Школьная библиотека

Они предупреждены, что я уезжаю в феврале в отпуск в Москву лечиться. Делоидет гладко. В работе никаких сбоев. Избегаю оперировать в те дни, когда уменя начинается неудержимая рвота с икотой. Поэтому пришлось приписать икатар желудка. Ах, слишком много болезней у одного человека! Персонал здешний жалостлив и сам гонит меня в отпуск. Внешний вид: худ, бледен восковой бледностью. Брал ванну и при этом взвесился на больничных весах. В прошлом году явесил 4 пуда, теперь 3 пуда 15 фунтов. Испугался, взглянув на стрелку,потом это прошло. На предплечьях непрекращающиеся нарывы, то же на бедрах.....

ручку чемодана и наконец плюнул на мокрую траву. Пальцы мои ничего не моглихватать, и опять мне, начиненному всякими знаниями из интересныхмедицинских книжек, вспомнилась болезнь - паралич. Парализис, - отчаянномысленно и черт знает зачем сказал я себе. - П...по вашим дорогам, - заговорил я деревянными, синенькими губами, нужно п...привыкнуть ездить. И при этом злобно почему-то уставился на возницу, хотя он, собственно, и небыл виноват в такой дороге. - Эх... товарищ доктор, - отозвался возница, тоже еле шевеля губами подсветлыми усишками, - пятнадцать годов езжу, а все привыкнуть не могу.....

При чем тут сода? Я и ипекакуанку выпишу - инфузум... на 180. Или надвести. Позвольте. И тут же, хотя никто не требовал от меня в одиночестве у лампыипекакуанки, я малодушно перелистал рецептурный справочник, проверилипекакуанку, а попутно прочитал машинально и о том, что существует на светекакой-то инсипин. Он не кто иной, как сульфат эфира хининдигликолевойкислоты... Оказывается, вкуса хинина не имеет! Но зачем он? И как еговыписать? Он что - порошок? Черт его возьми! Инсипин инсипином, а как же все-таки с грыжей будет? - упорно приставалстрах в вале голоса.....

зашивать кожу... но остановился, осененный, сообразил... оставил сток...вложил марлевый тампон... Пот застилал мне глаза, и мне казалось, будто я вбане... Отдулся. Тяжело посмотрел на культю, на восковое лицо. Спросил: - Жива? - Жива... - как беззвучное эхо, отозвались сразу и фельдшер и АннаНиколаевна. - Еще минуточку проживет, - одними губами, без звука в ухо сказал мнефельдшер. Потом запнулся и деликатно посоветовал: - Вторую ногу, может, ине трогать, доктор. Марлей, знаете ли, замотаем... а то не дотянет допалаты... А? Все лучше, если не в операционной скончается.....

вспомнилась книга в желтом переплете с надписью Сахалин. Там былифотографии разных мужчин. Убийство, взлом, окровавленный топор, - подумал я, - десять лет... Какаявсе-таки оригинальная жизнь у меня на необитаемом острове. Нужно идтидобриться... Я, вдыхая апрельский дух, приносимый с черных полей, слушал воронийгрохот с верхушек берез, щурился от первого солнца, шел через двордобриваться. Это было около трех часов дня. А добрился я в девять вечера.Никогда, сколько я заметил, такие неожиданности в Мурьеве, вроде родов вкустах, не приходят в одиночку.....

- Ты, дружок, - жалким голосом сказал я, - ты вот чего... ты заезжайзавтра или послезавтра показаться мне. Мне... видишь ли... нужно будетпосмотреть... У тебя рядом еще зуб подозрительный... Хорошо? - Благодарим покорнейше, - ответил солдат хмуро и удалился, держась защеку, а я бросился в приемную и сидел там некоторое время, охватив головуруками и качаясь, как от зубной у самого боли. Раз пять я вытаскивал изкармана твердый окровавленный ком и опять прятал его. Неделю жил я как в тумане, исхудал и захирел. У солдата будет гангрена, заражение крови.....

Я ошалел. Баба победоносно смотрела, в глазах ее играл смех. На руках молчаливо сидел младенец и глядел на свет карими глазами. Никакогожелтого пузыря не было в помине. Это что-то колдовское... - расслабленно подумал я. Потом, несколько придя в себя, осторожно оттянул веко. Младенец хныкал,пытался вертеть головой, но все же я увидал... малюсенький шрамик наслизистой... А-а... - Мы как выехали от вас тады... Он и лопнул... - Не надо, баба, не рассказывай, - сконфуженно сказал я, - я уже понял... - А вы говорите, глаза нету... Ишь, вырос. - И баба издевательскихихикнула.....

- Воля ваша, это - анекдот, - сказал я, - не может быть! - Анек-дот?! Анекдот? - вперебой воскликнули акушерки. - Нет-с! - ожесточенно воскликнул фельдшер. - У нас, знаете ли, вся жизньиз подобных анекдотов состоит...У нас тут такие вещи... - А сахар?! - воскликнула Анна Николаевна - Расскажите про сахар, ПелагеяИванна! Пелагея Иванна прикрыла заслонку и заговорила, потупившись: - Приезжаю я в то же Дульцево к роженице... - Это Дульцево - знаменитое место, - не удержался фельдшер и добавил: Виноват! Продолжайте, коллега! - Ну, понятное дело, исследую, - продолжала коллега Пелагея Иванна, чувствую под пальцами в родовом канале что-то непонятное.....

виновата! Кто же мог ожидать? Вы же сами черкнули - интеллигентный... - В чем дело? Пелагея Ивановна всплеснула руками и молвила: - Вообразите, доктор! Он вседесять порошков хинину съел сразу! В полночь. Был мутноватый зимний рассвет. Демьян Лукич убирал желудочный зонд. Пахлокамфарным маслом. Таз на полу был полон буроватой жидкостью. Мельник лежалистощенный, побледневший, до подбородка укрытый белой простыней. Рыжаяборода торчала дыбом. Я, наклонившись, пощупал пульс и убедился, чтомельник выскочил благополучно. - Ну, как? - спросил я. - Тьма египетская в глазах.....

- Мужчина. - Сюда пусть войдет. Он вошел и показался мне древним римлянином вследствие блистательнойкаски, надетой поверх ушастой шапочки. Волчья шуба облекала его, и струйкахолода ударила в меня. - Почему вы в каске? - спросил я, прикрывая свое недомытое телопростыней. - Пожарный я из Шалометьева. Там у нас пожарная команда... - ответилримлянин. - Это какой доктор пишет? - В гости к нашему агроному приехал. Молодой врач. Несчастье у нас, вотуж несчастье... - Какая женщина? - Невеста конторщикова. Аксинья за дверью охнула. - Что случилось? (Слышно было, как тело Аксиньи прилипло к двери.....