Книга "Суходол". Страница 4

саду тучки... потемнеет в доме, зашуршит бурьян да глухая крапива, попрячутся индюшки с индюшатами под балкон... прямо жуть, скука-с! А они,батюшка, вздыхают, крестятся, лезут свечку восковую у образов зажигать,полотенце заветное с покойника прадедушки вешать, - боялась я того полотенца до смерти! - али ножницы за окошко выкидывают. Это уж первое дело-с, ножницы-то: очень хорошо против грозы..

Было веселее в суходольском доме, когда жили в нем французы, - спервакакой-то Луи Иванович, мужчина в широчайших, книзу узких панталонах, сдлинными усами и мечтательными голубыми глазами, накладывавший на лысинуволосы от уха к уху, а потом пожилая, вечно зябнувшая мадмазель Сизи, когда по всем комнатам гремел голос Луи Ивановича, оравшего на Аркашу:"Идьите и больше не вернитесь!" - когда слышалось в классной: "Maitrecorbeau sur un arbre perche"1 и на фортепиано училась Тонечка. Восемьлет жили французы в Суходоле, оставались в нем, чтобы не скучно былоПетру Кириллычу, и после того, как увезли детей в губернский город, покинули же его перед самым возвращением их домой на третьи каникулы. Когда прошли эти каникулы, Петр Кириллыч уже никуда не отправил ни Аркашу,ни Тонечку: достаточно было, по его мнению, отправить одного Петеньку. Идети навсегда остались и без ученья и без призора... Наталья говаривала:


- Я-то была моложе их всех. Ну, а Герваська с папашей вашим почти однолетки были и, значит, первые друзья-приятели-с. Только, правда говорится, - волк коню не свойственник. Подружились они это, поклялись вдружбе на вечные времена, поменялись даже крестами, а Герваська вскорости же и начереди: чуть было вашего папашу в пруде не утопил! Коростовыйбыл, а уж на каторжные затеи мастер. "Что ж, - говорит раз барчуку, - тыподрастете, будете меня пороть?" - "Буду". - "Ан нет". - "Как так?" - "Атак..." И надумал: стояла у нас бочка над прудами, на самом косогоре, аон и заприметь ее, да и подучи Аркадь Петровича залезть в нее и покатиться вниз. "Перва, говорит, ты, барчук, прожжете, а там я..." Ну, абарчук-то и послушайся: залез, толкнулся, да как пошел греметь под гору,в воду, как пошел... Матушка Царица Небесная! Только пыль столбом завихрилась!.. Уж спасибо вблизи пастухи оказалися...


Пока жили французы в суходольском доме, дом сохранял еще жилой вид

При бабушке еще были в нем и господа, и хозяева, и власть, и подчинение,и парадные покои, и семейные, и будни, и праздники. Видимость всего этого держалась и при французах. Но французы уехали, и дом остался совсембез хозяев. Пока дети были малы, на первом месте был как будто Петр Кириллыч. Но что он мог? Кто кем владел: он дворовыми или дворовые им?Фортепиано закрыли, скатерть с дубового стола исчезла, - обедали безскатерти и когда попало, в сенцах проходу не было от борзых собак. Заботиться о чистоте стало некому, - и темные бревенчатые стены, темные полыи потолки, темные тяжелые двери и притолки, старые образа, закрывавшиесвоими суздальскими ликами весь угол в зале, скоро и совсем почернели

По ночам, особеннее в грозу, когда бушевал под дождем сад, поминутноозарялись в зале лики образов, раскрывалось, распахивалось над садомдрожащее розово-золотое небо, а потом, в темноте, с треском раскалывались громовые удары, - по ночам в доме было страшно. А днем - сонно,пусто и скучно. С годами Петр Кириллыч все слабел, становился все незаметнее, хозяйкой же дома являлась дряхлая Дарья Установив, кормилица дедушки. Но власть ее почти равнялась его власти, а староста Демьян невмешивался в управление домом: он знал только полевое хозяйство, с ленивой усмешкой говоря иногда: "Что ж, я своих господ не обиждаю..." Отцу,юноше, не до Суходола было: его с ума сводила охота, балалайка, любовь кГерваське, который числился в лакеях, но по целым дням пропадал с ним накаких-то Мещерских болотцах или в каретном сарае за изучением балалаечных и жалеечных хитростей.

- Так уж мы и знали-с, - говорила Наталья, - в доме только почивают

А не почивают, - значит, либо на деревне, либо в каретном, либо на охоте: зимою - зайцы, осенью - лисицы, летом - перепела, утки либо дряхвы;сядут на дрожки беговые, перекинут ружьецо за плечи, кликнут Дианку, даи с господом: нынче на Середнюю мельницу, завтра на Мещерские, послезавтра на степя. И все с Герваськой. Тот первый коновод всему был, априкидывался, что это барчук его таскает. Любил его, врага своего, Аркадь Петрович истинно как брата, а он, чем дальше, тем все злей измывался над ним. Бывалыча, скажут: "Ну, давай, Гервасий, на балалайках! Выучиты меня, за ради бога, "Закатилось солнце красное за лес...". А Герваська посмотрит на них, пустит в ноздри дым и этак с усмешечкой: "Поцелуйте перва ручку у меня". Побелеют весь Аркадь Петрович, вскочут с места, бац его, что есть силы, по щеке, а он только головой мотнет и ещечерней сделается, насупится, как разбойник какой. "Встать, негодяй!"Встанет, вытянется, как борзой, портки плисовые висят... молчит. "Просипрощенья". - "Виноват, сударь". А барчук задвохнутся - и уж не знают,что дальше сказать. "То-то "сударь"! - кричат. - Я, мол, норовлю с тобой, с негодяем, как с равным обойтиться, я, мол, иной раз думаю: я длянего души не пожалею... А ты что? Ты нарочно меня озлобляешь?"

- Диковинное дело! - говорила Наталья. - Над барчуком и дедушкой Герваська измывался, -а надо мной - барышня. Барчук, - а, по правде-то сказать, и сами дедушка, - в Герваське души не чаяли, а я - в ней... как изСошек-то вернулась я да маленько образумилась посля своей провинности..

V

С арапниками садились за стол уже после смерти дедушки, после бегстваГерваськи и женитьбы Петра Петровича, после того, как тетя Тоня, тронувшись, обрекла себя в невесты Иисусу сладчайшему, а Наталья возвратиласьиз этих самых Сошек. Тронулась же тетя Тоня и в ссылке побывала Наталья- из-за любви.

Скучные, глухие времена дедушки сменились временами молодых господ

Возвратился в Суходол Петр Петрович, неожиданно для всех вышедший в отставку. И приезд его оказался гибельным и для Натальи и для тети Тони.

Они обе влюбились. Не заметили, как влюбились. Им казалось сперва,что "просто стало веселее жить".

Петр Петрович повернул на первых порах жизнь в Суходоле на новый лад- на праздничный и барский. Он приехал с товарищем, Войткевичем, привезс собой повара, бритого алкоголика, с пренебрежением косившегося на позеленевшие рубчатые формы для желе, на грубые ножи, вилки. Петр Петровичжелал показать себя перед товарищем радушным, щедрым, богатым - и делалэто неумело, по-мальчишески. Да он и был почти мальчиком, очень неясными красивым с виду, но по натуре резким и жестоким, мальчиком как будтосамоуверенным, но легко и чуть не до слез смущающимся, а потом надолгозатаивающим злобу на того, кто смутил его.

- Помнится, брат Аркадий, - сказал он за столом в первый же день своего пребывания в Суходоле, - помнится, была у нас мадера недурная?

Дедушка покраснел, хотел что-то сказать, но не насмелился и толькозатеребил на груди архалук. Аркадий Петрович изумился:

- Какая мадера?

А Герваська нагло поглядел на Петра Петровича и ухмыльнулся.

- Вы изволили забыть, сударь, - сказал он Аркадию Петровичу, даже ине стараясь скрыть насмешки. - У нас, и правда, девать некуда было этойсамой мадеры. Да все мы, холопы, потаскали. Вино барское, а мы ее дуром,заместо квасу.

- Это еще что такое? - крикнул Петр Петрович, заливаясь своим темнымрумянцем. - Молчать!

Дедушка восторженно подхватил.

- Так, так, Петенька! Фора! - радостно, тонким голосом воскликнул они чуть не заплакал. - Ты и представить себе не можешь, как он меня уничтожает! Я уж не однажды думал: подкрадусь и проломлю ему голову толкачоммедным... Ей-богу, думал! Я ему кинжал в бок по эфес всажу!

А Герваська и тут нашелся.

- Я, сударь, слышал, что за это больно наказывают, - возразил он, насупясь. - А то и мне все лезет в голову: пора барину в царство небесное!

Говорил Петр Петрович, что после такого неожиданно дерзкого ответасдержался он только ради чужого человека. Он сказал Герваське только одно: "Сию минуту выйди вон!" А потом даже устыдился своей горячности - и,торопливо извиняясь перед Войткевичем, поднял на него с улыбкой те очаровательные глаза, который долго не могли забыть все знавшие Петра Петровича.

Слишком долго не могла забыть этих глаз и Наталья.

Счастье ее было необыкновенно кратко - и кто бы мог думать, что разрешится оно путешествием в Сошки, самым замечательным событием всей еежизни?

Хутор Сошки цел и доныне, хотя уже давно перешел к тамбовскому купцу

Это - длинная изба среди пустой равнины, амбар, журавль колодца и гумно,вокруг которого бахчи. Таким, конечно, был хутор и в дедовские времена;да мало изменился и город, что на пути к нему из Суходола. А провиниласьНаташка тем, что, совершенно неожиданно для самой себя, украла складное,оправленное в серебро, зеркальце Петра Петровича.

Увидела она это зеркальце - и так была поражена красотой его,- как,впрочем, и всем, что принадлежало Петру Петровичу,- что не устояла. Инесколько дней, пока не хватились зеркальца, прожила ошеломленная своимпреступлением, очарованная своей страшной тайной и сокровищем, как всказке об аленьком цветочке. Ложась спать, она молила Бога, чтобы скореепрошла ночь, чтобы скорее наступило утро: празднично было в доме, который ожил, наполнился чем-то новым, чудесным с приездом красавца барчука,нарядного, напомаженного, с высоким красным воротом мундира, с лицомсмуглым, но нежным, как у барышни; празднично было даже в прихожей, гдеспала Наташка и где, вскакивая с рундука на рассвете, она сразу вспоминала, что в мире - радость, потому что у порога стояли, ждали чистки та






Возможно заинтересуют книги: