Книга "ПОВЕСТЬ О ТОМ, КАК ПОССОРИЛСЯ ИВАН ИВАНОВИЧ С ИВАНОМ НИКИФОРОВИЧЕМ". Страница 9

и сложил руки вместе. - Что ж теперь, если уже люди с добрыми глазами неживут в мире, где же жить мне в ладу с кривым моим оком!

На эти слова все засмеялись во весь рот. Все очень любили кривогоИвана Ивановича за то, что он отпускал шутки совершенно во вкусе нынешнем. Сам высокий, худощавый человек, в байковом сюртуке, с пластырем наносу, который до того сидел в углу и ни разу не переменил движения насвоем лице, даже когда залетела к нему в нос муха, - этот самый господинвстал с своего места и подвинулся ближе к толпе, обступившей кривогоИвана Ивановича.

- Послушайте! - сказал кривой Иван Иванович, когда увидел, что егоокружило порядочное общество. - Послушайте! Вместо того что вы теперьзаглядываетесь на мое кривое око, давайте вместо этого помирим двух наших приятелей! Теперь Иван Иванович разговаривает с бабами и девчатами,- пошлем потихоньку за Иваном Никифоровичем, да и столкнем их вместе.

Все единодушно приняли предложение Ивана Ивановича и положили немедленно послать к Ивану Никифоровичу на дом - просить его во что бы нистало приехать к городничему на обед. Но важный вопрос - на кого возложить это важное поручение? - повергнул всех в недоумение. Долго спорили,кто способнее и искуснее в дипломатической части: наконец единодушно решили возложить все это на Антона Прокофьевича Голопузя.


Но прежде нужно несколько познакомить читателя с этим замечательнымлицом. Антон Прокофьевич был совершенно добродетельный человек во всемзначении этого слова: даст ли ему кто из почетных людей в Миргороде платок на шею или исподнее - он благодарит; щелкнет ли его кто слегка внос, он и тогда благодарит. Если у него спрашивали: "Отчего это у вас,Антон Прокофьевич, сюртук коричневый, а рукава голубые?" - то он обыкновенно всегда отвечал: "А у вас и такого нет! Подождите, обносится, весьбудет одинаковый!" И точно: голубое сукно от действия солнца начало обращаться в коричневое и теперь совершенно подходит под цвет сюртука! Новот что странно: что Антон Прокофьевич имеет обыкновение суконное платьеносить летом, а нанковое зимою. Антон Прокофьевич не имеет своего дома


У него был прежде, на конце города, но он его продал и на вырученныеденьги купил тройку гнедых лошадей и небольшую бричку, в которой разъезжал гостить по помещикам. Но так как с ними много было хлопот и притомнужны были деньги на овес, то Антон Прокофьевич их променял на скрыпку идворовую девку, взявши придачи двадцатипятирублевую бумажку. Потомскрыпку Антон Прокофьевич продал, а девку променял за кисет сафьянный сзолотом. И теперь у него кисет такой, какого ни у кого нет. За это наслаждение он уже не может разъезжать по деревням, а должен оставаться вгороде и ночевать в разных домах, особенно тех дворян, которые находилиудовольствие щелкать его по носу. Антон Прокофьевич любит хорошо поесть,играет изрядно в "дураки" и "мельники". Повиноваться всегда было егостихиею, и потому он, взявши шапку и палку, немедленно отправился впуть. Но, идучи, стал рассуждать, калим образом ему подвигнуть Ивана Никифоровича прийти на ассамблею. Несколько крутой нрав сего, впрочем,достойного человека делал его предприятие почти невозможным. Да и как, всамом деле, ему решиться прийти, когда встать с постели уже ему стоиловеликого труда? Но положим, что он встанет, как ему прийти туда, где находится, - что, без сомнения, он знает, - непримиримый враг его? Чем более Антон Прокофьевич обдумывал, тем более находил препятствий. День былдушен; солнце жгло; пот лился с него градом. Антон Прокофьевич, несмотря, что его щелкали по носу, был довольно хитрый человек на многие дела,- в ме'не только был он не так счастлив, - он очень знал, когда нужноприкинуться дураком, и иногда умел найтиться в таких обстоятельствах ислучаях, где редко умный бывает в состоянии извернуться.

В то время как изобретательный ум его выдумывал средство, как убедитьИвана Никифоровича, и уже он храбро шел навстречу всего, одно неожиданное обстоятельство несколько смутило его. Не мешает при этом сообщитьчитателю, что у Антона Прокофьевича были, между прочим, одни панталонытакого странного свойства, что когда он надевал их, то всегда собаки кусали его за икры. Как на беду, в тот день он надел именно эти панталоны

И потому едва только он предался размышлениям, как страшный лай со всехсторон поразил слух его. Антон Прокофьевич поднял такой крик, - громчеего никто не умел кричать, - что не только знакомая баба и обитатель неизмеримого сюртука выбежали к нему навстречу, но даже мальчишки со двораИвана Ивановича посыпались к нему, и хотя собаки только за одну ногу успели его укусить, однако ж это очень уменьшило его бодрость и он с некоторого рода робостью подступал к крыльцу

Глава VII,

И ПОСЛЕДНЯЯ

- А! здравствуйте. На что вы собак дразните? - сказал Иван Никифорович, увидевши Антона Прокофьевича, потому что с Антоном Прокофьевичемникто иначе не говорил, как шутя.

- Чтоб они передохли все! Кто их дразнит? - отвечал Антон Прокофьевич.

- Вы врете.

- Ей-богу, нет! Просил вас Петр Федорович на обед.

- Гм!

- Ей-богу! так убедительно просил, что выразить не можно. Что это,говорит, Иван Никифорович чуждается меня, как неприятеля. Никогда незайдет поговорить либо посидеть.

Иван Никифорович погладил свой подбородок.

- Если, говорит, Иван Никифорович и теперь не придет, то я не знаю,что подумать: верно, он имеет на меня какой умысел! Сделайте милость,Антон Прокофьевич, говорите Ивана Никифоровича! Что ж, Иван Никифорович?пойдем! там собралась теперь отличная компания!

Иван Никифорович начал рассматривать петуха, который, стоя накрыльце, изо всей мочи драл горло.

- Если бы вы знали, Иван Никифорович, - продолжал усердный депутат, какой осетрины, какой свежей икры прислали Петру Федоровичу!

При этом Иван Никифорович поворотил свою голову и начал внимательноприслушиваться.

Это ободрило депутата.

- Пойдемте скорее, там и Фома Григорьевич! Что ж вы? - прибавил он,видя, что Иван Никифорович лежал все в одинаковом положении. - Что ж?идем или нейдем?

- Не хочу.

Это "не хочу" поразило Антона Прокофьевича. Он уже думал, что убедительное представление его совершенно склонило этого, впрочем, достойногочеловека, но вместо того услышал решительное "не хочу".

- Отчего же не хотите вы? - спросил он почти с досадою, которая показывалась у него чрезвычайно редко, даже тогда, когда клали ему на головузажженную бумагу, чем особенно любили себя тешить судья и городничий.

Иван Никифорович понюхал табаку.

- Воля ваша, Иван Никифорович, я не знаю, что вас удерживает.

- Чего я пойду? - проговорил наконец Иван Никифорович, - там будетразбойник! - Так он называл обыкновенно Ивана Ивановича.

Боже праведный! А давно ли...

- Ей-богу, не будет! вот как бог свят, что не будет! Чтоб меня на самом этом месте громом убило! - отвечал Антон Прокофьевич, который готовбыл божиться десять раз на один час. - Пойдемте же, Иван Никифорович!

- Да вы врете, Антон Прокофьевич, он там?

- Ей-богу, ей-богу, нет! Чтобы я не сошел с этого места, если он там!Да и сами посудите, с какой стати мне лгать? Чтоб мне руки и ноги отсохли!.. Что, и теперь не верите? Чтоб я околел тут же перед вами! чтоб ниотцу, ни матери моей, ни мне не видать царствия небесного! Еще не верите?

Иван Никифорович этими уверениями совершенно успокоился и велел своему камердинеру в безграничном сюртуке принесть шаровары и нанковый казакин.

Я полагаю, что описывать, каким образом Иван Никифорович надевал шаровары, как ему намотали галстук и, наконец, надели казакин, который подлевым рукавом лопнул, совершенно излишне. Довольно, что он во все этовремя сохранял приличное спокойствие и не отвечал ни слова на предложения Антона Прокофьевича - что-нибудь променять на его турецкий кисет.

Между тем собрание с нетерпением ожидало решительной минуты, когдаявится Иван Никифорович и исполнится наконец всеобщее желание, чтобы сиидостойные люди примирились между собою; многие были почти уверены, чтоне придет Иван Никифорович. Городничий даже бился об заклад с кривымИваном Ивановичем, что не придет, но разошелся только потому, что кривойИван Иванович требовал, чтобы тот поставил в заклад подстреленную своюногу, а он кривое око, - чем городничий очень обиделся, а компания потихоньку смеялась. Никто еще не садился за стол, хотя давно уже был второйчас - время, в которое в Миргороде, даже в парадных случаях, давно ужеобедают.

Едва только Антон Прокофьевич появился в дверях, как в то же мгновение был обступлен всеми. Антон Прокофьевич на все вопросы закричал однимрешительным словом: "Не будет". Едва только он это произнес, и уже градвыговоров, браней, а может быть, и щелчков, готовился посыпаться на егоголову за неудачу посольства, как вдруг дверь отворилась и - вошел ИванНикифорович.

Если бы показался сам сатана или мертвец, то они бы не произвели такого изумления на все общество, в какое повергнул его неожиданный приходИвана Никифоровича. А Антон Прокофьевич только заливался, ухватившись забока, от радости, что так подшутил над всею компаниею.

Как бы то ни было, только это было почти невероятно для всех, чтобыИван Никифорович в такое короткое время мог одеться, как прилично дворя






Возможно заинтересуют книги: