Книга "Заметки юного врача". Страница 16

- Ты, дружок, - жалким голосом сказал я, - ты вот чего... ты заезжайзавтра или послезавтра показаться мне. Мне... видишь ли... нужно будетпосмотреть... У тебя рядом еще зуб подозрительный... Хорошо? - Благодарим покорнейше, - ответил солдат хмуро и удалился, держась защеку, а я бросился в приемную и сидел там некоторое время, охватив головуруками и качаясь, как от зубной у самого боли. Раз пять я вытаскивал изкармана твердый окровавленный ком и опять прятал его. Неделю жил я как в тумане, исхудал и захирел. У солдата будет гангрена, заражение крови... Ах, черт возьми! Зачем ясунулся к нему со щипцами? Нелепые картины рисовались мне. Вот солдата начинает трясти. Сперва онходит, рассказывает про Керенского и фронт, потом становится все тише. Емууже не до Керенского. Солдат лежит на ситцевой подушке и бредит. У него40o. Вся деревня навещает солдата. А затем солдат лежит на столе подобразами с заострившимся носом. В деревне начинаются пересуды. С чего бы это? Дохтур зуб ему вытаскал... Вот оно што... Дальше - больше. Следствие. Приезжает суровый человек: Вы рвали зуб солдату? Да... я. Солдата выкапывают. Суд. Позор. Я - причина смерти. И вот я уже не врач,а несчастный, выброшенный за борт человек, вернее, бывший человек. Солдат не показывался, я тосковал, ком ржавел и высыхал в письменномстоле. За жалованием персоналу нужно было ехать через неделю в уездныйгород. Я уехал через пять дней и прежде всего пошел к врачу уезднойбольницы. Этот человек с прокуренной бороденкой двадцать пять лет работал вбольнице. Виды он видал. Я сидел вечером у него в кабинете, уныло пил чай слимоном, ковырял скатерть, наконец не вытерпел и обиняками повел туманнуюфальшивую речь: что вот, мол... бывают ли такие случаи... если кто-нибудьрвет зуб... и челюсть обломает... ведь гангрена может получиться, не правдали?.. Знаете, кусок... я читал... Тот слушал, слушал, уставив на меня свои вылинявшие глазки под косматымибровями, и вдруг сказал так: - Это вы ему лунку выломали... Здорово будете зубы рвать... Бросайте чай,идем водки выпьем перед ужином. И тотчас и навсегда ушел мой мучитель-солдат из головы. Ах, зеркало воспоминаний. Прошел год. Как смешно мне вспоминать про этулунку! Я, правда, никогда не буду рвать зубы так, как Демьян Лукич. Еще бы!Он каждый день рвет штук по пяти, а я раз в две недели по одному. Но все жея рву так, как многие хотели бы рвать. И лунок не ломаю, а если бы исломал, не испугался бы. Да что зубы. Чего только я не перевидел и не сделал за этот неповторяемыйгод. Вечер тек в комнату. Уже горела лампа, и я, плавая в горьком табачномдыму, подводил итог. Сердце мое переполнялось гордостью. Я делал двеампутации бедра, а пальцев не считаю. А вычистки. Вот у меня записановосемнадцать раз. А грыжа. А трахеотомия. Делал, и вышло удачно. Сколькогигантских гнойников я вскрыл! А повязки при переломах. Гипсовые икрахмальные. Вывихи вправлял. Интубации. Роды. Приезжайте, с какими хотите.Кесарева сечения делать не стану, это верно. Можно в город отправить. Нощипцы, повороты - сколько хотите. Помню государственный последний экзамен по судебной медицине. Профессорсказал: - Расскажите о ранах в упор. Я развязно стал рассказывать и рассказывал долго, и в зрительной памятипроплывала страница толстейшего учебника. Наконец я выдохся, профессорпоглядел на меня брезгливо и сказал скрипуче: - Нич5го подобного тому, что вы рассказали, при ранах в упор не бывает.Сколько у вас пятерок? - Пятнадцать, - ответил я. Он поставил против моей фамилии тройку, и я вышел в тумане и позоре вон... Вышел, потом вскоре поехал в Мурьево, и вот я здесь один. Черт его знает,что бывает при ранах в упор, но когда здесь передо мной на операционномстоле лежал человек и пузыристая пена, розовая от крови, вскакивала у негона губах, разве я потерялся? Нет, хотя вся грудь у него в упор быларазнесена волчьей дробью и было видно легкое, и мясо груди висело клоками,разве я потерялся? И через полтора месяца он ушел у меня из больницы живой.В университете я не удостоился ни разу подержать в руках акушерские щипцы,а здесь, правда, дрожа, наложил их в одну минуту. Не скрою того, чтомладенца я получил странного: половина его головы была раздувшаяся,сине-багровая, безглазая. Я похолодел. Смутно выслушал утешающие словаПелагеи Ивановны: - Ничего, доктор, это вы ему на глаз наложили одну ложку. Я трясся два дня, но через два дня голова пришла в норму. Какие я раны зашивал. Какие видел гнойные плевриты и взламывал при нихребра, какие пневмонии, тифы, раки, сифилис, грыжи (и вправлял), геморрои,саркомы. Вдохновенно я развернул амбулаторную книгу и час считал. И сосчитал. Загод, вот до этого вечернего часа, я принял 15613 больных. Стационарных уменя было 200, а умерло только шесть. Я закрыл книгу и поплелся спать. Я, юбиляр двадцати четырех лет, лежал впостели и, засыпая, думал о том, что мой опыт теперь громаден. Чего мнебояться? Нечего. Я таскал горох из ушей мальчишек, я резал, резал, резал...Рука моя мужественна, не дрожит. Я видел всякие каверзы и научился пониматьтакие бабьи речи, которых никто не поймет. Я в них разбираюсь, как ШерлокХолмс в таинственных документах... Сон все ближе... - Я, - пробурчал я, засыпая, - я положительно не представляю себе, чтобымне привезли случай, который бы мог меня поставить в тупик... может быть,там, в столице, и скажут, что это фельдшеризм... пусть... им хорошо... вклиниках, в университетах... в рентгеновских кабинетах... я же здесь...всё... и крестьяне не могут жить без меня... Как я раньше дрожал при стукев дверь, как корчился мысленно от страха... А теперь... - Когда же это случилось? - С неделю, батюшка, с неделю, милый... Выперло... И баба захныкала. Смотрело серенькое октябрьское утро первого дня моего второго года. Вчера явечером гордился и хвастался, засыпая, а сегодня утром стоял в халате ирастерянно вглядывался . . . Годовалого мальчишку она держала на руках, как полено, и у мальчишки этоголевого глаза не было. Вместо глаза из растянутых, истонченных век выпиралшар желтого цвета величиной с небольшое яблоко. Мальчишка страдальческикричал и бился, баба хныкала. И вот я потерялся. Я заходил со всех сторон. Демьян Лукич и акушерка стояли сзади меня. Онимолчали, ничего такого они никогда не видели. Что это такое... Мозговая грыжа... Гм... он живет... Саркома... Гм...мягковата... Какая-то невиданная, жуткая опухоль... Откуда же онаразвилась... Из бывшего глаза... А может быть, его никогда и не было... Вовсяком случае, сейчас нет... - Вот что, - вдохновенно сказал я, - нужно будет вырезать эту штуку... И тут же я представил себе, как я надсеку веко, разведу в стороны и... И что... Дальше-то что? Может, это действительно из мозга... Фу, черт...Мягковато... На мозг похоже... - Что резать? - спросила баба, бледнея. - На глазу резать? Нету моегосогласия. И она в ужасе стала заворачивать младенца в тряпки. - Никакого глаза у него нету, - категорически ответил я, - ты гляди, где жему быть. У твоего младенца странная опухоль... - Капелек дайте, - говорила баба в ужасе. - Да что ты, смеешься? Каких таких капелек? Никакие капельки тут непомогут! - Что же ему, без глаза, что ли, оставаться? - Нету у него глаза, говорю тебе... - А третьего дни был! - отчаянно воскликнула баба. Черт!.. - Не знаю, может, и был... черт... только теперь нету... И вообще,знаешь, милая, вези ты своего младенца в город. И немедленно, там сделаютоперацию. Демьян Лукич. А? - М-да, - глубокомысленно отозвался фельдшер, явно не зная, что и сказать,- штука невиданная. - Резать в городе? - спросила баба в ужасе - Не дам. Кончилось это тем, что баба увезла своего младенца, не дав притронуться кглазу. Два дня я ломал голову, пожимал плечами, рылся в библиотечке, разглядывалрисунки, на которых были изображены младенцы с вылезающими вместо глазпузырями... Черт. А через два дня младенец был мною забыт. Прошла неделя. - Анна Жухова! - крикнул я. Вошла веселая баба с ребенком на руках. - В чем дело? - спросил я привычно. - Бока закладывает, не продохнуть, - сообщила баба и почему-то насмешливоулыбнулась. Звук ее голоса заставил меня встрепенуться. - Узнали? - спросила баба насмешливо. - Постой... постой... да это что... Постой... это тот самый ребенок? - Тот самый. Помните, господин доктор, вы говорили, что глаза нету и резатьчтобы...








Возможно заинтересуют книги: