Школьная библиотека

в санях, запряженных гуськом, тот, надо полагать, поймет меня.Уютнейшая вещь керосиновая лампа, но я за электричество! И вот я увидел ихвновь, наконец, обольстительные электрические лампочки и главная улица городка,хорошо укатанная крестьянски саня, улица, на которой, чаруя взор, висели вывеска с сапогами, золотой крендель, изобрежение молодого человека со свины инаглыми глазками и с абсолютно неестественной прической, означавшей, что застеянными дверями помещается местный Базиль, за 30 копеек бравшийся вас бритьво всякое время, за исключением дней праздничных, коими изобилует отечествомое.....

Второй месяц я сижу в бывшем Вашем участке, знаю, что Вы в городе исравнительно недалеко от меня.Во имя нашей дружбы и университетских лет прошу Вас приехать ко мне поскорее.Хоть на день. Хоть на час. И если Вы скажете, что я безнадежен, я вам поверю...А может быть, можно спастись?.. Да, может быть, еще можно спастись?.. Надеждаблеснет для меня? Никому, прошу Вас, не сообщайте о содержании этого письма".- Марья! Сходите сейчас же в приемный покой и вызовите ко мне дежурнуюсиделку... Как ее зовут?.. Ну, забыл... Одним словом, дежурную, которая мнеписьмо принесла сейчас.....

дорогу, лишь бы довезти...- Когда?- Сегодня утром на рассвете - бормотала Марья Власьевна, - прибежал сторож,говорит "У доктора выстрел в квартире".Под лампой, изливающей скверный тревожный свет, лежал доктор Поляков, и спервого же взгляда на его безжизненные, словно каменные, ступни валенок у меняпривычно екнуло сердце.йапку с него сняли - и показались слипшиеся, влажные волосы. Мои руки, рукисиделки, руки Марьи Власьевны замелькали над Поляковым, и белая марля срасплывающимися желто-красными пятнами вышла из-под пальто. Грудь егоподнималась слабо. Я пощупал пульс и дрогнул, пульс исчезал под пальцами,тянулся и срывался в ниточку с узелками, частыми и непрочными.....

фельдшерица-акушерка и фельдшер. Фельдшер женат. Они (фельдш. персонал) живутво флигеле. А я один.15 февраля.Вчера ночью интересная вещь произошла. Я собирался ложиться спать, как вдруг уменя сделались боли в области желудка. Но какие! Холодный пот выступил у меняна лбу.Все-таки медицина - сомнительная наука, должен заметить.Отчего у человека, у которого нет абсолютно никакого заболевания желудка иликишечника (аппенд., напр.), у которого прекрасная печень и почки, у которогокишечник функционирует совершенно нормально, могут ночью сделаться такие боли,что он станет кататься по постели?Со стоном добрался до кухни, где ночует кухарка с мужем своим, Власом.....

Амнерис (поет).Впрочем, этого на бумаге передать нельзя.Вредны ли этн сны? О нет. После них я встаю сильным и бодрым. И работаю хорошо.У меня даже появился интерес, а раньше его не было. Да и мудрено, все мои мыслибыли сосредоточены на бывшей жене моей.А теперь я спокоен.Я спокоен.19 марта.Ночью у меня была ссора с Анной К.- Я не буду больше приготовлять раствор.Я стал ее уговаривать.- Глупости, Аннуся. Что я, маленький, что ли?- Не буду. Вы погибнете.- Ну, как хотите. Поймите, что у меня боли в груди!- Лечитесь.- Где?- Уезжайте в отпуск. Морфием не лечатся.....

Я меряю шагами одинокую пустую большую комнату в моейдокторской квартире по диагонали от дверей к окну, от окна кдверям. Сколько таких прогулок я могу сделать? Пятнадцать илишестнадцать - не больше. А затем мне нужно поворачивать и идтив спальню. На марле лет шприц рядом со склянкой. Я беру его и,небрежно смазал йодом исколотое бедро, всаживаю иголку в кожу.Никакой боли нет. О, наоборот: я предвкушаю эйфорию, котораясейчас возникнет. И вот она возникает. Я узнаю об этом потому,что звуки гармошки, на которой играет обрадовавшийся веснесторож Влас на крыльце, рваные, хриплые звуки гармошки, глухолетящие сквозь стекло ко мне, становятся ангельскими голосами,а грубые басы и раздувающихся мехах гудят, как небесный хор.....

(здесь страница вырвана.)...вал эту страницу, чтоб никто не прочитал позорного описания того, какчеловек с дипломом бежал воровски и трусливо и крал свой собственный костюм.Да что костюм!Рубашку я захватил больничную. Не до того было. На другой день, сделав укол,ожвл и вернулся к доктору Н. Он встретил меня жалостливо, но сквозь эту жалостьсквозило все-таки презрение. И это напрасно. Ведь он - психиатр и долженпонимать, что я не всегда владею собой. Я болен. Что ж презирать меня? Я вернулбольничную рубашку.Он сказал:- Спасибо, - и добавил: - что же вы теперь думаете делать?Я сказал бойко (я был в этот момент в состоянии эйфории):- Я решил вернуться к себе в глушь, тем более, что отпуск мой истек.....

Да... так... вот... когда стало плохо, я решил все-таки помучиться (пусть быполюбовался на меня профессор Н) и оттянуть укол и пошел к реке.Какая пустыня. Ни звука, ни шороха. Сумерек еще нет, но онн где-то притаились иползут по болотцам, по кочкам, меж пней... идут, идут к левконской больнице...и я ползу, опираясь на палку (сказать по правде, я несколько ослабел впоследнее время).И вот вижу, от речки по склону летит ко мне быстро и ножками не перебирает подсвоей пестрой юбкой колоколом старушонка с желтыми волосами... В первую минутуя ее не понял и даже не испугался.....

На предплечьях непрекращающиеся нарывы, то же на бедрах. Я не умею стерильноготовить растворы, кроме того, раза три я впрыскивал некипяченым шприцем, оченьспешил перед поездкой.Это недопустимо.18-го января.Была такая галлюцинация: жду в черных окнах появления каких-то бледных людей.Это невыносимо. Одна штора только. Взял в больнице марлю и завесил. Предлогапридумать не мог.Ах, черт возьми! Да почему, в конце концов, каждому своему действию я долженпридумывать предлог? Ведь действительно это мучение, а не жизнь!???Гладко ли я выражаю свои мысли? По-моему, гладко.....

вернется.

Могу ли я печатать записки, подаренные мне?

Могу. Печатаю. Доктор Бомгард.

Крещение поворотомПобежали дни в Н-ской больнице, и я стал понемногу привыкать к новой жизни.В деревнях по-прежнему мяли лен, дороги оставались непроезжими, и на приемах уменя бывало не больше пяти человек. Вечера были совершенно свободны, и япосвящал их разбору библиотеки, чтению учебников по хирургии и долгим одинокимчаепитиям у тихо поющего самовара.Целыми днями и ночами лил дождь, и капли неумолчно стучали по крыше, и хлесталапод окном вода, стекая по желобу в кадку.....