Школьная библиотека

я стал подходить к квартире. Дорога моя шла по набережной канала, накоторой в этот час не встретишь живой души. Правда, я живу в отдаленнейшейчасти города. Я шел и пел, потому что, когда я счастлив, я непременномурлыкаю что-нибудь про себя, как и всякий счастливый человек, у которогонет ни друзей, ни добрых знакомых и которому в радостную минуту не с кемразделить свою радость. Вдруг со мной случилось самое неожиданноеприключение

В сторонке, прислонившись к перилам канала, стояла женщина;облокотившись на решетку, она, по-видимому, очень внимательно смотрела намутную воду канала. Она была одета в премиленькой желтой шляпке и вкокетливой черной мантильке. "Это девушка, и непременно брюнетка", подумал я. Она, кажется, не слыхала шагов моих, даже не шевельнулась, когдая прошел мимо, затаив дыхание и с сильно забившимся сердцем. "Странно! подумал я, - верно, она о чем-нибудь очень задумалась", и вдруг яостановился как вкопанный. Мне послышалось глухое рыдание. Да! я необманулся: девушка плакала, и через минуту еще и еще всхлипывание. Божемой! У меня сердце сжалось. И как я ни робок с женщинами, но ведь это былатакая минута!.. Я воротился, шагнул к ней и непременно бы произнес:"Сударыня!" - если б только не знал, что это восклицание уже тысячу разпроизносилось во всех русских великосветских романах. Это одно и остановиломеня. Но покамест я приискивал слово, девушка очнулась, оглянулась,спохватилась, потупилась и скользнула мимо меня по набережной. Я тотчас жепошел вслед за ней, но она догадалась, оставила набережную, перешла черезулицу и пошла по тротуару. Я не посмел перейти через улицу. Сердце моетрепетало, как у пойманной птички. Вдруг один случай пришел ко мне напомощь

По той стороне тротуара, недалеко от моей незнакомки, вдруг появилсягосподин во фраке, солидных лет, но нельзя сказать, чтоб солидной походки

Он шел, пошатываясь и осторожно опираясь об стенку. Девушка же шла, словнострелка, торопливо и робко, как вообще ходят все девушки, которые не хотят,чтоб кто-нибудь вызвался провожать их ночью домой, и, конечно, качавшийсягосподин ни за что не догнал бы ее, если б судьба моя не надоумила егопоискать искусственных средств. Вдруг, не сказав никому ни слова, мойгосподин срывается с места и летит со всех ног, бежит, догоняя моюнезнакомку. Она шла как ветер, но колыхавшийся господин настигал, настиг,девушка вскрикнула - и... я благословляю судьбу за превосходную сучковатуюпалку, которая случилась на этот раз в моей правой руке. Я мигом очутилсяна той стороне тротуара, мигом незваный господин понял, в чем дело, принялв соображение неотразимый резон, замолчал, отстал и только, когда уже мыбыли очень далеко, протестовал против меня в довольно энергическихтерминах. Но до нас едва долетели слова его

- Дайте мне руку, - сказал я моей незнакомке, - и он не посмеет большек нам приставать

Она молча подала мне свою руку, еще дрожавшую от волнения и испуга. Онезваный господин! как я благословлял тебя в эту минуту! Я мельком взглянулна нее: она была премиленькая и брюнетка - я угадал; на ее черных ресницахеще блестели слезинки недавнего испуга или прежнего горя, - не знаю. Но нагубах уже сверкала улыбка. Она тоже взглянула на меня украдкой, слегкапокраснела и потупилась

- Вот видите E7ачем же вы тогда отогнали меня? Если б я был тут,ничего бы не случилось..

- Но я вас не знала: я думала, что вы тоже..

- А разве вы теперь меня знаете?

- Немножко. Вот, например, отчего вы дрожите?

- О, вы угадали с первого раза! - отвечал я в восторге, что моядевушка умница: это при красоте никогда не мешает. - Да, вы с первоговзгляда угадали, с кем имеете дело. Точно, я робок с женщинами, я вволненье, не спорю, не меньше, как были вы минуту назад, когда этотгосподин испугал вас... Я в каком-то испуге теперь. Точно сон, а я даже иво сне не гадал, что когда-нибудь буду говорить хоть с какой-нибудьженщиной

- Как? неужели?.

- Да, если рука моя дрожит, то это оттого, что никогда еще ее необхватывала такая хорошенькая маленькая ручка, как ваша. Я совсем отвык отженщин; то есть я к ним и не привыкал никогда; я ведь один... Я даже незнаю, как говорить с ними. Вот и теперь не знаю - не сказал ли вамкакой-нибудь глупости? Скажите мне прямо; предупреждаю вас, я не обидчив..

- Нет, ничего, ничего; напротив. И если уже вы требуете, чтоб я былаоткровенна, так я вам скажу, что женщинам нравится такая робость; а если выхотите знать больше, то и мне она тоже нравится, и я не отгоню вас от себядо самого дома

- Вы сделаете со мной, - начал я, задыхаясь от восторга, - что ятотчас же перестану робеть, и тогда - прощай все мои средства!.

- Средства? какие средства, к чему? вот это уж дурно

- Виноват, не буду, у меня с языка сорвалось; но как же вы хотите,чтоб в такую минуту не было желания..

- Понравиться, что ли?

- Ну да; да будьте, ради бога, будьте добры. Посудите, кто я! Ведь вотуж мне двадцать шесть лет, а я никого никогда не видал. Ну, как же я могухорошо говорить, ловко и кстати? Вам же будет выгоднее, когда все будетоткрыто, наружу... Я не умею молчать, когда сердце во мне говорит. Ну, давсе равно... Поверите ли, ни одной женщины, никогда, никогда! Никакогознакомства! и только мечтаю каждый день, что наконец-то когда-нибудь явстречу кого-нибудь. Ах, если б вы знали, сколько раз я был влюблен такимобразом!.

- Но как же, в кого же?

- Да ни в кого, в идеал, в ту, которая приснится во сне. Я создаю вмечтах целые романы. О, вы меня не знаете! Правда, нельзя же без того, явстречал двух-трех женщин, но какие они женщины? это все такие хозяйки,что... Но я вас насмешу, я расскажу вам, что несколько раз думалзаговорить, так, запросто, с какой-нибудь аристократкой на улице,разумеется, когда она одна; заговорить, конечно, робко, почтительно,страстно; сказать, что погибаю один, чтоб она не отгоняла меня, что нетсредства узнать хоть какую-нибудь женщину; внушить ей, что даже вобязанностях женщины не отвергнуть робкой мольбы такого несчастногочеловека, как я. Что, наконец, и все, чего я требую, состоит в том только,чтоб сказать мне какие-нибудь два слова братские, с участием, не отогнатьменя с первого шага, поверить мне на слово, выслушать, что' я будуговорить, посмеяться надо мной, если угодно, обнадежить меня, сказать мнедва слова, только два слова, потом пусть хоть мы с ней никогда невстречаемся!.. Но вы смеетесь... Впрочем, я для того и говорю..

- Не досадуйте; я смеюсь тому, что вы сами себе враг, и если б выпопробовали, то вам бы и удалось, может быть, хоть бы и на улице дело было;чем проще, тем лучше... Ни одна добрая женщина, если только она не глупаили особенно не сердита на что-нибудь в ту минуту, не решилась бы отослатьвас без этих двух слов, которых вы так робко вымаливаете... Впрочем, что я!конечно, приняла бы вас за сумасшедшего. Я ведь судила по себе. Сама-то ямного знаю, как люди на свете живут!

- О, благодарю вас, - закричал я, - вы не знаете, что вы для менятеперь сделали!

- Хорошо, хорошо! Но скажите мне, почему вы узнали, что я такаяженщина, с которой... ну, которую вы считали достойной... внимания идружбы... одним словом, не хозяйка, как вы называете. Почему вы решилисьподойти ко мне?

- Почему? почему? Но вы были одни,тот господин был слишком смел,теперь ночь: согласитесь сами, что это обязанность..

- Нет, нет, еще прежде, там, на той стороне. Ведь вы хотели же подойтико мне?

- Там, на той стороне? Но я, право, не знаю, как отвечать; я боюсь..

Знаете ли, я сегодня был счастлив; я шел, пел; я был за городом; со мнойеще никогда не бывало таких счастливых минут. Вы... мне, может быть,показалось... Ну, простите меня, если я напомню: мне показалось, что выплакали, и я... я не мог слышать это... у меня стеснилось сердце... О, божемой! Ну, да неужели же я не мог потосковать об вас? Неужели же был грехпочувствовать к вам братское сострадание?.. Извините, я сказал