Школьная библиотека

- Хорошо. Иди, скажи, что я сейчас приду! - крикнул я и встал с постели. Задверью зашлепали шаги Аксиньи, и снова загремел засов. Сон соскочил мигом.Торопливо, дрожащими пальцами я зажег лампу и стал одеваться. Половинадвенадцатого... Что там такое у этой женщины с неблагополучными родами? Гм...Неправильное положение... узкий таз. Или, может быть, еще что-нибудь хуже. Чегодоброго, щипцы придется накладывать. Отослать ее разве прямо в город? Данемыслимо это! Хорошенький доктор, нечего сказать, скажут все! Да и права неимею так сделать. Нет, уж нужно делать самому.....

Что правда, то правда. Абсолютно неблагоприятное как для самой женщины, так идля врача, шесть месяцев тому назад окончившего университет.- Что ж... будем делать, - сказал я, приподнимаясь.Лицо у Анны Николаевны оживилось.- Демьян Лукич, - обратилась она к фельдшеру, приготовляйте хлороформ.Прекрасно, что сказала, а то ведь я еще не был уверен, под наркозом ли делаетсяоперация! Да, конечно, под наркозом - как же иначе!Но все-таки Додерляйна надо просмотреть...И я, обмыв руки, сказал:- Ну-с, хорошо... вы готовьте для наркоза, укладывайте ее, а я сейчас приду,возьму только папиросы дома.....

которого врач никуда не годится, осторожно, но настойчивонизвесть одну ножку и за нее извлечь младенца.

Я должен быть спокоен и осторожен и в то же времябезгранично решителен, нетруслив.

- Давайте, - приказал я фельдшеру и начал смазывать пальцыйодом.

Пелагея Ивановна тотчас же сложила руки роженицы, афельдшер закрыл маской ее измученное лицо. Из темно-желтойсклянки медленно начал капать хлороформ. Сладкий и тошныйзапах начал наполнять комнату. Лица у фельдшера и акушерокстали строгими, как будто вдохновенными.....

закинуты назад без особых претензий. Пробором никого непрельстишь в тридцати верстах от железного пути. То же иотносительно бритья. Над верхней губой прочно утвердиласьполоска, похожая на жесткую пожелтевшую зубную щеточку, щекистали как терка, так что приятно, если зачешется предплечье вовремя работы, почесать его щекой. Всегда так бывает, ежелибриться не три раза в неделю, а только один раз.

Вот читал я как-то, где-то... где - забыл... об одномангличанине, попавшем на необитаемый остров. Интересный былангличанин.....

Позвольте... да... ведь был и еще случай, когда, помнится,вынул бритву и только что Аксинья принесла в кабинетвыщербленную кружку с кипятком, как в дверь грозно застучали ивыэвали меня. И мы с Пелагеей Ивановной уехали в страшную даль,закутанные в бараньи тулупы, пронеслись, как черный призрак,состоящий из коней, кучера и насквозь взбесившийся белый океан.Вьюга свистела, как ведьма, выла, плевалась, хохотала, все кчерту исчезло, и я испытывал знакомое похолодание где-то вобласти солнечного сплетения при мысли, что собьемся мы с путив этой сатанинской вертящейся мгле и пропадем за ночь все.....

зубе висел огромный кусок ярко белой неровной кости.

"Я сломал ему челюсть " - подумал я, и ноги моиподкосились. Благословляя судьбу за то, что ни фельдшера, ниакушерок нет возле меня, я воровским движением завернул плодмоей лихой работы в марлю и спрятал в карман. Солдат качался натабурете, вцепившись одной рукой в ножку акушерского кресла, адругою - в ножку табурета, и выпученными, совершенно ошалевшимиглазами смотрел на меня. Я растерянно ткнул ему стакан сраствором марганцевокислого кали и велел:

- Полощи.....

зрительной памяти проплывала страница толстейшего учебника.Наконец я выдохся, профессор поглядел на меня брезгливо исказал скрипуче:

- Ничего подобного тому, что вы рассказали, при ранах вупор не бывает. Сколько у вас пятерок?

- Пятнадцать, - ответил я.

Он поставил против моей фамилии тройку, и я вышел в туманеи позоре вон...

Вышел, потом вскоре поехал в Мурьево, и вот я здесь один.Черт его знает, что бывает при ранах в упор, но когда здесьпередо мной на операционном столе лежал человек и пузыристаяпена, розовая от крови, вскакивала у него на губах, разве япотерялся? Нет, хотя вся грудь у него в упор была разнесенаволчьей дробью и было видно легкое, и мясо груди виселоклоками, разве я потерялся? И через полтора месяца он ушел уменя из больницы живой.....

- М-да, - глубокомысленно отозвался фельдшер, явно незная, что и сказать, - штука невиданная.

- Резать в городе? - спросила баба в ужасе - Не дам.

Кончилось это тем, что баба увезла своего младенца, не давпритронуться к глазу.

Два дня я ломал голову, пожимал плечами, рылся вбиблиотечке, разглядывал рисунки, на которых были изображенымладенцы с вылезающими вместо глаз пузырями... Черт.

А через два дня младенец был мною забыт.

Прошла неделя.

- Анна Жухова! - крикнул я.

Вошла веселая баба с ребенком на руках.....

Он нисколько не разнервничался и не испугался. Как-то сбоку он покосился наменя, вроде того, как смотрит круглым глазом курица, услышав призывающий ееголос. В этом круглом глазе я очень изуенно отметил недоверие.- Сифилис у вас, - повторил я мягко.- Это что же? - спросил человек с мраморной сыпью.Тут остро мелькнул у меня перед глазами край снежнобелой палаты,университетской палаты, амфитеатр с громоздямися студенческими головами и седаяборода профессора-венеролога... Но быстро я очнулся и вспомнил, что я вполутора тысячах верст от амфитеатра и в 40 верстах от железной дороги, в светелампы-молнии.....

по утрам амбулаторную книгу, ожидая встретить фамилию жены внимательногослушателя моего монолога о сифилисе. Месяц я ждал его самого. И не дождалсяникого. И через месяц он угас в моей памяти, перестал тревожнть, забылся...Потому что шли новые и новые и каждый день моей работы в забытой глуши нес дляменя изумительные случаи, каверзные вещи, заставлявшие меня изнурять мой мозг,сотни раз теряться и вновь обретать присутствие духа и вновь окрыляться наборьбу.Теперь, когда прошло много лет, вдалеке от забытой облупленной белой больницы,я вспоминаю звездную сыпь на его груди.....