Книга "Заметки юного врача". Страница 50
Люди! Кто-нибудь поможет мне?Патетически я стал восклицать. И если кто-нибудь прочел бы это, подумал фальшь. Но никто не прочтет.???Перед тем как написать Бомгарду, все вспоминал. В особенности всплыл вокзал вМоскве в ноябре, когда я убегал из Москвы. Какой ужасный вечер. Краденый морфийя впрыскивал в уборной... это мучение. В двери ломились, голоса гремят, какжелезные, ругают за то, что я долго занимаю место, и руки прыгают, и прыгаеткрючок, того и гляди, распахнется дверь...С тех пор и фурункулы у меня.Плакал ночью, вспомнив это.12-го ночью.И опять плак. К чему эта слабость и мерзость ночью?1918 года 13 февраля на рассвете в Гореловке.Могу себя поздравить: я без укола уже четырнадцать часов! 14! Это немыслимаяцифра. Светает мутно и беловато. Сейчас я буду совсем здоров?По зрелому размышлению. Бомгард не нужен мне и не нужен никто. Позорно было быхоть минуту длить свою жизнь. Такую - нет, нельзя. Лекарство у меня под рукой.Как я раньше не догадался?Ну-с, приступаем. Я никому ничего не должен. Погубил я только себя. И Анну. Чтоже я могу сделать?Время залечит, как пела Амнер. С ней, конечнвC просто и легко.Тетрадь Бомгарду. Все...
На рассвете 14-го февраля 1916 года в далеком маленькомгородке я прочитал эти записки Сергея Полякова. И здесь ониполностью, без всяких каких бы то ни было изменеиий. Я непсихиатр, с уверенностью не могу сказать, поучительны ли, нужныли? По-моему, нужны.
Теперь, когда прошло десять лет, - жалость и страх,вытванные записями, ушли. Это естественно, но, перечитав этизаписки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память онем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть,они нужны? Беру на себя смелость решить это утвердительно. АннаК. умерла в 1922 г. от сыпного тифа, на том же участке, гдеработала. Амнерис - первая жена Полякова - за границей. И невернется.
Могу ли я печатать записки, подаренные мне?
Могу. Печатаю. Доктор Бомгард.
Крещение поворотомПобежали дни в Н-ской больнице, и я стал понемногу привыкать к новой жизни.В деревнях по-прежнему мяли лен, дороги оставались непроезжими, и на приемах уменя бывало не больше пяти человек. Вечера были совершенно свободны, и япосвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одинокимчаепитиям у тихо поющего самовара.Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлесталапод окном вода, стекая по желобу в кадку. На дворе была слякоть, туман, чернаямгла, в которой тусклыми, расплывчатыми пятнами светились окна фельдшерскогодомика и керосиновый фонарь у ворот.В один из таких вечеров я сидел у себя в кабинете над атласом потопографической анатомии. Кругом была полная тишина, и только изредка грызнямышей в столовой за буфетом нарушала ее.Я читал до тех пор, пока не начали слипаться отяжелевшие веки. Наконец зевнул,отложил в сторону атлас и решил ложиться. Потягиваясь и предвкушая мирный сонпод шум и стук дождя, перешел в спальню, разделся и лег.Не успел я коснуться подушки, как передо мной в сонной мгле всплыло лицо АнныПрохоровой, семнадцати лет, из деревни Торопово. Анне Прохоровой нужно былорвать зуб. Проплыл бесшумно фельдшер Демьян Лукич с блестящими щипцами в руках.Я вспомнил, как он говорит "таковой" вместо "такой" - из любви к высокомустилю, усмехнулся и заснул.Однако не позже чем через полчаса я вдруг проснулся, словно кто-то дернул меня,сел и, испуганно всмотревшись в темноту, стал прислушиваться.Кто-то настойчиво и громко барабанил в наружную дверь, и удары эти показалисьмне сразу зловещими.В квартиру стучали.Стук замолк, загремел засов, послыщался голос кухарки, чей-то неясный голос вответ, затем кто-то, скрипя, поднялся по лестнице, тихонько прошел кабинет ипостучался в спальню.- Кто там?- Это я, - ответил мне почтительный шепот, - я, Аксинья, сиделка.- В чем дело? - Анна Николаевна прислала за вами, велят вам, чтоб вы в больницушли поскорей.- А что случилось? - спросил я и почувствовал, как явственно екнуло сердце.- Да женщину там привезли из Дульцева. Роды у ей неблагополучные ."Вот оно. Началось! - мелькнуло у меня в голове, и я никак не мог попастьногами в туфли. - А, черт! Спички не загораются. Что ж, рано или поздно этодолжно было случиться. Не всю же жизнь одни ларингиты да катары желудка".
