Книга "Жизнь господина де Мольера". Страница 20

произведения с первых же дней его появления в Париже. Не смею утверждатьточно, у меня на это нет доказательств, но высказывалось даже предположение,что сюр-интендант был подкуплен. Но кто именно направил его руку-это неизвестно никому.

Итак, Господин...

Господин принял живейшее участие в судьбе труппы, и о происшествии вМалом Бурбоне тотчас сообщили королю. Сюр-интендант был вызван к еговеличеству, и на вопрос о том, что происходит в Бурбоне, дал краткий, ноисчерпывающий ответ, представив королевскому вниманию план будущих колоннади зданий.

Возник вопрос, как быть с труппой герцога Орлеанского, которая остаетсяна улице? Молодой король разрешил этот вопрос моментально. Разве у короляФранции только одно театральное здание в Париже? Предоставить труппегосподина де Мольера театр в Пале-Рояле, ранее именовавшемся ДворцомКардинала.

Тут королю, замявшись, доложили, что в пале-рояльском зале не тольконельзя играть, но даже и входить в него страшно, так как в любую минутуподгнившая балка может свалиться на голову. Но и э2о было улажено мгновенно.Господину Ратабону было велено продолжать производить ломку в МаломБур-боне, но одновременно с этим приступить к полному ремонту в Пале-Рояле,с тем чтобы труппа Мольера как можно скорее могла начать там своипредставления.


Тут уж господину Ратабону ничего более не оставалось, как немедленноприступить к ремонту. Таким образом, спасением следующего сезона Мольер былобязан королю Людовику XIV.

Театральный зал в Пале-Рояле был тот самый зал, в котором великийтеатрал, кардинал Ришелье, в 1641 году поставил в необыкновенно пышныхдекорациях, на прекрасно машинизированной сцене пьесу "Мирам", в сочинениикоторой принимал участие. Несмотря на все технические чудеса, пьесапровалилась так, как редко бывает. Ко времени ратабоновской историизаброшенный зал пришел в полную ветхость. Балки в нем сгнили, потолкипродырявились, а пол был в таком состоянии, что шагнуть было страшно-можнобыло сломать ногу. Но беседа с королем чрезвычайно подогрела энергиюРатабона, и в то время, когда он энергично ремонтировал Пале-Рояль,мольеровская труппа играла во дворцах у высшей французской знати."Рогоносец" был с успехом показан у маршала де Ла Мейерей, у герцога деРоклёр, у герцога де Меркёр и у графа де Вайяк.


Но в этот период времени Мольеру пришлось играть и в более высокомобществе. Кардинал Мазарэн, опекун короля и первый министр Франции, несмотряна свою болезнь, приковывавшую его к креслу, изъявил желание посмотретьновые нашумевшие пьесы Мольера, и труппа играла 26 октября 1660 года в егодворце "Драгоценных" и "Шалого". Кардинал был доволен, но гораздо большекардинала веселился один молодой человек, скромно притаившийся за спинкойкардинальского кресла, причем присутствовавшая знать делала вид, что она незамечает молодого человека, хотя все время и косилась на него.

Лоре писал в своей газете, именующейся "Историческая Муза", несколькозагадочно: "Обе пьесы понравились чрезвычайно, и не только Юлию, но и прочимВысоким Особам",-причем слова "высокие особы" были написаны с больших букв.Далее Лоре свидетельствовал, что его высокопреосвященство кардинал, чтобыпоощрить труппу, велел отвесить...

Для Мольера и его компаньонов

Две тысячи экю миньонов.

Большие буквы в произведении Лоре понятны: за креслом кардинала притаилсяне кто иной, как король, который почему-то счел нужным быть на этомпредставлении инкогнито.

Свой успех при дворе Мольер не замедлил использовать и получил разрешениеперенести из Бурбона в Пале-Рояль не только обстановку актерских уборных, нодаже полностью два яруса лож. Аппетит, как известно, приходит с едой, идиректор пожелал переместить в Пале-Рояль также и декорации и машины изБурбона, но это уже не удалось. Знаменитый итальянский театральный машинистВигарани, который прибыл в Париж, чтобы сменить не менее знаменитогомашиниста Торелли, заявил, что машины ему необходимы для постановкикоролевских балетов в Тюильри. Возникла война, и в ней Вигарани победил.Машины остались в его руках, причем великий машинист произвел первое чудо,но вовсе не из ряда тех, которых от него ожидал двор. Именно: отвоеванныемашины он все до единой сжег вместе с декорациями, чем изумил всех, кромеодного человека- пристального Шарля Лагранжа. Преданный своему театрусекретарь и казначей говорил раздраженно своему директору:

- Вы знаете, мастер, этот Вигарани-форменный висельник! Он спалилдекорации и машины, чтобы все забыли о работах Торелли!

- Я вижу, что он вполне театральный человек, этот Вигарани,-ответил наэто Мольер.

И действительно, Вигарани был глубоко театральным человеком, то есть невыносил никаких конкурентов, что, однако, не мешало ему быть первоклассныммашинистом.

Во время вынужденных гастролей во дворцах знатных людей Мольеру пришлосьперенести одно испытание. Бургонцы и Театр на Болоте, пользуясь тем, чтоМольер временно остался без театра, стали сманивать актеров. Они сулилизолотые горы мольеровским комедиантам и утверждали, что дело Мольера конченои не воскреснет в Пале-Рояле.

На Мольера это подействовало очень тяжело. Он стал бледен, начал кашлятьи худеть, коситься на своих актеров, смотреть на них жалкими взволнованнымиглазами. В глазах этих читался вопрос: предадут или нет? Его состояние былозамечено труппой, и она однажды явилась во главе с Шарлем Лагранжем исообщила Мольеру, что ввиду того, что он соединяет с необыкновеннымиспособностями честность и приятное обращение, труппа просит его небеспокоиться: актеры не уйдут искать счастья на стороне, какие бы выгодныепредложения им ни делали.

Господин де Мольер хотел сказать в ответ что-то красноречивое, как это оночень умел делать, но, взволновавшись, ничего ровно не сказал, а, лишь пожаввсем руки, удалился для размышлений в одиночестве.

Глава 16

ПЕЧАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ РЕВНИВОГО ПРИНЦА

Не насилуйте свой талант!

Лафонтен

Крупной ошибкой, которую сделал в этот период своей жизни Мольер, быласледующая: он прислушивался к тому плохому, что о нем говорят, иоскорбления, которые ему следовало оставлять без всякого внимания, задевалиего. С первых же дней появления на сцене его комедий, а также маленькихшуток-фарсов, которые он ставил наряду с пьесами большого репертуара,литераторы Парижа дружно стали говорить, что Мольер-пустой гаер, неспособный подняться до разрешения тем в серьезном плане. И таких лиц былидесятки. Правда, им противостояли некоторые единицы, и в число их вошелзнаменитый и высокоталантливый баснописец Лафонтен, ставший с течениемвремени лучшим другом Мольера. После первых же спектаклей Мольера Лафонтенвосклицал:

- Этот человек в моем вкусе!-и говорил о том, как великолепно Мольерследует природе и правде в своих произведениях.

Так вот, вместо того, чтобы прислушиваться к словам Лафонтена, Мольерприслушивался к тому, что говорят иного порядка лица. Результатом этого былото, что у Мольера возникла мысль доказать всему миру, насколько он способенвечную тему ревности, взятую в "Сганареле" комически, разработатьпо-серьезному, использовав для этой цели героя из самого высшего общества.Каким-то образом он сумел, работая над "Сганарелем", писать героическуюкомедию под названием "Дон Гарсиа Наваррский, или Ревнивый принц".

Сюр-интендант тем временем закончил ремонт Пале-Рояля. Все было приведенов порядок, а под потолком натянули громадное голубое полотно, служившее двумцелям: ласкать взоры зрителей видом искусственного неба, а главным образомдля того, чтобы вода не капала на этих зрителей, так как потолок все-такипротекал, несмотря на ремонт Ратабона.

Двадцатого января 1661 года труппа Мольера вошла в Пале-Рояль, а следомза ней явилась и итальянская труппа, вернувшаяся в Париж. Опять разделилидни, но на этот раз заплатили итальянцы Мольеру-в возмещение тех расходов,которые он понес при ремонте. А понес он эти расходы потому, что отпущенныхна ремонт денег из казны не хватило.

Пале-Рояль был залит светом, и черные опасения, что дело не воскреснет,сразу рассеялись. Публика стала восторженно принимать мольеровские пьесы,причем выяснилось окончательно, что они забивают пьесы всех остальныхавторов.

Казалось бы, все шло благополучно, но тут и явился на сцену 4 февраляэтот самый "Ревнивый принц". Денег на пышную постановку великосветской пьесыбыло истрачено очень много, а сам директор, у которого, очевидно,улетучились воспоминания о том, как в него швыряли яблоками, предстал в видеблистательного принца.

Публика с интересом приготовилась смотреть новое произведение господинаМольера и благосклонно выслушала первый монолог Эльвиры в исполненииТерезы-Маркизы Дюпарк. Появившийся дон Гарсиа начал свои пышные монологи ославных опасностях и о блеске глаз донны Эльвиры и о других возвышенныхвещах. Монологи эти были так длинны, что во время их публика не спешаосматривала и голубое небо, и золоченые ложи Пале-Рояля. Мольер играл, но насердце у него было смутно: касса дала шестьсот ливров, а театр был далеко неполон. Публика, скучая, ждала, что интересное будет в дальнейшем, но сужасом следует сознаться, что ничего интересного она не дождалась, и огни






Возможно заинтересуют книги: