Школьная библиотека

Выражается он торжественно, но очень метко. Именно египетская.- Прошу еще по рюмочке, - прнгласил я. (Ах, не осуждайте! Ведь врач, фельдшер,две акушерки, ведь мы тоже люди! Мы не видим целыми месяцами никого, кромесотен больных. Мы работаем, мы погребены в снегу. Неужели же нельзя нам выпитьпо две рюмки разведенного спирту по рецепту и закусить уездными шпротами в деньрождения врача?)- За ваше здоровье, доктор! - прочувственно сказал Демьян Лукич.- Желаем вам привыкнуть у нас! - сказала Анна Николаевна и, чокаясь, поправилапарадное свое платье с разводами.Вторая акушерка Пелагея Ивановна чокнулась, хлебнула, сейчас же присела накорточки и кочергой пошевелила в печке. Жаркий блеск метнулся по нашим лицам, вгруди теплело от водки.- Я решительно не постигаю, - заговорил я возбужденно и глядя на тучу искр,взметнувшихся под кочергой, - что эта баба сделала с белладонной. Ведь это жекошмар!Улыбки заиграли на лицах фельдшера и акушерок.Дело было вот в чем. Сегодня на утреннем приеме в кабинет ко мне протиснуласьрумяная бабочка лет тридцати. Она поклонилась акушерскому крес3, стоящему замоей алиной, затем из-за пазухи достала широкогорлый флакон и запела льстиво:- Спасибо вам, гражданин доктор, за капли. Уж так помогли, так помогли!..Пожалуйте еще баночку.Я взял у нее из рук флакон, глянул на этикетку, и в глазал у меня позеленело.На этикетке было написало размашистым почерком Демьяна Лукича. "Тинцт.Белладонн..." и т.д. "16 декабря 1917 года".Другими словами, вчера я выписал бабочке порядочную порцию белладонны, асегодня, в день моего рождения, 17 декабря, бабочка приехала с сухим флаконом ис просьбой повторить.- Ты... ты... все приняла вчера? - спросил я диким голосом.- Все, батюшка милый, все, - пела бабочка сдобным голосом, - дай вам богздоровья за эти капли... полбаночки как приехала, а полбаночки - как спатьложиться. Как рукой сняло...Я прислонился к акушерскому креслу.- Я тебе по скольку капель говорил? - задушенным голосом заговорил я. - Я тебепо пять капель... Что же ты голосом заговорил я - я те6е по пять капель... чтоже ты делаешь, бабочка? ты ж... я ж...- Ей-богу, приняла! - гаворила баба, думая, что я не доверяю ей, будто оналечилась моей белладонной.Я охватил руками румяные щеки и стал всматриваться в зрачки. Но зрачки были какзрачки. Довольно красивые, совершенно нормальные. Пульс у бабы был тожепрелестный. Вообще никаких признаков отравления белладонной у бабы незамечалось.- Этого не может быть!.. - заговорил я и завопил: Демьян Лукич!Демьян Лукич в белом халате вынырнул из аптечного коридора.- Полюбуйтесь, Демьян Лукич, что эта красавица сделала! Я ничего не понимаю...Баба испуганно вертела головой, поняв, что в чем-то она провинилась .Демьян Лукич завладел флаконом, понюхал его, повертел в руках и строго молвил:- Ты, милая, врешь. Ты лекарство не принимала!- Ей-бо... - начала баба.- Бабочка, ты нам очков не втирай, - сурово, искривив рот, говорил ДемьянЛукич, - мы все досконально понимаем. Сознавайся, кого лечила этими каплями?Баба возвела свои нормальные зрачки на чисто выбеленный потолок иперекрестилась.- Вот чтоб мне...- Брось, брось... - бубнил Демьян Лукич и обратился ко мне: - Они, доктор, ведькак делают. Счездит такая артистка в больницу, выпишут ей лекарство, а онаприедет в деревню и всех баб угостит...- Что вы, гражданин фершал...- Брось! - отрез фельдшер - я у вас восьмой год. Знаю. Конечно, раскапала весьфлакончик по всем дворам, продолжал он мне.- Еще этих капелек дайте, - умильно попросила баба.

- Ну, нет, бабочка, - ответил я и вытер пот со лба, этимикаплями больше тебе лечиться не придется. Живот полегчал?- Прямо-таки, ну, рукой сняло!..- Ну, вот и превосходно. Я тебе других выпишу, тоже очень хорошие.И я выписал бабочке валерьянки, и она, разочарованная, уехала .Вот об этом случае мы и толкови у меня в докторской квартире в день моегорождения, когда за окнами висела тяжким занавесом метельная египетская тьма.- Это что, - говорил Демьян Лукич, деликатно прожевывая рыбку в масле, - эточто. Мы-то привыкли уже здесь. А вам, дорогой доктор, после университета, послестолицы, весьма и весьма придется привыкать. Глушь!- Ах, какая глушь! - как эхо, отозвалась Анна Николаевна.Метель загудела где-то в дымоходах, прошелестела за стеной. Багровый отсвет легна темный железный лист у печки. Благословение огню, согревающему медперсонал вглуши!- Про вашего предшественника Леопольда Леопольдовича изволили слышать? заговорил фельдшер и, деликатно угостив папироской Анну Николаевну, закурилсам.- Замечательный доктор был! - восторженно молвила Пелагея Ивановна, блестящимиглазами всматриваясь в благостный огонь. Праздничный гребень с фальшивымикамушками вспыхивал и погасал у нее в черных волосах.- Да, личность выдающаяся, - подтвердил фельдшер. Крестьяне его прямо обожали.Подход знал к ним. На операцию ложиться к Липонтию - пожалуйста! Они его вместоЛеопольд Леопольдович Липонтий Липонтьевичем звали. Верили ему. Ну, иразговаривать с ними умел. Нуте-с, приезжает к нему как-то приятель его, ФедорКосой из Дульцева, на прием. Так и так, говорит, Липонтий Липонтьич, заложиломне грудь, ну, не продохнуть. И, кроме того, как будто в глотке царапает...- Ларингит, - машинально молвил я, привыкнув уже за месяц бешеной гонки кдеревенским молниеносным диагнозам.- Совершенно верно. "Ну, - говорит Липонтий, - я тебе дам средство. Будешь тыздоров через два дня. Вот тебе французские горчишники. Один налепишь на спинумежду крыл, другой - на грудь. Подершь десять минут, сымешь. Марш! Действуй!"Забрал тот горчишники и уехал. Через два дня появляется на приеме."В чем дело?" - спрашивает Липонтий.А Косой ему:"Да что ж, говорит, Липонтий Липонтьич, не помогают ваши горчишники ничего"."Врешь! - отвечает Липонтий. - Не могут французские горчишники не помочь! Тыих, наверное, не ставил?""Как же, говорит, не ставил? И сейчас стоит..." и при этом поворачиваетсяспиной, а у него горчишник на тулупе налеплен!..Я расхохотался, а Пелагея Ивановна захихикала и ожесточенно застучала кочергой