ее нет. Ушла. Представьте себе, - не вытерпел, пошел к ней. Постучал в ее флигеле восвещенное окно. Она вышла, закутавшись в платок, на крылечко. Ночь тихая,тихая. Снег рыхл. Где-то далеко в небе тянет весной. - Анна Кирилловна, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки. Она шепнула: - Не дам. - Товарищ, будьте добры, дайте мне ключи от аптеки. Я говорю вам, как врач. Вижу в сумраке ее лицо изменилось, очень побелело, а глаза углубились,провалились, почернели. И она ответила голосом, от которого у меня в душешелохнулась жалость. Но тут же злость опять наплыла на меня. Она: - Зачем, зачем вы так говорите? Ах, Сергей Васильевич, я - жалеючи вас. И тут высвободила руки из-под платка, и я вижу, что ключи у нее в руках.Значит, она вышла ко мне и захватила их. Я (грубо): - Дайте ключи! И вырвал их из ее рук. И пошел к белеющему корпусу больницы по гнилым, прыгающим мосткам. В душе у меня ярость шипела, и прежде всего потому, что я ровным счетомпонятия никакого не имею о том, как готовить раствор морфия для подкожноговпрыскивания. Я врач, а не фельдшерица! Шел и трясся. И слышу: сзади меня, как верная собака, пошла она. И нежность взмыла вомне, но я задушил ее. Повернулся и, оскалившись, говорю: - Сделаете или нет? И она взмахнула рукою, как обреченная, все равно, мол,и тихо ответила: - Давайте сделаю... ...Через час я был в нормальном состоянии. Конечно, я попросил у нееизвинения за бессмысленную грубость. Сам не знаю, как со мной этопроизошло. Раньше я был вежливым человеком. Она отнеслась к моему извинению странно. Опустилась на колени, прижалась кмоим рукам и говорит: - Я не сержусь на вас. Нет. Я теперь уже знаю, что вы пропали. Уж знаю. Ия себя проклинаю за то, что я тогда сделала вам впрыскивание. Я успокоил ее как мог, уверив, что она здесь ровно ни при чем, что я самотвечаю за свои поступки. Обещал ей, что с завтрашнего дня начну серьезноотвыкать, уменьшая дозу. - Сколько вы сейчас впрыснули? - Вздор. Три шприца однопроцентного раствора. Она сжала голову и замолчала. - Да не волнуйтесь вы! ...В сущности говоря, мне понятно ее беспокойство.Действительно, morphium hidrochloricum грозная штука, привычка создаетсяочень быстро. Но маленькая привычка ведь не есть морфинизм?.. ...По правде говоря, эта женщина единственный верный настоящий мой человек.И, в сущности, она и должна быть моей женой. Ту я забыл. Забыл. И все-такиспасибо за это морфию... 8-го апреля 1917 года. Это мучение. 9 апреля. Весна ужасна. Черт в склянке. Кокаин - черт в склянке. Действие его таково: При впрыскивании одного шприца 2%-ного раствора почти мгновенно наступаетсостояние спокойствия, тотчас переходящее в восторг и блаженство. И этопродолжается только одну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, какне было. Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит, черные птицы перелетаютс обнаженных ветвей на ветви, а вдали лес щетиной, ломаной и черной,тянется к небу, и за ним горит, охватив четверть неба, первый весеннийзакат. Я меряю шагами одинокую пустую большую комнату в моей докторской квартирепо диагонали от дверей к окну, от окна к дверям. Сколько таких прогулок ямогу сделать? Пятнадцать или шестнадцать - не больше. А затем мне нужноповорачивать и идти в спальню. На марле лет шприц рядом со склянкой. Я беруего и, небрежно смазал йодом исколотое бедро, всаживаю иголку в кожу.Никакой боли нет. О, наоборот: я предвкушаю эйфорию, которая сейчасвозникнет. И вот она возникает. Я узнаю об этом потому, что звуки гармошки,