Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 6

Хивря была ни жива ни мертва.

- Эх вы, бабы! бабы! - произнесла она громко. - Вам ли козаковать ибыть мужьями! Вам бы веретено в руки, да посадить за гребень! Одинкто-нибудь, может, прости господи... Под кем-нибудь скамейка заскрыпела,а все и метнулись как полоумные.

Это привело в стыд наших храбрецов и заставило их ободриться; кумхлебнул из кружки и начал рассказывать далее:

- Жид обмер; однако ж свиньи, на ногах, длинных, как ходули, повлезали в окна и мигом оживили жида плетеными тройчатками, заставя его плясать повыше вот этого сволока. Жид - в ноги, признался во всем... Толькосвитки нельзя уже было воротить скоро. Пана обокрал на дороге какой-тоцыган и продал свитку перекупке; та привезла ее снова на Сорочинскую ярмарку, но с тех пор уже никто ничего не стал покупать у ней. Перекупкадивилась, дивилась и, наконец, смекнула: верно, виною всему краснаясвитка. Недаром, надевая ее, чувствовала, что ее все давит что-то. Недумая, не гадая долго, бросила в огонь - не горит бесовская одежда! "Э,да это чертов подарок!" Перекупка умудрилась и подсунула в E2оз одномумужику, вывезшему продавать масло. Дурень и обрадовался; только масланикто и спрашивать не хочет. "Эх, недобрые руки подкинули свитку!" Схватил топор и изрубил ее в куски; глядь - и лезет один кусок к другому, иопять целая свитка. Перекрестившись, хватил топором в другой раз, кускиразбросал по всему месту и уехал. Только с тех пор каждый год, и как разво время ярмарки, черт с свиною личиною ходит по всем площади, хрюкает иподбирает куски своей свитки. Теперь, говорят, одного только левого рукава недостает ему. Люди с тех пор открещиваются от того места, и вотуже будет лет с десяток, как не было на нем ярмарки. Да нелегкая дернулатеперь заседателя от...



Другая половина слова замерла на устах рассказчика...

Окно брякнуло с шумом; стекла, звеня, вылетели вон, и страшная свинаярожа выставилась, поводя очами, как будто спрашивая: "А что вы тут делаете, добрые люди?"

VIII

...Пiджав хвост, мов собака,

Мов Каiн, эатрусивсь увесь;

Iз носа потекла табака.

Котляревский, Энеида

Ужас оковал всех находившихся в хате. Кум с разинутым ртом превратился в камень; глаза его выпучились, как будто хотели выстрелить; разверстые пальцы остались неподвижными на воздухе. Высокий храбрец в непобедимом страхе подскочил под потолок и ударился головою об перекладину; доски посунулись, и попович с громом и треском полетел на землю. "Ай! ай!ай!" - отчаянно закричал один, повалившись на лавку в ужасе и болтая наней руками и ногами. "Спасайте!" - горланил другой, закрывшись тулупом

Кум, выведенный из своего окаменения вторичным испугом, пополз в судорогах под подол своей супруги. Высокий храбрец полез в печь, несмотря наузкое отверстие, и сам задвинул себя заслонкою. А Черевик, как будто облитый горячим кипятком, схвативши на голову горшок вместо шапки, бросился к дверям и как полоумный бежал по улицам, не видя земли под собою;одна усталость только заставила его уменьшить немного скорость бега

Сердце его колотилось, как мельничная ступа, пот лил градом. В изнеможении готов уже был он упасть на землю, как вдруг послышалось ему, чтосзади кто-то гонится за ним... Дух у него занялся... "Черт! черт!" кричал он без памяти, утрояя силы, и чрез минуту без чувств повалился наземлю. "Черт! черт!" - кричало вслед за ним, и он слышал только, какчто-то с шумом ринулось на него. Тут память от него улетела, и он, какстрашный жилец тесного гроба, остался нем и недвижим посреди дороги

IX

Ще спереду i так, i так;

А ззаду, ей же ей, на черта!

Из простонародной сказки

- Слышишь, Влас, - говорил, приподнявшись ночью, один из толпы спавшего на улице народа, - возле нас кто-то помянул черта!

- Мне какое дело? - проворчал, потягиваясь, лежавший возле него цыган, - хоть бы и всех своих родичей помянул.

- Но ведь так закричал, как будто давят его!

- Мало ли чего человек не соврет спросонья!

- Воля твоя, хоть посмотреть нужно; а выруби-ка огня!

Другой цыган, ворча про себя, поднялся на ноги, два раза осветил себяискрами, будто молниями, раздул губами трут и, с каганцом в руках, обыкновенною малороссийскою светильнею, состоящею из разбитого черепка, налитого бараньим жиром, отправился, освещая дорогу.

- Стой! здесь лежит что-то; свети сюда!

Тут прислало к ним еще несколько человек.

- Что лежит, Влас?

- Так, как будто бы два человека: один наверху, другой нанизу; который из них черт, уже и не распознаю!

- А кто наверху?

- Баба!

- Ну вот, это ж то и есть черт!

Всеобщий хохот разбудил почти всю улицу.

- Баба взлезла на человека; ну, верно, баба эта знает, как ездить! говорил один из окружавшей толпы.

- Смотрите, братцы! - говорил другой, поднимая черепок из горшка, которого одна только уцелевшая половина держалась на голове Черевика, какую шапку надел на себя этот добрый молодец!

Увеличившийся шум и хохот заставили очнуться наших мертвецов, Солопияи его супругу, которые, полные прошедшего испуга, долго глядели в ужасенеподвижными глазами на смуглые лица цыган: озаряясь светом, неверно итрепетно горевшим, они казались диким сонмищем гномов, окруженных тяжелым подземным паром, в мраке непробудной ночи

X

Цур тобi, пек тобi, сатанинське

навожденiе!

Из малороссийской комедии

Свежесть утра веяла над пробудившимися Сорочинцами. Клубы дыму совсех труб понеслись навстречу показавшемуся солнцу. Ярмарка зашумела

Овцы заблеяли, лошади заржали; крик гусей и торговок понесся снова повсему табору - и страшные толки про красную свитку, наведшие такую робость на народ в таинственные часы сумерек, исчезли с появлением утра.

Зевая и потягиваясь, дремал Черевик у кума, под крытым соломою сараем, между волов, мешков муки и пшеницы, и, кажется, вовсе не имел желания расстаться с своими грезами, как вдруг услышал голос, так же знакомый, как убежище лени - благословенная печь его хаты или шинок дальнейродственницы, находившийся не далее десяти шагов от его порога.

- Вставай, вставай! - дребезжала на ухо нежная супруга, дергая егоизо всей силы за руку.

Черевик вместо ответа надул щеки и начал болтать руками, подражая барабанному бою.

- Сумасшедший! - закричала она, уклоняясь от взмаха руки его, котороюон чуть было не задел ее по лицу.

Черевик поднялся, протер немного глаза и посмотрел вокруг.

- Враг меня возьми, если мне, голубко, не представилась твоя рожа барабаном, на котором меня заставили выбивать зорю, словно москаля, те самые свиные рожи, от которых, как говорит кум...

- Полно, полно тебе чепуху молоть! Ступай веди скорей кобылу на продажу. Смех, право, людям: приехали на ярмарку и хоть бы горсть пенькипродали...

- Как же, жинка, - подхватил Солопий, - с нас ведь теперь смеятьсябудут.

- Ступай! ступай! с 2ебя и без того смеются!

- Ты видишь, что я еще не умывался, - продолжал Черевик, зевая и почесывая спину и стараясь, между прочим, выиграть время для своей лени.

- Вот некстати пришла блажь быть чистоплотным! Когда это за тобою водилось? Вот рушник, оботри свою маску...

Тут схватила она что-то свернутое в комок - и с ужасом отбросила отсебя: это был красный обшлаг свитки!

- Ступай делай свое дело, - повторила она, собравшись с духом, своемусупругу, видя, что у него страх отнял ноги и зубы колотились один обдругой.

- Будет продажа теперь! - ворчал он сам себе, отвязывая кобылу и ведяее на площадь. - Недаром, когда я сбирался на эту проклятую ярмарку, надуше было так тяжело, как будто кто взвалил на тебя дохлую корову, и волы два раза сами поворачивали домой. Да чуть ли еще, как вспомнил я теперь, не в понедельник мы выехали. Ну, вот и зло все!.. Неугомонен ичерт проклятый: носил бы уже свитку без одного рукава; так нет, нужно жедобрым людям не давать покою. Будь, примерно, я черт, - чего, оборонибоже, - стал ли бы я таскаться ночью за проклятыми лоскутьями?

Тут философствование нашего Черевика прервано было толстым и резкимголосом. Пред ним стоял высокий цыган.

- Что продаешь, добрый человек?

Продавец помолчал, посмотрел на него с ног до головы и сказал с спо






Возможно заинтересуют книги: