Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 12

указывая на пруд, угрюмо обставленный темным кленовым лесом и оплакиваемый вербами, потопившими в нем жалобные свои ветви. Как бессильный старец, держал он в холодных объятиях своих далекое, темное небо, обсыпаяледяными поцелуями огненные звезды, которые тускло реяли среди теплогоночного воздуха, как бы предчувствуя скорое появление блистательного царя ночи. Возле леса, на горе, дремал с закрытыми ставнями старый деревянный дом; мох и дикая трава покрывали его крышу; кудрявые яблони разрослись перед его окнами; лес, обнимая своею тенью, бросал на него дикуюмрачность; ореховая роща стлалась у подножия его и скатывалась к пруду.

- Я помню будто сквозь сон, - сказала Ганна, не спуская глаз с него,- давно, давно, когда я еще была маленькою и жила у матери, что-тострашное рассказывали про дом этот. Левко, ты, верно, знаешь, расскажи!..

- Бог с ним, моя красавица! Мало ли чего не расскажут бабы и народглупый. Ты себя только потревожишь, станешь бояться, и не заснется тебепокойно.


- Расскажи, расскажи, милый, чернобровый парубок! - говорила онCприжимаясь лицом своим к щеке его и обнимая его. - Нет! ты, видно, нелюбишь меня, у тебя есть другая девушка. Я не буду бояться; и буду спокойно спать ночь. Теперь-то не засну, если не расскажешь. Я стану мучиться да думать... Расскажи, Левко!..

- Видно, правду говорят люди. что у девушек сидит черт, подстрекающийих любопытство. Ну слушай. Давно, мое серденько, жил в этом доме сотник

У сотника была дочка, ясная панночка, белая, как снег, как твое личико

Сотникова жена давно уже умерла; задумал сотник жениться на другой. "Будешь ли ты меня нежить по-старому, батьку, когда возьмешь другую жену?"- "Буду, моя дочка; еще крепче прежнего стану прижимать тебя к сердцу!Буду, моя дочка; еще ярче стану дарить серьги и монисты!" Привез сотникмолодую жену в новый дом свой. Хороша была молодая жена. Румяна и беласобою была молодая жена; только так страшно взглянула на свою падчерицу,что та вскрикнула, ее увидевши; и хоть бы слово во весь день сказала суровая мачеха. Настала ночь: ушел сотник с молодою женой в свою опочивальню; заперлась и белая панночка в своей светлице. Горько сделалосьей; стала плакать. Глядит: страшная черная кошка крадется к ней; шерстьна ней горит, и железные когти стучат по полу. В испуге вскочила она налавку, - кошка за нею. Перепрыгнула на лежанку, - кошка и туда, и вдругбросилась к ней на шею и душит ее. С криком оторвавши от себя, кинула еена пол; опять крадется страшная кошка. Тоска ее взяла. На стене виселаотцовская сабля. Схватила ее и бряк по полу - лапа с железными когтямиотскочила, и кошка с визгом пропала в темном углу. Целый день не выходила из светлицы своей молодая жена; на третий день вышла с перевязанноюрукой. Угадала бедная панночка, что мачеха ее ведьма и что она ей перерубила руку. На четвертый день приказал сотник своей дочке носить воду,мести хату, как простой мужичке, и не показываться в панские покои. Тяжело было бедняжке, да нечего делать: стала выполнять отцовскую волю. Напятый день выгнал сотник свою дочку босую из дому и куска хлеба не лална дорогу. Тогда только зарыдала панночка, закрывши руками белое лицосвое: "Погубил ты, батьку, родную дочку свою! Погубила ведьма грешнуюдушу твою! Прости тебя бог; а мне, несчастной, видно, не велит он житьна белом свете!.." И вон, видишь ли ты... - Тут оборотился Левко к Ганне, указывая пальцем на дом. - Гляди сюда: вон, подалее от дома, самыйвысокий берег! С этого берега кинулась панночка в воду, и с той поры нестало ее на свете...


- А ведьма? - боязливо прервала Ганна, устремив на него прослезившиеся очи.

- Ведьма? Старухи выдумали, что с той поры все утопленницы выходили влунную ночь в панский сад греться на месяце; и сотникова дочка сделаласьнад ними главною. В одну ночь увидела она мачеху свою возле пруда, напала на нее и с криком утащила в воду. Но ведьма и тут нашлась: оборотилась под водою в одну из утопленниц и через то ушла от плети из зеленоготростника, которою хотели ее бить утопленницы. Верь бабам! Рассказываютеще, что панночка собирает всякую ночь утопленниц и заглядывает поодиночке каждой в лицо, стараясь узнать, которая из них ведьма; но до сихпор не узнала. И если попадется из людей кто, тотчас заставляет его угадывать, не то грозит утопить в воде. Вот, моя Галю, как рассказываютстарые люди!.. Теперешний пан хочет строить на том месте винннцу и прислал нарочно для того сюда винокура... Но я слышу говор. Это наши возвращаются с песен. Прощай, Галю! Спи спокойно; да не думай об этих бабьихвыдумках!

Сказавши это, он обнял ее крепче, поцеловал и ушел.

- Прощай, Левко! - говорила Ганна, задумчиво вперив очи на темныйлес.

Огромный огненный месяц величественно стал в это время вырезыватьсяиз земли. Еще половина его была под землею, а уже весь мир исполнилсякакого-то торжественного света. Пруд тронулся искрами. Тень от деревьевясно стала отделяться на темной зелени.

- Прощай, Ганна! - раздались позади ее слова, сопровождаемые поцелуем.

- Ты воротился! - сказала она, оглянувшись; но, увидев перед собоюнезнакомого парубка, отвернулась в сторону.

- Прощай, Ганна! - раздалось снова, и снова поцеловал ее кто-то в щеку.

- Прощай, милая Ганна!

- Еще и третий!

- Прощай! прощай! прощай, Ганна! - И поцелуи засыпали ее со всех сторон.

- Да тут их целая ватага! - кричала Ганна, вырываясь из толпы парубков, наперерыв спешивших обнимать ее. - Как им не надоест беспрестанноцеловаться! Скоро, ей-богу, нельзя будет показаться на улице!

Вслед за сими словами дверь захлопнулась, и только слышно было, как свизгом задвинулся железный засов

II

ГОЛОВА

Знаете ли вы украинскую ночь? О, вы не знаете украинской ночи! Всмотритесь в нее. С середины неба глядит месяц. Необъятный небесный сводраздался, раздвинулся еще необъятнее. Горит и дышит он. Земля вся в серебряном свете; и чудный воздух и прохладно-душен, и полон неги, и движет океан благоуханий. Божественная ночь! Очаровательная ночь! Недвижно,вдохновенно стали леса, полные мрака, и кинули огромную тень от себя

Тихи и покойны эти пруды; холод и мрак вод их угрюмо заключен в темно-зеленые стены садов. Девственные чащи черемух и черешен пугливо протянули свои корни в ключевой холод и изредка лепечут листьями, будтосердясь и негодуя, когда прекрасный ветреник - ночной ветер, подкравшисьмгновенно, целует их. Весь ландшафт спит. А вверху все дышит, все дивно,все торжественно. А на душе и необъятно, и чудно, и толпы серебряных видений стройно возникают в ее глубине. Божественная ночь! Очаровательнаяночь! И вдруг все ожило: и леса, и пруды, и степи. Сыплется величественный гром украинского соловья, и чудится, что и месяц заслушался его посереди неба... Как очарованное, дремлет на возвышении село. Еще белее,еще лучше блестят при месяце толпы хат; еще ослепительнее вырезываютсяиз мрака низкие их стены. Песни умолкли. Все тихо. Благочестивые людиуже спят. Где-где только светятся узенькие окна. Перед порогами иныхтолько хат запоздалая семья совершает свой поздний ужин.

- Да, гопак не так танцуется! То-то я гляжу, не клеится все. Что жэто рассказывает кум?.. А ну: гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп! - Такразговаривал сам с собою подгулявший мужик средних лет, танцуя по улице

- Ей-богу, не так танцуется гопак! Что мне лгать! ей-богу, не так! А ну:гоп трала! гоп трала! гоп, гоп, гоп!

- Вот одурел человек! добро бы еще хлопец какой, а то старый кабан,детям на смех, танцует ночью по улице! - вскричала проходящая пожилаяженщина, неся в руке солому. - Ступай в хату свою. Пора спать давно!

- Я пойду! - сказал, остановившись, мужик. - Я пойду. Я не посмотрюна какого-нибудь голову. Что он думает, дидько б утысся его батькови!,что он голова, что он обливает людей на морозе холодною водою, так и носподнял! Ну, голова, голова. Я сам себе голова. Вот убей меня бог! Богменя убей, я сам себе голова. Вот что, а не то что... - продолжал он,подходя к первой попавшейся хате, и остановился перед окошком, скользяпальцами по стеклу и стараясь найти деревянную ручку. - Баба, отворяй!Баба, живей, говорят тебе, отворяй! Козаку спать пора!

- Куда ты, Каленик? Ты в чужую хату попал! - закричали, смеясь, позади его девушки, ворочавшиеся с веселых песней. - Показать тебе твою хату?

- Покажите, любезные молодушки!

- Молодушки? слышите ли, - подхватила одна, - какой учтивый Каленик!За это ему нужно показать хату... но нет, наперед потанцуй!

- Потанцевать?.. эх вы, замысловатые девушки! - протяжно произнес Каленик, смеясь и грозя пальцем и оступаясь, потому что ноги его не моглидержаться на одном месте. - А дадите перецеловать себя? Всех перецелую,всех!.. - И косвенными шагами пустился бежать за ними.

Девушки подняли крик, перемешались; но после, ободрившись, перебежалина другую сторону, увидя, что Каленик не слишком был скор на ноги.

- Вон твоя хата! - закричали они ему, уходя и показывая на избу, гораздо поболее прочих, принадлежавшую сельскому голове. Каленик послушнопобрел в ту сторону, принимаясь снова бранить голову.

Но кто же этот голова, возбудивший такие невыгодные о себе толки иречи? О, этот голова важное лицо на селе. Покамест Каленик достигнет






Возможно заинтересуют книги: