Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 15

вился в хату писаря, и вслед за ними, как пароход, задымился винокур.

В размышлении шли они все трое, потупив головы, и вдруг, на поворотев темный переулок, разом вскрикнули от сильного удара по лбам, и такойже крик отгрянул в ответ им. Голова, прищуривши глаз свой, с изумлениемувидел писаря с двумя десятскими.

- А я к тебе иду, пан писарь.

- А я к твоей милости, пан голова.

- Чудеса завелися, пан писарь.

- Чудные дела, пан голова.

- А что?

- Хлопцы бесятся! бесчинствуют целыми кучами по улицам. Твою милостьвеличают такими словами... словом, сказать стыдно; пьяный москаль побоится вымолвить их нечестивым своим языком. (Все это худощавый писарь, впестрядевых шароварах и жилете цвету винных дрожжей, сопровождал протягиванием шеи вперед и приведением ее тот же час в прежнее состояние.)Вздремнул было немного, подняли с постели проклятые сорванцы своимисрамными песнями и стуком! Хотел было хорошенько приструнить их, да, покамест надел шаровары и жилет, все разбежались куда ни попало. Самыйглавный, однако ж, не увернулся от нас. Распевает он теперь в той хате,где держат колодников. Душа горела у меня узнать эту птицу, да рожа замазана сажею, как у черта, что кует гвозди для грешников.


- А как он одет, пан писарь?

- В черном вывороченном тулупе, собачий сын, пан голова.

- А не лжешь ли ты, пан писарь? Что, если этот сорванец сидит теперьу меня в комоде?

- Нет, пан голова. Ты сам, не во гнев будь сказано, погрешил немного

- Давайте огня! мы посмотрим его!

Огонь принесли, дверь отперли, и голова ахнул от удивления, увидевперед собою свояченицу.

- Скажи, пожалуйста, - с такими словами она приступила к нему, - тыне свихнул еще с последнего ума? Была ли в одноглазой башке твоей хотькапля мозгу, когда толкнул ты меня в темную комору? счастье, что не ударилась головою об железный крюк. Разве я не кричала тебе, что это я?Схватил, проклятый медведь, своими железными лапами, да и толкает! Чтобтебя на том свете толкали черти!..


Последние слова вынесла она за дверь на улицу, куда отправилась длякакие-нибудь своих причин.

- Да, я вижу, что это ты! - сказал голова, очнувшись. - Что скажешь,пан писарь, не шельма этот проклятый сорвиголова?

- Шельма, пан голова.

- Не пора ли нам всех этих повес прошколить хорошенько и заставить ихзаниматься делом?

- Давно пора, давно пора, пан голова.

- Они, дурни, забрали себе... Кой черт? мне почудился крик свояченицына улице; они, дурни, забрали себе в голову, что я им ровня. Они думают,что я какой-нибудь их брат, простой козак! - Небольшой последовавший засим кашель и устремление глаза исподлобья вокруг давало догадываться,что голова готовится говорить о чем-то важном. - В тысячу... этих проклятых названий годов, хоть убей, не выговорю; ну, году, комиссару тогдашнему Ледачему дан был приказ выбрать из козаков такого, который быбыл посмышленее всех. О! - это "о!" голова произнес, поднявши палецвверх, - посмышленее всех! в проводники к царице. Я тогда...

- Что и говорить! Это всякий уже знает, пан голова. Все знают, как тывыслужил царскую ласку. Признайся теперь, моя правда вышла: хватил немного на душу греха, сказавши, что поймал этого сорванца в вывороченномтулупе?

- А что до этого дьявола в вывороченном тулупе, то его, в пример другим, заковать в кандалы и наказать примерно. Пусть знают, что значитвласть! От кого же и голова поставлен, как не от царя? Потом доберемся идо других хлопцев: я не забыл, как проклятые сорванцы вогнали в огородстадо свиней, переевших мою капусту и огурцы; я не забыл, как чертовыдети отказались вымолотить мое жито; я не забыл... Но провались они, мненужно непременно узнать, какая это шельма в вывороченном тулупе.

- Это проворная, видно, птица! - сказал винокур, которого щеки в продолжение всего этого разговора беспрерывно заряжались дымом, как осаднаяпушка, и губы, оставив коротенькую люльку, выбросили целый облачный фонтан. - Эдакого человека не худо, на всякий случай, и при виннице держать; а еще лучше повесить на верхушке дуба вместо паникадила.

Такая острота показалась не совсем глупою винокуру, и он тот же часрешился, не дожидаясь одобрения других, наградить себя хриплым смехом.

В это время стали приближаться они к небольшой, почти повалившейся наземлю хате; любопытство наших путников увеличилось. Все столпились удверей. Писарь вынул ключ, загремел им около замка; но этот ключ был отсундука его. Нетерпение увеличилось. Засунув руку, начал он шарить и сыпать побранки, не отыскивая его. "Здесь!" - сказал он наконец, нагнувшись и вынимая его из глубины обширного кармана, которым снабжены былиего пестрядевые шаровары. При этом слове сердца наших героев, казалось,слились в одно, и это огромное сердце забилось так сильно, что неровныйстук его не был заглушен даже брякнувшим замком. Двери отворились, и..

Голова стал бледен как полотно; винокур почувствовал холод, и волосыего, казалось, хотели улететь на небо; ужас изобразился в лице писаря;десятские приросли к земле и не в состоянии были сомкнуть дружно разинутых ртов своих: перед ними стояла свояченица.

Изумленная не менее их, она, однако ж, немного очнулась и сделаладвижение, чтобы подойти к ним.

- Стой! - закричал диким голосом голова и захлопнул за нею дверь. Господа! это сатана! - продолжал он. - Огня! живее огня! Не пожалею казенной хаты! Зажигай ее, зажигай, чтобы и костей чертовых не осталось наземле.

Свояченица в ужасе кричала, слыша за дверью грозное определение.

- Что вы, братцы! - говорил винокур. - Слава богу, волосы у вас чутьне в снегу, а до сих пор ума не нажили: от простого огня ведьма не загорится! Только огонь из люльки может зажечь оборотня. Постойте, я сейчасвсе улажу!

Сказавши это, высыпал он горячую золу из трубки в пук соломы и началраздувать ее. Отчаяние придало в это время духу бедной свояченице, громко стала она умолять и разуверять их.

- Постойте, братцы! Зачем напрасно греха набираться; может быть, этои не сатана, - сказал писарь. - Если оно, то есть то самое, которое сидит там, согласится положить на себя крестное знамение, то это верныйзнак, что не черт.

Предложение одобрено.

- Чур меня, сатана! - продолжал писарь, приложась губами к скважине вдверях. - Если не пошевелишься с места, мы отворим дверь.

Дверь отворили.

- Перекрестись! - сказал голова, оглядываясь назад, как будто выбираябезопасное место в случае ретирады.

Свояченица перекрестилась.

- Кой черт! Точно, это свояченица!

- Какая нечистая сила затащила тебя, кума, в эту конуру?

И свояченица, всхлипывая, рассказала, как схватили ее хлопцы в охапкуна улице и, несмотря на сопротивление, опустили в широкое окно хаты изаколотили ставнем. Писарь взглянул: петли у широкого ставня оторваны, ион приколочен только сверху деревянным брусом.

- Добро ты, одноглазый сатана! - вскричала она, приступив к голове,который попятился назад и все еще продолжал ее мерять своим глазом. - Язнаю твой умысел: ты хотел, ты рад был случаю спечь меня, чтобы свободнее было волочиться за дивчатами, чтобы некому было видеть, как дурачится седой дед. Ты думаешь, я не знаю, о чем говорил ты сего вечера с Ганною? О! я знаю все. Меня трудно провесть и не твоей бестолковой башке. Ядолго терплю, но после не прогневайся...

Сказавши это, она показала кулак и быстро ушла, оставив в остолбенении голову. "Нет, тут не на шутку 0тана вмешался", - думал он, сильнопочесывая свою макушку.

- Поймали! - вскрикнули вошедшие в это время десятские.

- Кого поймали? - спросил голова.

- Дьявола в вывороченном тулупе.

- Подавайте его! - закричал голова, схватив за руки приведенногопленника. - Вы с ума сошли: да это пьяный Каленик!

- Что за пропасть! в руках наших был, пан голова! - отвечали десятские. - В переулке окружили проклятые хлопцы, стали танцевать, дергать,высовывать языки, вырывать из рук... черт с вами!.. И как мы попали наэту ворону вместо его, бог один знает!

- Властью моей и всех мирян дается повеление, - сказал голова, - изловить сей же миг сего разбойника: а оным образом и всех, кого найдетена улице, и привесть на расправу но мне!.

- Помилуй, пан голова! - закричали некоторые, кланяясь в ноги. - Увидел бы ты, какие хари: убей бог нас, и родились и крестились - не видалитаких мерзких рож. Долго ли до греха, пан голова, перепугают доброго человека так, что после ни одна баба не возьмется вылить переполоху.

- Дам я вам переполоху! Что вы? не хотите слушаться? Вы, верно, держите их руку! Вы бунтовщики? Что это?.. Да, что это?.. Вы заводите разбои!.. Вы... Я донесу комиссару! Сей же час! слышите, сей же час. Бегите, летите птицею! Чтоб я вас... Чтоб вы мне...

Все разбежались

V






Возможно заинтересуют книги: