Школьная библиотека

(здесь страница вырвана.)...вал эту страницу, чтоб никто не прочитал позорного описания того, какчеловек с дипломом бежал воровски и трусливо и крал свой собственный костюм.Да что костюм!Рубашку я захватил больничную. Не до того было. На другой день, сделав укол,ожвл и вернулся к доктору Н. Он встретил меня жалостливо, но сквозь эту жалостьсквозило все-таки презрение. И это напрасно. Ведь он - психиатр и долженпонимать, что я не всегда владею собой. Я болен. Что ж презирать меня? Я вернулбольничную рубашку.Он сказал:- Спасибо, - и добавил: - что же вы теперь думаете делать?Я сказал бойко (я был в этот момент в состоянии эйфории):- Я решил вернуться к себе в глушь, тем более, что отпуск мой истек. Я оченьблагодарен вам за помощь, я чувствую себя значительно лучше. Буду продолжатьлечиться у себя.Ответил он так:- Вы ничуть не чувствуете себя лучше. Мне, право, смешно, что вы говорите этомне. Ведь одного взгляда на ваши зрачки достаточно. Ну, кому вы говорите?..- Я, профессор, не могу сразу отвыкнуть... в особенности теперь, когдапроисходят все эти события... меня совершенно издергала 2рельба...- Она кончилась. Вот новая власть. Ложитесь опять.Тут я вспомнил все... холодные коридоры... пустые, масляной краской выкрашенныестены... и я ползу, как собака с перебитой ногой... чего-то жду... Чего?Горячей ванны?.. Укольчика в 0,005 морфия. Дозы, от которой, правда, неумирают... но только... а вся тоска остается, лежит бременем, как и лежала...пустые ночи, рубашку, которую я изорвал на себе, умоляя, чтобы менявыпустили?..Нет. Нет. Изобрели морфий, вытянули его из высохших щелкающих головокбожественного растения, ну так найдите же способ и лечить без мучений! Я упрямопокачал головой. Тут он приподнялся. И я вдруг испуганно бросился к двери. Мнепоказалось, что он хочет запереть за мной дверь и силою удержать меня влечебнице...Профессор побагровел.- Я не тюремный надзиратель, - не без раздражения молвил он, - и у меня неБутырки. Сидите спокойно. Вы хвастались, что вы совершенно нормальны, двенедели назад. А между тем... - он выразительно повторил мой жест испуга, я васне держу-с.- Профессор, верните мне мою расписку. Умоляю вас, и даже голос мой жалостливодрогнул.- Пожалуйста.Он щелкнул ключом в столе и отдал мне мою расписку (о том, что я обязуюсьпройти весь двухмесячный курс лечения и что меня могут задержать в лечебнице ит.д., словом, обычного типа.)Дрожащей рукой я принял записку и спрятал, пролепетав:- Благодарю вас.Затем встал, чтобы уходить. И пошел.- Доктор Поляков! - раздалось мне вслед. Я обернулся, держась за ручку двери Вот что, - заговорил он, одумайтесь. Поймите, что вы все равно попадете впсихиатрическую лечебницу, ну, немножко попозже... и притом попадете в гораздоболее плохом состоянии. Я с вами считался все-таки как с врачом. А тогда выпридете уже в состоянии полного душевного развала. Вам, голубчик, в сущности, ипрактиковать нельзя и, пожалуй, преступно не предупредить ваше место службы.Я вздрогнул и ясно почувствовал, что краска сошла у меня с лица (хотя и так ееочень немного у меня).- Я, - сказал я глухо, - умоляю вас, профессор, ничего никому не говорить...Что ж, меня удалят со службы... Ославят больным... За что вы хотите мне этосделать?- Идите, - досадливо крикнул он, - идите. Ничего не буду говорить. Все равновас вернут...Я ушел и, клянусь, всю дорогу дергался от боли и стыда... почему?..???Очень просто. Ах, мой друг, мой верный дневник. Ты-то ведь не выдашь меня? Делоне в костюме, а в том, что я в лечебшице украл морфий. 3 кубика в кристаллах и10 грамм однопроцентного раствора.Меня интересует не только это, а еще вот что. Ключ в шкафу торчал. Ну, а еслибы его не было? Взломал бы я шкаф или нет? А? по совести?Взломал бы.Итак, доктор Поляков - вор. Страницу я успею вырвать.Ну, насчет практики он все-таки пересолил. Да, я дегенерат. Совершенно верно. Уменя начался распад моральной личности. Но работать я могу, я никому из моихпациентов не могу причинить зла или вреда.???Да, почему украл? Очень просто. Я решил, что во время боев и всей кутерьмы,связанной с переворотом, я нигде не достану морфия. Но когда утихло, я досталеще в одной аптеке на окраине - 15 грамм однопроцентного раствора вещь для менябесполезная и нудная (9 шприцов придется впрыскивать!). И унижаться ещепришлось. Фармацевт потребовал печать, смотрел на меня хмуро и подозрительно.Но зато на другой день я, придя в норму, получил без всякой задержки в другойаптеке 20 граммов в кристаллах - написал рецепт для больницы (попутно, конечно,выписал кофеин и аспирин). Да в конце концов, почему я должен прятаться,бояться? В самом деле, точно на лбу у меня написано, что я - морфинист? Комукакое дело, в конце концов????Да и велик ли распад? Привожу в свидетели эти записи. Они отрывочны, но ведь яже не писатель! Разве в них какиебудь безумные мысли? По-моему, я рассуждаюсовершенно здраво.???У морфиниста есть одно счастье, которое у него никто не может отнять, способность проводить жизнь в полном одиночестве. А одиночество - это важные,значительные мысли, это созерцание, спокойствие, мудрость...Ночь течет, черна и молчалива. Где-то оголенный лес, за ним речка, холод,осень. Далеко, далеко взчерошенная буйная Москва. Мне ни до чего нет дела, мненичего не нужно, и меня никуда не тянет.Гори, огонь, в моей лампе, гори тихо, я хочу отдыхать после московскихприключений, я хочу их забыть.И забыл.Забыл.18-го ноября.Заморозки. Подсохло. Я вышел пройтись к речке по тропинке, потому что я почтиникогда не дышу воздухом.Распад личности - распадом, но все же я делаю попытки воздерживаться от него.Например, сегодня утром я не делал впрыскивания. (Теперь я делаю впрыскиваниятри раза в день по 3 шприца четырехпроцентного растора). Неудобно. Мне жальАнны. Каждый новый процент убивает ее. Мне жаль. Ах, какой человек!