Школьная библиотека

"В ванну посажу, - остервенело защищался я, - в ванну. Ипопробую вправить"

"Ущемленная, мой ангел! Какие тут, к черту, ванны!Ущемленная, - демонским голосом пел страх. - Резать надо"

Тут я сдался и чуть не заллакал. И моление тьме за окномпослал: все, что угодно, только не ущемленную грыжу.

А усталость напевала:

"Ложись ты спать, злосчастный эскулап. Выспишься, а утромбудет видно. Успокойся, юный неврастеник. Гляди - тьма заокнами покойна, спят стынущие поля, нет никакой грыжи. А утромбудет видно. Освоишься... спи... Брось атлас... Все равно нипса сейчас не разберешь. Грыжевое кольцо..."

Как он влетел, я даже не сообразил. Помнится, болт надвери загремел, Аксинья что-то пискнула. Да еще за окнамипроскрипела телега.

Он без шапки, в расстегнутом полушубке, со свалявшейсябородкой, с безумными глазами.

Он перекрестился, и повалился на колени, и бухнул лбом впол. Это мне.

"Я пропал", - тоскливо подумал я.

- Что вы, что вы, что вы! - забормотал я и потянул засерый рукав.

Лицо его перекосило, и он, захлебываясь, стал бормотать вответ прыгающие слова: - Господин доктор... господин...единственная, единственн... единственная! - выкрикнул он вдругпо-юношески звонко, так что дрогнул ламповый абажур. - Ах ты,господи... Ах... - Он в тоске заломил руки и опять забухал лбомв половицы, как будто хотел разбить его. - За что? За чтонаказанье?.. Чем прогневали?

- Что? Что случилось?! - выкрикнул я, чувствуя, что у меняхолодеет лицо.

Он вскочил на ноги, метнулся и прошептал так:

- Господин доктор... что хотите... денег дам... денегберите, какие хотите. Какие хотите. Продукты будемдоставлять... только чтоб не померла. Только чтоб не померла.Калекой останется - пущай. Пущай - кричал он в потолок. Хватитпрокормить, хватит.

Бледное лицо Аксиньи висело в черном квадрате двери. Тоскаобвилась вокруг моего сердца.

- Что?.. Что? говорите! - выкрикнул я болезненно.

Он стих и шепотом, как будто по секрету, сказал мне, иглаза его стали бездонны:

- В мялку попала...

- В мялку... в мялку?.. - переспросил я - что это такое?

- Лен, лен мяли... господин доктор... - шепотом обчяснилаАксинья, - мялка-то... лен мнут...

"Вот начало. Вот. О, зачем я приехал!" подумал я.

- Кто?

- Дочка моя, - ответил он шепотом, а потом крикнул: Помогите! - и вновь повалился, и стриженые его в скобку волосыметнулись на его глаза.

Лампа "молния" с покривившимся жестяным абажуром горелажарко, двумя рогами. На операционном столе, на белой,свежепахнущей, клеенке я ее увидел, и грыжа померкла у меня впамяти.

Светлые, чуть рыжеватые волосы свешивались со столасбившимся засохшим колтуном. Коса была гигантская, и конец еекасался пола. Ситцевая юбка была изорвана, и кровь на нейразного цвета - пятно бурое, пятно жирное, алое. Свет "молнии"показался мне желтым и живым, а ее лицо бумажным, белым, носзаострен.

На белом лице у нее, как гипсовая, неподвижная, потухаладействительно редкостная красота. Не всегда, не часто встретишьтакое лицо.

В операционной секунд десять было полное молчание, но зазакрытыми дверями слышно было, как глухо выкрикивал кто-то ибухал, все бухал головой.

"Обезумел, - думал я, - а сиделки, значит, егоотпаивают... Почему такая красавица? Хотя у него правильныечерты лица... Видно, мать была красивая... Он вдовец".

- Он вдовец? - машинально шепнул я.

- Вдовец, - тихо ответа Пелагея Ивановна.

Тут Демьян Лукич резким, как бы злобным движением от краядо верху разорвал юбку и сразу ее обнажил. Я глянул, и то, чтоя увидал, превысило мои ожидания. Левой ноги, собственно, небыло. Начиная от раздробленного колена, лежала кровавая рвань,красные мятые мышцы и остро во все стороны торчали белыераздавленные кости. Правая была переломлена в голени так, чтообе кости концами выскочили наружу, пробив кожу. От этогоступня ее безжизненно, как бы отдельно, лежала, повернувшисьнабок.

- Да, - тихо молвил фельдшер и ничего больше не прибавил.

Тут я вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холоднойруке его не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть