Школьная библиотека

Она больна. У него барка была, большая была, и другая была, и третья была,по Волге ходила, а я сам из Волги; еще завод была, да сгорела, и он безбашка.

- Он помешанный?

- Ни!.. Ни! - отвечал с расстановкой татарин. - Не мешана. Он умныйчеловек. Она все знает, книжка много читала, читала, читала, все читала идругим правда сказывала. Так, пришла кто: два рубля, три рубля, сорокрубля, а не хошь, как хошь; книжка посмотрит, увидит и всю правду скажет. Аденьга на стол, тотчас на стол - без деньга ни!

Тут татарин, с излишком сердца входивший в интересы Мурина, дажезасмеялся от радости.

- Что ж, он колдовал, гадал кому-нибудь?

- Гм... - промычал дворник, скоро кивнув головою, - она правдусказывала. Она бога молит, много молит. А то так, находит на него.

Тут татарин опять повторил свой выразительный жест.

В эту минуту кто-то кликнул дворника с другого двора, а вслед затемпоказался какой-то маленький, согбенный, седенький человек в тулупе. Он шелкряхтя, спотыкаясь, смотрел в землю и что-то нашептывал про себя. Можнобыло подумать, что он от старости выжил из ума.

- Хозяева, хозяева! - прошептал впопыхах дворник, наскоро кивнувгодовою Ордынову, и, сорвав шапку, бросился бегом к старичку, которого лицобыло как-то знакомо Ордынову; по крайней мере он где-то встретил его оченьнедавно. Сообразив, впрочем, что тут нет ничего удивительного, он пошел содвора. Дворник показался ему мошенником и наглецом первой руки. "Бездельникточно торговался со мной! - думал он, - бог знает что тут такое!"

Он уже произнес это на улице.

Мало-помалу его начали одолевать другие мысли. Впечатление былонеприятное: день серый и холодный, порхал снег. Молодой человек чувствовал,как озноб снова начинает ломать его; чувствовал тоже, что как будто земляначинала под ним колыхаться. Вдруг один знакомый голос неприятносладеньким, дребезжащим тенором пожелал ему доброго утра.

- Ярослав Ильич! - сказал Ордынов.

Перед ним стоял бодрый, краснощекий человек, с виду лет тридцати,невысокого роста, с серенькими маслеными глазками, с улыбочкой, одетый..

как и всегда бывает одет Ярослав Ильич. и приятнейшим образом протягивалему руку. Ордынов познакомился с Ярославом Ильичом тому назад ровно годсовершенно случайным образом, почти на улице. Очень легкому знакомствуспособствовала, кроме случайности, необыкновенная наклонность ЯрославаИльича отыскивать всюду добрых, благородных людей, прежде всегообразованных и по крайней мере талантом и красотою обращения достойныхпринадлежать высшему обществу. Хотя Ярослав Ильич имел чрезвычайносладенький тенор, но даже в разговорах с искреннейшими друзьями в настроеего голоса проглядывало что-то необыкновенно светлое, могучее иповелительное, не терпящее никаких отлагательств, что было, может быть,следствием привычки.

- Каким образом? - вскрикнул Ярослав Ильич с выражением искреннейшей,восторженной радости.

- Я здесь живу.

- Давно ли? - продолжал Ярослав Ильич, подымая ноту все выше и выше. И я не знал этого! Но я с вами сосед! Я теперь уже в здешней части. Я ужемесяц как воротился из Рязанской губернии. Поймал же вас, старинный иблагороднейший друг! - И Ярослав Ильич рассмеялся добродушнейшим образом.

- Сергеев! - закричал он вдп5новенно, - жди меня у Тарасова. да чтоббез меня не шевелили кулей. Да турни олсуфьевского дворника; скажи, чтобтот же час явился в контору. Я приду через час....

Наскоро отдавая кому-то этот приказ, деликатный Ярослав Ильич взялОрдынова под руку и повел в ближайший трактир.

- Не успокоюсь без того, пока не перебросим двух слов наедине послетакой долгой разлуки. Ну, что ваши занятия? - прибавил он, почтиблагоговейно к таинственно понизив голос. - Всегда в науках?

- Да, я попрежнему, - отвечал Ордынов, у которого мелькнула однасветлая мысль.

- Благородно, Василий Михайлович, благородно! - Тут Ярослав Ильичкрепко пожал руку Ордынова. - Вы будете украшением нашего общества. Подайвам господь счастливого пути на вашем поприще... Боже! Как я рад, что васвстретил! Сколько раз я вспоминал об вас, сколько раз говорил: где-то он,наш добрый, великодушный, остроумный Василий Михайлович?

Они заняли особую комнату. Ярослав Ильич заказал закуску, велел податьводки и с чувством взглянул на Ордынова.

- Я много читал без вас, - начал он робким, немного вкрадчивымголосом. - Я прочел всего Пушкина...

Ордынов рассеянно посмотрел на него.

- Удивительно изображение человеческой страсти-с. Но прежде всегопозвольте мне быть вам благодарным. Вы так много сделали для меняблагородством внушений справедливого образа мыслей..

- Помилуйте!

- Нет, позвольте-с. Я всегда люблю воздать справедливость и горжусь,что по крайней мере хоть это чувство не замолкло во мне.

- Помилуйте, вы несправедливы к себе, и я, право...

- Нет, совершенно справедлив-с, - возразил с необыкновенным жаромЯрослав-Ильич. - Что я такое в сравнении с вами-с? Не правда ли?

- Ах, боже мой!

- Да-с...

Тут последовало молчание.

- Следуя вашим советам, я прервал много грубых знакомств к смягчилотчасти грубость привычек, - начал опять Ярослав Ильич несколько робким ивкрадчивым голосом. - В свободное от должности время большею частию сижудома; по вечерам читаю какую-нибудь полезную книгу, и... у меня одножелание, Василий Михайлович, приносить хоть посильную пользу отечеству...

- Я всегда считал вас за благороднейшего человека, Ярослав Ильич.

- Вы всегда приносите бальзам... благородный молодой человек.

Ярослав Ильич горячо пожал руку Ордынову.

- Вы не пьете? - заметил он, немного утишив свое волнение.

- Не могу; я болен.

- Больны? да, в самом деле! Давно ли, как, каким образом вы изволилизаболеть? Угодно, я скажу... какой медик вас лечит? Угодно, я сейчас скажувашему частному доктору. Я сам, лично, к нему побегу. Искуснейший человек!

Ярослав Ильич уже брался за шляпу.

- Покорно благодарю. Я не лечусь и не люблю лекарей...

- Что вы? можно ли этак? Но это искуснейший, образованнейший человек,- продолжал Ярослав Ильич, умоляя, - намедни, - но позвольте вам эторассказать, дорогой Василий Михайлович, - намедни приходит один бедныйслесарь: "я вот, говорит, наколол себе руку моим орудием; излечите меня..."Семен Пафнутьич, видя, что несчастному угрожает антонов огонь, принял меруотрезать зараженный член. Он сделал это при мне. Но это было так сделано,таким благор... то есть таким восхитительным образом, что, признаюсь, еслиб не сострадание к страждущему человечеству, то было бы приятно посмотретьтак просто, из любопытства-с. Но где и как изволили заболеть?

- Переезжая на квартиру... Я только что встал.

- Но вы еще очень нездоровы, и вам бы не следовало выходить. Сталобыть, вы уже не там, где прежде, живете? Но что побудило вас?

- Моя хозяйка уехала из Петербурга.

- Домна Саввишна? Неужели?.. Добрая, истинно благородная старушка!Знаете ли? Я чувствовал к ней почти сыновнее уважение. Что-то возвышенноепрадедовских лет светилось в этой почти отжившей жизни; и, глядя на нее,как будто видишь перед собой воплощение нашей седой, величавойстаринушки... то есть из этого... что-то тут, знаете, этак поэтическое!.. заключил Ярослав Ильич, совершенно оробев и покраснев до ушей.

- Да, она была добрая женщина.

- Но позвольте узнать, где вы теперь изволили поселиться?

- Здесь, недалеко, в доме Кошмарова.

- Я с ним знаком. Величавый старик! Я с ним, смею сказать, почтиискренний друг. Благородная старость!

Уста Ярослава Ильича почти дрожали от радости умиления. Он спросил ещерюмку водки и трубку.

- Сами по себе нанимаете?

- Нет, у жильца.

- Кто таков? Может быть, я тоже знаком.

- У Мурина, мещанина; старик высокого роста...

- Мурин, Мурин; да, позвольте-с, это на заднем дворе, над гробовщиком?

- Да, да, на самом заднем дворе.

- Гм... вам покойно жить-с?

- Да я только что переехал.

- Гм... я только хотел сказать, гм... впрочем, но вы не заметили льчего особенного?

- Право...

- То есть я уверен, что вам будет жить у него хорошо, если останетесьдовольны помещением... я и не к тому говорю, готов предупредить; но, знаяваш характер... Как вам показался этот старик мещанин?

- Он, кажется, совсем больной человек.

- Да, он очень страждущ... Но вы такого ничего не заметили? Выговорили с ним?

- Очень мало; он такой нелюдимый ы желчный...

- Гм... - Ярослав Ильич задумался.

- Несчастный человек! - сказал он, помолчав.

- Он?

- Да, несчастный и вместе с тем до невероятности странный ызанимательный человек. Впрочем, если он вас не беспокоит... Извините, что яобратил внимание на такой предмет, но я полюбопытствовал...

- И, право, возбудили и мое любопытство... Я бы очень желал знать, кто