Школьная библиотека

удавлюсь я, если она помрет.

- Встань сию же минуточку, - ответил я, - а то я с тобой иразговаривать не стану.

Мать быстро встала, прошелестев широкой юбкой, приняладевчонку у бабки и стала качать. Бабка начала молиться накосяк, а девочка все дышала со змеиным свистом. Фельдшерсказал:

- Так они все делают. На-род - Усы у него при этомскривились набок.

- Что ж, значит, помрет она? - глядя на меня, как мнепоказалось, с черной яростью, спросила мать.

- Помрет, - негромко и твердо сказал я.

Бабка тотчас завернула подол и стала им вытирать глаза.Мать же крикнула мне нехорошим голосом:

- Дай ей, помоги! Капель дай!

Я ясно видел, что меня ждет, и был тверд.

- Каких же я ей капель дам? Посоветуй. Девочка задыхается,горло ей уже забило. Ты пять дней морила девчонку в пятнадцативерстах от меня. А теперь что прикажешь делать?

- Тебе лучше знать, батюшка, - заныла у меня на левомплече бабка искусственным голосом, и я ее сразу возненавидел.

- Замолчи! - сказал ей. И, обратившись к фельдшеру,приказал взять девочку Мать подала акушерке девочку, котораястала биться и хотела, видимо, кричать, но у нее не выход ужеголос. Мать хотела ее защитить, но мы ее отстранили, и мнеудалось заглянуть при свете лампы-"молнии" девочке в горло. Яникогда до тех пор не видел дифтерита, кроме легких и быстрозабывшихся случаев. В горле было что-то клокочущее, белое,рваное. Девочка вдруг выдохнула и плюнула мне в лицо, но япочему-то не испугался за глаза, занятый своей мыслью.

- Вот что, - сказал я, удивляясь собственному спокойствию,- дело такое. Поздно. Девочка умирает. И ничто ей не поможет,кроме одного - операции. И сам ужаснулся, зачем сказ, но несказать не мог. "А если они согласятся?" - мелькнула у менямысль.

- Как это? - спросила мать.

- Нужно будет горло разрезать пониже и серебряную трубкувставить, дать девочке возможность дышать, тогда, может быть,спасем ее, - обчяснил я.

Мать посмотрела на меня, как на безумного, и девочку отменя заслонила руками, а бабка снова забубнила:

- Что ты! Не давай резать! Что ты? Горло-то?!

- Уйди, бабка! - с ненавистью сказал я ей. - Камфарувпрысните, - сказал я фельдшеру.

Мать не давала девочку, когда увидела шприц, но мы ейобъяснили, что это не страшно.

- Может, это ей поможет? - спросила мать.

- Нисколько не поможет.

Тогда мать зарыдала.

- Перестань, - промолвил я. - Вынул часы и добавил: пятьминут даю думать. Если не согласитесь, после пяти минут сам ужене возьмусь делать.

- Не согласна! - резко сказала мать.

- Нет нашего согласия! - добавила бабка.

- Ну, как хотите, - глухо добавил я и подумал: "Ну, вот ивсе! Мне легче. Я сказал, предложил, вон у акушерок изумленныеглаза. Они отказались, и я спасен". И только что подумал, какдругой кто-то за меня чужим голосом вымолвил:

- Что вы, с ума сошли? Как это так не согласны? Губитедевочку. Соглашайтесь. Как вам не жаль?

- Нет! - снова крикнула мать.

Внутри себя я думал так: "Что я делаю? Ведь я же зарежудевочку". А говорил иное:

- Ну, скорей, скорей соглашайтесь! Соглашайтесь! Ведь унее уже ногти синеют.

- Нет! Нет!

- Ну, что же, уведите их в палату, пусть там сидят.

Их увели через полутемный коридор. Я слышал плач женщин исвист девочки. Фельдшер тотчас же вернулся и сказал:

- Соглашаются!

Внутри у меня все окаменело, но выговорил я ясно: Стерилизуйте немедленно нож, ножницы, крючки, зонд!

Через минуту я перебежал двор, где, как бес, летала ишаркала метель, прибежал к себе и, считал минуты, ухватился закнигу, перелистал ее, нашел рисунок, изображающий трахеотомию.На нем все было ясно и просто: горло раскрыто, нож вонзен вдыхательное горло. Я стал читать текст, но ничего не понимал,слова как-то прыгали в глазах. Я никогда не видел, как делаюттрахеотомиию. "Э, теперь уж поздно", - подумал я, взглянул стоской на синий цвет, на яркий рисунок, почувствовал, чтосвалилось на меня трудное, страшное дело, и вернулся, незаметив вьюги, в больницу.

В приемной тень с круглыми юбками прилипла ко мне, и голосзаныл:

- Батюшка, как же так, горло девчонке резать? Да разве жеэто мыслимо? Она, глупая баба, согласилась. А моего согласиянету, нету. Каплями согласна лечить, а горло резать не дам.

- Бабку эту вон! - закричал я и в запальчивости добавил: Ты сама глупая баба! Сама! А та именно умная! И вообще никтотебя не спрашивает! Вон ее!

Акушерка цепко обняла бабку и вытолкнула ее из палаты .

- Готово! - вдруг сказал фельдшер.

Мы вошли в малую операционную, и я, как сквозь завесу,увидал блестящие инструменты, ослепительную лампу, клеенку... Впоследний раз я вышел к матери, из рук которой девочку елевырвали. Я услыхал лишь хриплый голос, который говорил: "Мужанет. Он в городу. Придет, узнает, что я наделала, - убьетменя!"

- Убьет, - повторила бабка, глядя на меня в ужасе.

- В операционную их не пускать! - приказал я.

Мы остались одни в операционной. Персонал, я и Лидка девочка. Она, голенькая, сидела на столе и беззвучно плакала.Ее повалили на стол, прижали, горло ее вымыли, смазали иодом, ия взял нож> при этом подумал "Что я делаю?" Было очень тихо воперационной. Я взял нож и провел вертикальную черту по пухломубелому горлу. Не выступило ни одной капли крови. Я второй раз