Книга "Заметки юного врача". Страница 53

которого врач никуда не годится, осторожно, но настойчивонизвесть одну ножку и за нее извлечь младенца.

Я должен быть спокоен и осторожен и в то же времябезгранично решителен, нетруслив.

- Давайте, - приказал я фельдшеру и начал смазывать пальцыйодом.

Пелагея Ивановна тотчас же сложила руки роженицы, афельдшер закрыл маской ее измученное лицо. Из темно-желтойсклянки медленно начал капать хлороформ. Сладкий и тошныйзапах начал наполнять комнату. Лица у фельдшера и акушерокстали строгими, как будто вдохновенными...- Га-а! А!! - вдруг выкрикнула женщина. Несколько секунд она судорожно рвалась,стараясь сбросить маску.- Держите !

Пелагея Ивановна схватила ее за руки, уложила и прижала кгруди. Еще несколько раз выкрикнула женщина, отворачивая отмаски лицо. Но реже... реже... глухо жала к груди. Ещенесколько раз выкрикнула женщина, отворачивая от маски лицо.Но реже... реже... глухо забормотала:

- Га-а... пусти! а!..


Потом все слабее, слабее. В белой комнате наступилатишина. Прозрачные капли все падали и падали на белую марBю.- Пелагея Ивановна, пульс?- Хорош.Пелагея Ивановна приподняла руку женщины и выпустила> та безжизненно, какплеть, шлепнулась о простыни.Фельдшер, сдвинув маску, посмотрел зрачок.- Спит...............................................................................................................................

Лужа крови. Мои руки по локоть в крови. Кровяные пятна напростынях. Красные сгустки и комки марли. А Пелагея Ивановнауже встряхивает младенца и похлопывает его. Аксинья гремитведрами, наливая в тазы воду. Младенца погружают то в холодную,то в горячую воду. Он молчит, и голова его безжизненно, словнона ниточке, болтается из стороны в сторону. Но вот вдруг не тоскрип, не то вздох, а за ним слабый, хриплый первый крик.- Жив... жив - бормочет Пелагея Ивановна и укладывает младенца на подушку.И мать жива. Ничего страшного, по счастью, не случилось. Вот я сам ощупываюпульс. Да, он ровный и четкий, и фельдшер тихонько трясет женщину за плечо иговорит:- Ну, тетя, тетя, просыпайся.Отбрасывают в сторону окровавленные простыни и торопливо закрывают мать чистой,и фельдшер с Аксиньей уносят ее в палату. Спеленатый младенец уезжает наподушке. Сморщенное коричневое личико глядит из белого ободка, и не прерываетсятоненький, плаксивый писк.Вода бежит из кранов умывальников. Анна Николаевна жадно затягиваетсяпапироской, щурится от дыма, кашляет.- А вы, доктор, хорошо сделали поворот, уверенно так.Я усердно тру щеткой руки, искоса взглядываю на нее: не смеется ли? Но на лицеу нее искреннее выражение горделивого удовольствия. Сердце мое полно радости. Ягляжу на кровавый и белый беспорядок кругом, на красную воду в тазу и чувствуюсебя победителем. Но в глубине где-то шевелится червяк сомнения.- Посмотрим еще, что будет дальше, - говорю я.Анна Николаевна удивленно вскидывает на меня глаза.- Что же может быть? Все благополучно.Я неопределенно бормочу что-то в ответ. Мне, собственно говоря, хочется сказатьвот что: все ли там цело у матери, не повредил ли я ей во время операции...Это-то смутно терзает мое сердце. Но мои знания в акушерстве так неясны, таккнижно отрывочны! Разрыв? А в чем он должен выразиться? И когда он даст знать осебе - сейчас же или, быть может, позже?.. Нет, уж лучше не заговаривать на этутему.- Ну мало ли что, - говорю я, - не исключена возможность заражения, - повторяюя первую попавшуюся фразу из какого-то учебника.- Ах, э-это! - спокойно тянет Анна Николаевна - ну, даст бог, ничего не будет.Да и откуда? Все стерильно, чисто.Было начало второго, когда я вернулся к себе. На столе в кабинете в пятне светаот лампы мирно лежал раскрытый на странице "Опасности поворота" Додерляйн. Счас еще, глотая простывший чай, я сидел над ним, перелистывая страницы. И тутпроизошла интересная вещь: все прежние темные места сделались совершеннопонятными, словно налились светом, и здесь, при свете лампы, ночью, в глуши, японял, что значит настоящее знание."Большой опыт можно приобрести в деревне, - думал я, засыпая, - но только нужночитать, читать, побольше... читать..."


Пропавший глаз

Итак, прошел год. Ровно год, как я подъехал к этому самомудому. И так же, как сейчас, за окнами висела пелена дождя, итак же тоскливо никли желтые последние листья на березах. Ничтоне изменилось, казалось бы, вокруг. Но я сам сильно изменился.Буду же в полном одиночестве праздновать вечер воспоминаний...

И по скрипящему полу я прошел в свою спальню и поглядел взеркало. Да, разница велика. Год назад в зеркале, вынутом изчемодана, отразилось бритое лицо. Косой пробор украшал тогдадвадцатитрехлетнюю голову. Ныне пробор исчез. Волосы были






Возможно заинтересуют книги: