Книга "Заметки юного врача". Страница 89
На предплечьях непрекращающиеся нарывы, то же на бедрах. Я не умею стерильноготовить растворы, кроме того, раза три я впрыскивал некипяченым шприцем, оченьспешил перед поездкой.Это недопустимо.18-го января.Была такая галлюцинация: жду в черных окнах появления каких-то бледных людей.Это невыносимо. Одна штора только. Взял в больнице марлю и завесил. Предлогапридумать не мог.Ах, черт возьми! Да почему, в конце концов, каждому своему действию я долженпридумывать предлог? Ведь действительно это мучение, а не жизнь!???Гладко ли я выражаю свои мысли? По-моему, гладко.Жизнь? Смешно!19-го января.Сегодня во время антракта на приеме, когда мы отдыхали и курили в аптеке,фельдшер, крутя порошки, рассказывал (почему-то со смехом), как однафельдшернца, болея морфинизмом и не имея возможностн достать морфий, принималапо полрюмки опийной настойки. Я не знал, куда девать глаза во время этогомучительного рассказа. что тут смешного? Мне он ненавистен. Что смешного вэтом? Что?Я ушел из аптеки воровской походкой."Что вы видите смешного в этой болезни?"Но удержался, удерж...В моем положении не следует быть особенно заносчивым с людьми.Ах, фельдшер. Он так же жесток, как эти психиатры, не умеющие ничем, ничем,ничем помочь больному.Ничем.???Предылущие строки написаны во время воздержания, и в них много несправедливого.???Сейчас лунная ночь. Я лежу после припадка рвоты, слабый. Руки не могу поднятьвысоко и черчу карандашом свои мысли. Они чисты и горды. Я счастлив нанесколько часов. Впереди у меня сон. Надо мною луна и на ней венец. Ничто нестрашно после уколов.???1 февраля.Анна приехала. Она желта, больна.Доконал я ее. Доконал. Да, на моей совести большой грех.Дал ей клятву, что уезжаю в середине февраля.???Исполню ли ее????Да. Исполню.Е. т. буду жив.3 февраля.Итак: горка. Ледяная и бесконечная, как та, с которой в детстве сказочного Каяуносили сани. Последний мой полет по этой горке, и я знаю, что ждет меня внизу.Ах, Анна, большое горе будет вскоре, если ты любила меня...11 февраля.Я решил так. Обращусь к Бомгарду. Почему именно к нему? Потому что он непсихиатр, потому что молод и товарищ по университету. Он здоров, силен, номягок, если я прав. Помню его. Быть может, он над... я в нем найдуучастливость. Он что-нибудь придумает. Пусть отвезет меня в Москву. Я не могу кнему ехать. Отпуск я получил уже. Лежу. В больницу не хожу.На фельдшера я наклеветал. Ну, смеялся... Неважно. Он приходил навещать меня.Предлагал выслушать.Я не позволил. Опять предлоги для отказа? Не хочу выдумывать предлога.Записка Бомгарду отправлена.???Люди! Кто-нибудь поможет мне?Патетически я стал восклицать. И если кто-нибудь прочел бы это, подумал фальшь. Но никто не прочтет.???Перед тем как написать Бомгарду, все вспоминал. В особенности всплыл вокзал вМоскве в ноябре, когда я убегал из Москвы. Какой ужасный вечер. Краденый морфийя впрыскивал в уборной... это мучение. В двери ломились, голоса гремят, какжелезные, ругают за то, что я долго занимаю место, и руки прыгают, и прыгаеткрючок, того и гляди, распахнется дверь...С тех пор и фурункулы у меня.Плакал ночью, вспомнив это.12-го ночью.И опять плак. К чему эта слабость и мерзость ночью?1918 года 13 февраля на рассвете в Гореловке.Могу себя поздравить: я без укола уже четырнадцать часов! 14! Это немыслимаяцифра. Светает мутно и беловато. Сейчас я буду совсем здоров?По зрелому размышлению. Бомгард не нужен мне и не нужен никто. Позорно было быхоть минуту длить свою жизнь. Такую - нет, нельзя. Лекарство у меня под рукой.Как я раньше не догадался?Ну-с, приступаем. Я никому ничего не должен. Погубил я только себя. И Анну. Чтоже я могу сделать?Время залечит, как пела Амнер. С ней, конечно, просто и легко.Тетрадь Бомгарду. Все...В
На рассвете 14-го февраля 1916 года в далеком маленькомгородке я прочитал эти записки Сергея Полякова. И здесь ониполностью, без всяких каких бы то ни было изменеиий. Я о5психиатр, с уверенностью не могу сказать, поучительны ли, нужныли? По-моему, нужны.
Теперь, когда прошло десять лет, - жалость и страх,вытванные записями, ушли. Это естественно, но, перечитав этизаписки теперь, когда тело Полякова давно истлело, а память онем совершенно исчезла, я сохранил к ним интерес. Может быть,они нужны? Беру на себя смелость решить это утвердительно. АннаК. умерла в 1922 г. от сыпного тифа, на том же участке, гдеработала. Амнерис - первая жена Полякова - за границей. И не
