Книга "МЕРТВЫЕ ДУШИ". Страница 23

жизнь, и выдет просто черт знает что!" Здесь он несколько времени помолчали потом прибавил: "А любопытно бы знать, чьих она? что, как ее отец?богатый ли помещик почтенного нрава, или просто благомыслящий человек скапиталом, приобретенным на службе? Ведь если, положим, этой девушке дапридать тысячонок двести приданого, из нее бы мог выйти очень, оченьлакомый кусочек. Это бы могло составить, так сказать, счастье порядочногочеловека". Двести тысячонок так привлекательно стали рисоваться в головеего, что он внутренно начал досадовать на самого себя, зачем в продолжениехлопотни около экипажей не разведал от форейтора или кучера, кто такие былипроезжающие. Скоро, однако ж, показавшаяся деревня Собакевича рассеяла егомысли и заставила их обратиться к своему постоянному предмету

Деревня показалась ему довольно велика; два леса, березовый исосновый, как два крыла, одно темнее, другое светлее, были у ней справа ислева; посреди виднелся деревянный дом с мезонином, красной крышей итемными или, лучше, дикими стенами, - дом вроде тех, как у нас строят дляво5нных поселений и немецких колонистов. Было заметно, что при постройкеего зодчий беспрестанно боролся со вкусом хозяина. Зодчий был педант ихотел симметрии, хозяин - удобства и, как видно, вследствие того заколотилна одной стороне все отвечающие окна и провертел на место их одномаленькое, вероятно понадобившееся для темного чулана. Фронтон тоже никакне пришелся посреди дома, как ни бился архитектор, потому что хозяинприказал одну колонну сбоку выкинуть, и оттого очутилось не четыре колонны,как было назначено, а только три. Двор окружен был крепкою и непомернотолстою деревянною решеткой. Помещик, казалось, хлопотал много о прочности



На конюшни, сараи и кухни были употреблены полновесные и толстые бревна,определенные на вековое стояние. Деревенские избы мужиков тож срублены былина диво: не было кирч°ных стен, резных узоров и прочих затей, но все былопригнано плотно и как следует. Даже колодец был обделан в такой крепкийдуб, какой идет только на мельницы да на корабли. Словом, все, на что ниглядел он, было упористо, без пошатки, в каком-то крепком и неуклюжемпорядке. Подъезжая к крыльцу, заметил он выглянувшие из окна почти в одновремя два лица: женское, в венце, узкое, длинное, как огурец, и мужское,круглое, широкое, как молдаванские тыквы, называемые горлянками, изокоторых делают на Руси балалайки, двухструнные легкие балалайки, красу ипотеху ухватливого двадцатилетнего парня, мигача и щеголя, и подмигивающегои посвистывающего на белогрудых и белошейных девиц, собравшихся послушатьего тихострунного треньканья. Выглянувши, оба лица в ту же минутуспрятались. На крыльцо вышел лакей в серой куртке с голубым стоячимворотником и ввел Чичикова в сени, куда вышел уже сам хозяин. Увидев гостя,он сказал отрывисто: "Прошу" - и повел его во внутренние жилья

Когда Чичиков взглянул искоса на Собакевича, он ему на этот разпоказался весьма похожим на средней величины медведя. Для довершениесходства фрак на нем был совершенно медвежьего цвета, рукава длинны,панталоны длинны, ступнями ступал он и вкривь и вкось и наступалбеспрестанно на чужие ноги. Цвет лица имел каленый, горячий, какой бываетна медном пятаке. Известно, что есть много на свете таких лиц, над отделкоюкоторых натура недолго мудрила, не употребляла никаких мелких инструментов,как-то: напильников, буравчиков и прочего, но просто рубила со своегоплеча: хватила топором раз - вышел нос, хватила в другой - вышли губы,большим сверлом ковырнула глаза и, не обскобливши, пустила на свет,сказавши: "Живет!" Такой же самый крепкий и на диво стаченный образ был уСобакевича: держал он его более вниз, чем вверх, шеей не ворочал вовсе и всилу такого неповорота редко глядел на того, с которым говорил, но всегдаили на угол печки, или на дверь. Чичиков еще раз взглянул на него искоса,когда проходили они столовую: медведь! совершенный медведь! Нужно же такоестранное сближение: его даже звали Михайлом Семеновичем. Зная привычку егонаступать на ноги, он очень осторожно передвигал своими и давал ему дорогувперед. Хозяин, казалось, сам чувствовал за собою этот грех и тот же часспросил: "Не побеспокоил ли я вас?" Но Чичиков поблагодарил, сказав, чтоеще не произошло никакого беспокойства

Вошел в гостиную, Собакевич показал на кресла, сказавши опять:"Прошу!" Садясь, Чичиков взглянул на стены и на висевшие на них картины. Накартинах все были молодцы, вс° греческие полководцы, гравированные во весьрост: Маврокордато в красных панталонах и мундире, с очками на носу,Миаули, Канами. Все эти герои были с такими толстыми ляжками и неслыханнымиусами, что дрожь проходила по телу. Между крепкими греками, неизвестнокаким образом и для чего, поместился Багратион, тощий, худенький, смаленькими знаменами и пушками внизу и в самых узеньких рамках. Потом опятьследовала героиня греческая Бобелина, которой одна нога казалась большевсего туловища тех щеголей, которые наполняют нынешние гостиные. Хозяин,будучи сам человек здоровый и крепкий, казалось, хотел, чтобы и комнату егоукрашали тоже люди крепкие и здоровые. Возле Бобелины, у самого окна,висела клетка, из которой глядел дрозд темного цвета с белыми крапинками,очень похожий тоже на Собакевича. Гость и хозяин не успели помолчать двухминут, как дверь в гостиной отворилась и вошла хозяйка, дама весьмавысокая, в чепце с лентами, перекрашенными домашнею краскою. Вошла онастепенно, держа голову прямо, как пальма

- Это моя Феодулия Ивановна! - сказал Собакевич

Чичиков подошел к ручке Феодулии Ивановны, которую она почти впихнулаему в губы, причем он имел случай заметить, что руки были вымыты огуречнымрассолом

- Душенька, рекомендую тебе, - продолжал Собакевич, - Павел ИвановичЧичиков! У губернатора и почтмейстера имел честь познакомиться

Феодулия Ивановна попросила садиться, сказавши тоже: "Прошу!" - исделав движение головою, подобно актрисам, представляющим королев. Затемона уселась на диване, накрылась своим мериносовым платком и уже недвигнула более ни глазом, ни бровью

Чичиков опять поднял глаза вверх и опять увидел Канари с толстымиляжками и нескончаемыми усами, Бобелину и дрозда в клетке

Почти в течение целых пяти минут все хранили молчание; раздавалсятолько стук, производимый носом дрозда о дерево деревянной клетки, на днекоторой удил он хлебные зернышки. Чичиков еще раз окинул комнату, и все,что в ней ни было, - все было прочно, неуклюже в высочайшей степени и имелокакое-то странное сходство с самим хозяином дома; в углу гостиной стоялопузатое ореховое бюро на пренелепых четырех ногах, совершенный медведь

Стол, кресла, стулья - все было самого тяжелого и беспокойного свойства, словом, каждый предмет, каждый стул, казалось, говорил: "И я тожеСобакевич!" или: "И я тоже очень похож на Собакевича!"

- Мы об вас вспоминали у председателя палаты, у Ивана Григорьевича, сказал наконец Чичиков, видя, что никто не располагается начинатьразговора, - в прошедший четверг. Очень приятно провели там время

- Да, я не был тогда у председателя, - отвечал Собакевич

- А прекрасный человек!

- Кто такой? - сказал Собакевич, глядя на угол печи

- Председатель

- Ну, может быть, это вам так показалось: он только что масон, а такойдурак, какого свет не производил

Чичиков немного озадачился таким отчасти резким определением, нопотом, поправившись, продолжал:

- Конечно, всякий человек не без слабостей, но зато губернатор какойпревосходный человек!

- Губернатор превосходный человек?

- Да, не правда ли?

- Первый разбойник в мире!

- Как, губернатор разбойник? - сказал Чичиков и совершенно не могпонять, как губернатор мог попасть в разбойники. - Признаюсь, этого я быникак не подумал, - продолжал он. - Но позвольте, однако же, заметить:поступки его совершенно не такие, напротив, скорее даже мягкости в неммного. - Тут он привел в доказательство даже кошельки, вышитые егособственными руками, и отозвался с похвалою об ласковом выражении лица его

- И лицо разбойничье! - сказал Собакевич. - Дайте ему только нож давыпустите его на большую дорогу - зарежет, за копейку зарежет! Он да ещевице-губернатор - это Гога и Магога!

"Нет, он с ними не в ладах, - подумал про себя Чичиков- А вот заговорюя с ним о полицеймейстере: он, кажется, друг его"

- Впрочем, что до меня, - сказал он, - мне, признаюсь, более всех






Возможно заинтересуют книги: