Книга "МЕРТВЫЕ ДУШИ". Страница 30

твоим почтением!" Но так как гостеприимство у нас в таком ходу, что искряга не в силах преступить его законов, то он прибавил тут же нескольковнятнее: "Прошу покорнейше садиться!"

- Я давненько не вижу гостей, - сказал он, - да, признаться сказать, вних мало вижу проку. Завели пренеприличный обычай ездить друг к другу, а вхозяйстве-то упущения... да и лошадей их корми сеном! Я давно уж отобедал,а кухня у меня низкая, прескверная, и труба-то совсем развалилась: начнешьтопить, еще пожару наделаешь

"Вон оно как! - подумал про себя Чичиков. - Хорошо же, что я уСобакевича перехватил ватрушку да ломоть бараньего бока"

- И такой скверный анекдот, что сена хоть бы клок в целом хозяйстве! продолжал Плюшкин. - Да и в самом деле, как приберетесь его? землишкамаленькая, мужик ленив, работать не любит, думает, как бы в кабак... того игляди, пойдешь на старости лет по миру!

- Мне, однако же, сказывали, - скромно заметил Чичиков, - что у васболее тысячи душ

- А кто это сказывал? А вы бы, батюшка, наплевали в глаза тому,который это сказывал! Он, пересмешник видноC хотел пошутить над вами. Вот,бают, тысячи душ, а поди-тка сосчитай, а и ничего не начтешь! Последние тригода проклятая горячка выморила у меня здоровенный куш мужиков


- Скажите! и много выморила? - воскликнул Чичиков с участием

- Да, снесли многих

- А позвольте узнать: сколько числом?

- Душ восемьдесят

- Нет?

- Не стану лгать, батюшка

- Позвольте еще спросить: ведь эти души, я полагаю, вы считаете со дняподачи последней ревизии?

- Это бы еще слава богу, - сказал Плюшкин, - да лих-то, что с тоговремени до ста двадцати наберется


- Вправду? Целых сто двадцать? - воскликнул Чичиков и даже разинулнесколько рот от изумления

- Стар я, батюшка, чтобы лгать: седьмой десяток живу! - сказалПлюшкин. Он, казалось, обиделся таким почти радостным восклицанием. Чичиковзаметил, что в самом деле неприлично подобное безучастие к чужому горю, ипотому вздохнул тут же и сказал, что соболезнует

- Да ведь соболезнование в карман не положишь, - сказал Плюшкин. - Вотвозле меня живет капитан; черт знает его, откуда взялся, говорит родственник: "Дядюшка, дядюшка!" - и в руку целует, а как начнетсоболезновать, вой такой подымет, что уши береги. С лица весь красный:пеннику, чай, насмерть придерживается. Верно, спустил денежки, служа вофицерах, или театральная актриса выманила, так вот он теперь исоболезнует!

Чичиков постарался объяснить, что его соболезнование совсем не такогорода, как капитанское, и что он не пустыми словами, а делом готов доказатьего и, не откладывая дела далее, без всяких обиняков, тут же изъявилготовность принять на себя обязанность платить подати за всех крестьян,умерших такими несчастными случаями. Предложение, казалось, совершенноизумило Плюшкина. Он, вытаращив глаза, долго смотрел на него и наконецспросил:

- Да вы, батюшка, не служили ли в военной службе?

- Нет, - отвечал Чичиков довольно лукаво, - служил по статской

- По статской? - повторил Плюшкин и стал жевать губами, как будточто-нибудь кушал. - Да ведь как же? Ведь это вам самим-то в убыток?

- Для удовольствия вашего готов и на убыток

- Ах, батюшка! ах, благодетель мой! - вскрикнул Плюшкин, не замечая отрадости, что у него из носа выглянул весьма некартинно табак, на образецгустого копия, и полы халата, раскрывшись, показали платье, не весьмаприличное для рассматриванья. - Вот утешили старика! Ах, господи ты мой!ах, святители вы мои!.. - Далее Плюшкин и говорить не мог. Но не прошло иминуты, как эта радость, так мгновенно показавшаяся на деревянном лице его,так же мгновенно и прошла, будто ее вовсе не бывало, и лицо его вновьприняло заботливое выражение Он даже утерся платком и, свернувши его вкомок, стал им возить себя по верхней губе

- Как же, с позволения вашего, чтобы не рассердить вас, вы за всякийгод беретесь платить за них подать? и деньги будете выдавать мне или вказну?

- Да мы вот как сделаем: мы совершим на них купчую крепость, как быони были живые и как бы вы их мне продали

- Да, купчую крепость... - сказал Плюшкин, задумался и стал опятькушать губами. - Ведь вот купчую крепость - вс° издержки. Приказные такиебессовестные! Прежде, бывало, полтиной меди отделаешься да мешком муки, атеперь пошли целую подводу круп, да и красную бумажку прибавь, такоесребролюбие! Я не знаю, как священники-то не обращают на это внимание;сказал бы какое-нибудь поучение: ведь что ни говори, а против слова-тобожия не устоишь

"Ну, ты, я думаю, устоишь!" - подумал про себя Чичиков и произнес тутже, что, из уважения к нему, он готов принять даже издержки по купчей насвой счет

Услыша, что даже издержки по купчей он принимает на себя, Плюшкинзаключил, что гость должен быть совершенно глуп и только прикидывается,будто служил по статской, а, верно, был в офицерах и волочился заактерками. При всем том он, однако ж, не мог скрыть своей радости и пожелалвсяких утешений не только ему, но даже и деткам его, не спросив, были лиони у него, или нет. Подошел к окну, постучал он пальцами в стекло изакричал: "Эй, Прошка!" Чрез минуту было слышно. что кто-то вбежал впопыхахв сени, долго возился там и стучал сапогами, наконец дверь отворилась ивошел Прошка, мальчик лет тринадцати, в таких больших сапогах, что, ступая,едва не вынул из них ноги. Почему у Прошки были такие большие сапоги, этоможно узнать сейчас же: у Плюшкина для всей дворни, сколько ни было ее вдоме, были одни только сапоги, которые должны были всегда находиться всенях. Всякий призываемый в барские покои обыкновенно отплясывал через весьдвор босиком, но, входя в сени, надевал сапоги и таким уже образом являлсяв комнату. Выходя из комнаты, он оставлял сапоги опять в сенях иотправлялся вновь на собственной подошве. Если бы кто взглянул из окошка восеннее время и особенно когда по утрам начинаются маленькие изморози, тобы увидел, что вся дворня делала такие скачки, какие вряд ли удастсявыделать на театрах самому бойкому танцовщику

- Вот посмотрите, батюшка, какая рожа! - сказал Плюшкин Чичикову,указывая пальцем на лицо Прошки. - Глуп ведь как дерево, а попробуйчто-нибудь положить, мигом украдет! Ну, чего ты пришел, дурак, скажи, чего?- Тут он произвел небольшое молчание, на которое Прошка отвечал тожемолчанием. - Поставь самовар, слышишь, да вот возьми ключ да отдай Мавре,чтобы пошла в кладовую: там на полке есть сухарь из кулича, которыйпривезла Александра Степановна, чтобы подали его к чаю!.. Постой, куда жеты? Дурачина! эхва, дурачила! Бес у тебя в ногах, что ли, чешется?.. тывыслушай прежде: сухарь-то сверху, чай, поиспортился-, так пусть соскоблитего ножом да крох не бросает, а снесет в курятник. Да смотри ты, ты невходи, брат, в кладовую, не то я тебя, знаешь! березовым-то веником; чтобыдля вкуса-то! Вот у тебя теперь славный аппетит, так чтобы еще был получше!Вот попробуй-ка пойти в кладовую, а я тем временем из окна стану глядеть

Им ни в чем нельзя доверять, - продолжал он, обратившись к Чичикову, послетого как Прошка убрался вместе с своими сапогами. Вслед за тем он начал ина Чичикова посматривать подозрительно. Черты такого необыкновенноговеликодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: "Ведьчерт его знает, может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет,наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!" А потому изпредосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, чтонедурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в человеке не уверен:сегодня жив, а завтра и бог весть

Чичиков изъявил готовность совершить ее хоть сию же минуту и






Возможно заинтересуют книги: