Школьная библиотека

Резена. Некоторое время труппа играла в провинции, а затем появилась вПариже. Супруг госпожи Резен отличался, по-видимому, великолепнымиизобретательскими способностями и, напрягая их в должной мере, изобрел вконце концов магический клавесин, который мог играть разные пьесы по выборуРезена, без всякого прикосновения к нему рук человеческих. Само собойразумеется, что на публику волшебный инструмент произвел сногсшибательноевпечатление, и тогда клавесин велено было продемонстрировать во дворце, таккак слух о нем достиг и короля. Демонстрация эта дала плачевный результаткоролева упала в обморок при первых же звуках инструмента, который заигралсам собою. Король, которого, очевидно, трудно было поразить сомнительнымичудесами, велел открыть инструмент, и тут на глазах у ахнувших зрителей изклавесина вытащили скорчившегося, замученного и необыкновенно грязногомальчишку, который играл на внутренней клавиатуре.

Мальчугана звали Мишель Барон. Он был сыном покойного комедиантаБургонского Отеля Андре Барона и выступал в детской труппе госпожи Резен.

Подростки дали несколько спектаклей в Пале-Рояле, причем выяснилось, чтотринадцатилетний сирота Барон отличается редкой красотой, а кроме того,такими актерскими способностями, которых, пожалуй, и не было еще видано.

Мольер заявил всем, что это будущая звезда парижской сцены. Он извлекБарона из рук госпожи Резен и взял его к себе в дом на воспитание.Разошедшийся с женою и не связанный с нею ничем, кроме общей квартиры итеатральных дел, одинокий и больной директор необыкновенно привязался кталантливому мальчишке. Он нянчился с ним, как с сыном, старался исправитьего буйный и дерзкий характер и учил его театральному искусству, причем вкороткий срок добился очень больших результатов.

Награжден был за это Мольер, первым долгом, самым скверным слухом извсех, которые когда-либо о нем распространялись. Увидев, насколько Мольернежен с Бароном, добрым людям стали рассказывать, что комедиант любитмальчика вовсе не отцовской любовью, а любовью противоестественной и что онсоблазнил и развратил Барона.

Осложнен был вопрос пребывания Барона в мольеровском доме тем, чтоАрманда невзлюбила мальчугана. И трудно было понять, в чем тут дело. Оченьвозможно, что большую роль в этом сыграло то обстоятельство, что Мольер сталписать для Барона специальную роль Миртила в героической пасторали"Мелисерта", которую Мольер готовил для декабрьских королевских празднеств.Опять-таки о плагиате: сюжет "Мелисерты" Мольер явно заимствовал в романестарой нашей знакомой госпожи Скюдери "Артамен, или Великий Кир".

Эти носившие название "Балет муз" празднества начались в Сен-Жермене вдекабре. Большой балет, либретто которого написал специалист-либреттистИсаак де Бенсерад, прошел с большим успехом, тем более что в нем опять-такитанцевал сам король, а с ним- мадемуазель Ла Валльер. Но когда дело дошло до"Мелисерты", то ее удалось сыграть только один раз, и сорвали дальнейшиепредставления Арманда и Барон. Перед самым представлением "Мелисерты"разъяренная до предельной степени не то развязным поведением Барона, не тотем обстоятельством, что она в "Мелисерте" отходила на второй план, получивнебольшую роль пастушки Эроксены, Арманда дала пощечину Барону.

Гордый, как дьявол, мальчишка бросился к Мольеру и категорически заявил,что он уходит из труппы. Мольер чуть не плакал, умоляя его остаться, ноБарон стоял на своем, и директору еле удалось его уговорить не срывать хотябы премьеру и сыграть Миртила. Барон на это согласился, один раз сыграл, азатем имел смелость явиться к королю, нажаловаться ему на Арманду и проситьразрешения уйти из мольеровской труппы.

Король ему это позволил, и Барон вернулся в первобытное состояние, тоесть отправился к госпоже Резен.

Мольер был в неописуемом горе. Заменить в Миртиле Барона было некем,"Мелисерту" пришлось снять, и в короткое время Мольер набросал пустую иничтожную пастораль под названием "Коридон", с какими-то танцующимицыганами, волшебниками, демонами и тому подобными персонажами. "Коридон"вошел в "Балет муз", но спасло это произведение только то обстоятельство,что Люлли сочинил для него очень милую музыку.

Кроме "Коридона" Мольер ввел в празднества третью вещь-одноактнуюкомедию-балет "Сицилиец, или Любовь художника", и ее сыграли 5 января 1667года.

После сен-жерменских праздников Мольер слег, захворав на этот раз оченьсерьезно. У него открылись легочные кровотечения. Тут близкие Мольеру людиочень забеспокоились, и доктора велели Мольеру немедленно уехать из Парижа.Это был хороший совет. Мольера увезли в деревню и стали лечить правильно,отпаийая молоком. Удалось поставить его на ноги в июне месяце, так что онмог вернуться в театр и играть в летнем сезоне.

Глава 24

ОН ВОСКРЕСАЕТ И ВНОВЬ УМИРАЕТ

Странно, что наши комики никак

не могут обойтись без правительства.

Без него у нас не развяжется ни одна драма.

Гоголь. Театральный разъезд

Год 1667-й был годом значительным и никак не походил на предыдущий глухойгод. Те два человека, за жизнью которых я слежу, король Франции и директортруппы Пале-Рояля, в этом году разработали две мысли.

Королевская мысль была величественна, как и следует ожидать, изаключалась в том, что супруга его, Мария-Терезия, дочь испанского короляФилиппа IV, скончавшегося два года тому назад, имеет наследственное право наиспанские владения, находящиеся в Нидерландах. К обстоятельной разработкеэтой мысли король и приступил.

Мысль же королевского комедианта была, конечно, менее значительна, номанила его ничуть не меньше, чем короля его замысел о присоединении кФранции новых земель. Когда под влиянием лечения подозрительные розоватыепятна на щеках Мольера исчезли, а глаза его утратили нехороший лихорадочныйблеск, он извлек из шкафа рукопись "Тартюфа" и стал исправлять ее. Преждевсего Тартюфа он переименовал в Панюльфа, затем совлек с Панюльфа духовноеодеяние и превратил его в светского человека. Затем он выбросил многиецитаты из Священного писания, всячески смягчил острые места и как следуетпоработал над финалом.

Финал этот замечателен. Когда мошенник Тартюф, он же Панюльф, ужеторжествовал и разорил честных людей и когда, казалось, от него уже нетникакого спасения, все-таки спасение явилось, и, конечно, изошло оно откороля. Добродетельный полицейский офицер, свалившийся как бы с неба, нетолько в самый нужный и последний момент схватывает злодея, но еще ипроизносит внушительный монолог, из которого видно, что, пока существуеткороль, честным людям беспокоиться нечего и никакие мошенники не ускользнутиз-под орлиного королевского взгляда. Слава полицейскому офицеру и славакоролю! Без них я решительно не знаю, чем бы господин де Мольер развязалсвоего "Тартюфа". Равно как не знаю, чем бы, по прошествии лет стасемидесяти примерно, в далекой и холодной моей родине другой больной сатирикразвязал бы свою довольно известную пьесу "Ревизор", не прискочи вовремя изСанкт-Петербурга жандарм с конским хвостом на голове.

Закончив поправки и с удовлетворением просмотрев их, автор стал делатьхитрые круги возле короля. А тот, в свою очередь, поднявшись на большуювысоту, стал плавно кружить в воздухе, не спуская глаз с лежащих под ногамиНидерландов. В то время, пока испанские юристы тонко и обстоятельнодоказывали, что Мария-Терезия, а следовательно, и Людовик XIV никак не могутпретендовать на испанские владения, король, решив, что дело слишкомзатягивается, вывел его из юридической плоскости. Все у него было ужеготово. Его министры обеспечили соглашение с Португалией, Англией и другимистранами, и в воздухе вдруг наступила зловещая тишина, которая обычно бываетперед большим шумом. В Париже началось оживление. Роскошно разодетыекавалеры вдруг стали серьезны, начали уклоняться от развлечений и облеклисьв боевые плащи...

Директор труппы Пале-Рояля счел момент удобным. Он предстал,обольстительно улыбаясь, перед королем, показал ему рукопись, рассказал отом, как он исправил пьесу... Король благосклонно глянул на комедианта и,думая о чем-то другом, произнес что-то неопределенное, вроде того, что он,собственно, ничего не имеет против этой пьесы... Глаза у Мольера вспыхнули,и тут он исчез из глаз короля.

Кавалера де Мольера мгновенно сменил вызванный королем маршал Тюренн, ине успели в Испании и Нидерландах осмыслить случившееся, как французскаябоевая конница обрушилась на Нидерланды. Началась война.

Далекие от пушечного грохота господин Мольер и его комедианты, находясь ввеличайшем волнении, репетировали "Тартюфа" под новым названием "Обманщик".5 августа, в незабвенный день премьеры, публика хлынула в Пале-Рояль. Сбордошел до тысячи девятисот ливров, и успех был огромный. Но на другой же деньв Пале-Рояль явился пристав парижского парламента и вручил господину Мольеруофициальное от Гильома де Ламуаньона, первого президента парламента,предписание немедленно прекратить представления "Обманщика".

Мольер бросился к герцогине Орлеанской, и та отправила одного из своихприближенных к президенту. Тот ответил, что, к великому сожалению, ничего неможет сделать, так как нет разрешения короля непредставления "Обманщика".Тогда Мольер, захватив с собою верного друга Буало, который был в хорошихотношениях с Ламуаньоном, отправился к президенту. Тот принял господинаМольера очаровательно и не только не истязал автора никакими упреками вбезбожии, и не только не называл его пьесу опасной, но, наоборот, отдалдолжное таланту господина Мольера, произнеся всевозможные комплименты.Ламуаньон был совершенно вежлив, но в конце разговора на представления"Обманщика" выдать разрешение отказался категорически, впредь до решенияэтого дела королем.

Ни за одну из своих пьес Мольер не боролся так упорно, как за "Тартюфа".