Школьная библиотека

УТОПЛЕННИЦА

Не беспокоясь ни о чем, не заботясь о разосланных погонях, виновниквсей этой кутерьмы медленно подходил к старому дому и пруду. Не нужно,думаю, сказывать, что это был Левко. Черный тулуп его был расстегнут

Шапку держал он в руке. Пот валил с него градом. Величественно и мрачночернел кленовый лес, стоявший лицом к месяцу. Неподвижный пруд подулсвежестью на усталого пешехода и заставил его отдохнуть на берегу. Всебыло тихо; в глубокой чаще леса слышались только раскаты соловья. Непреодолимый сон быстро стал смыкать ему зеницы; усталые члены готовы бьшизабыться и онеметь; голова клонилась... "Нет, эдак я засну еще здесь!" говорил он, подымаясь на ноги и протирая глаза. Оглянулся: ночь казаласьперед ним еще блистательнее. Какое-то странное, упоительное сияние примешалось к блеску месяца. Никогда еще не случалось ему видеть подобного

Серебряный туман пал на окрестность. Запах от цветущих яблонь и ночныхцветов лился по всей земле. С изумлением глядел он в неподвижные водыпруда: старинный господский дом, опрокинувшись вниз, виден 1ыл в немчист и в каком-то ясном величии. Вместо мрачных ставней глядели веселыестеклянные окна и двери. Сквозь чистые стекла мелькала позолота. И вотпочудилось, будто окно отворилось. Притаивши дух, не дрогнув и не спуская глаз с пруда, он, казалось, переселился в глубину его и видит: наперед белый локоть выставился в окно, потом выглянула приветливая головкас блестящими очами, тихо светившими сквозь темно-русые волны волос, иоперлась на локоть. И видит: она качает слегка головою, она машет, онаусмехается... Сердце его разом забилось... Вода задрожала, и окно закрылось снова. Тихо отошел он от пруда и взглянул на дом: мрачные ставнибыли открыты; стекла сияли при месяце. "Вот как мало нужно полагаться налюдские толки, - подумал он про себя. - Дом новехонький; краски живы,как будто сегодня он выкрашен. Тут живет кто-нибудь", - и молча подошелон ближе, но все было в нем тихо. Сильно и звучно перекликались блистательные песни соловьев, и когда они, казалось, умирали в томлении и неге, слышался шелест и трещание кузнечиков или гудение болотной птицы,ударявшей скользким носом своим в широкое водное зеркало. Какую-то сладкую тишину и раздолье ощутил Левко в своем сердце. Настроив бандуру, заиграл он и запел:

Ой та, мiсяцю, мiй мiсяченьку!

I ти, зоре ясна!

Ой, свiтiть там по подвi'рi,

Де дiвчина красна

Окно тихо отворилось, и та же самая головка, которой отражение виделон в пруде, выглянула, внимательно прислушиваясь к песне. Длинные ресницы ее были полуопущены на глаза. Вся она была бледна, как полотно, какблеск месяца; но как чудна, как прекрасна! Она засмеялась... Левковздрогнул.

- Спой мне, молодой козак, какую-нибудь песню! - тихо молвила она,наклонив свою голову набок и опустив совсем густые ресницы.

- Какую же тебе песню спеть, моя ясная панночка?

Слезы тихо покатились по бледному лицу ее.

- Парубок, - говорила она, и что-то неизъяснимо трогательное слышалось в ее речи. - Парубок, найди мне мою мачеху! Я ничего не пожалею длятебя. Я награжу тебя. Я тебя богато и роскошно награжу! У меня есть зарукавья, шитые шелком, кораллы, ожерелья. Я подарю тебе пояс, унизанныйжемчугом. У меня золото есть... Парубок, найди мне мою мачеху! Онастрашная ведьма: мне не было от нее покою на белом свете. Она мучила меня, заставляла работать, как простую мужичку. Посмотри на лицо: она вывела румянец своими нечистыми чарами с щек моих. Погляди на белую шеюмою: они не смываются! они не смываются! они ни за что не смоются, этисиние пятна от железных когтей ее. Погляди на белые ноги мои: они многоходили; не по коврам только, по песку горячему, по земле сырой, по колючему терновнику они ходили; а на очи мои, посмотри на очи: они не глядятот слез... Найди ее, парубок, найди мне мою мачеху!..

Голос ее, который вдруг было возвысился, остановился. Ручьи слез покатились по бледному лицу. Какое-то тяжелое, полное жалости и грустичувство сперлось в груди парубка.

- Я готов на все для тебя, моя панночка! - сказал он в сердечном волнении, - но как мне, где ее найти?

- Посмотри, посмотри! - быстро говорила она, - она здесь! она на берегу играет в хороводе между моими девушками и греется на месяце. Но оналукава и хитра. Она приняла на себя вид утопленницы; но я знаю, но яслышу, что она здесь. Мне тяжело, мне душно от ней. Я не могу чрез нееплавать легко и вольно, как рыба. Я тону и падаю на дно, как ключ. Отыщиее, парубок!

Левко посмотрел на берег: в тонком серебряном тумане мелькали легкие,как будто тени, девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках;золотые ожерелья, монисты, дукаты блистали на их шеях; но они были бледны; тело их было как будто сваяно из прозрачных облак и будто светилосьнасквозь при серебряном месяце. Хоровод, играя, придвинулся к нему ближе. Послышались голоса.

- Давайте в во'рона, давайте играть в ворона! - зашумели все, будтоприречный тростник, тронутый в тихий час сумерек воздушными устами ветра.

- Кому же быть вороном?

Кинули жребий - и одна девушка вышла из толпы. Левко принялся разглядывать ее. Лицо, платье - все на ней такое же, как и на других. Заметнотолько было, что она неохотно играла эту роль. Толпа вытянулась вереницею и быстро перебегала от нападений хищного врага.

- Нет, я не хочу быть вороном! - сказала девушка, изнемогая от усталости. - Мне жалко отнимать цыпленков у бедной матери!

"Ты не ведьма!" - подумал Левко.

- Кто же будет вороном?

Девушки снова собрались кинуть жребий.

- Я буду вороном! - вызвалась одна из средины.

Левко стал пристально вглядываться в лицо ей. Скоро и смело гналасьона за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву

Тут Левко стал замечать, что тело ее не так светилось, как у прочих:внутри его виделось что-то черное. Вдруг раздался крик: ворон бросилсяна одну из вереницы, схватил ее, и Левку почудилось, будто у ней выпустились когти и на лице ее сверкнула злобная радость.

- Ведьма! - сказал он, вдруг указав на нее пальцем и оборотившись кдому.

Панночка засмеялась, и девушки с криком увели за собою представлявшуюворона.

- Чем наградить тебя, парубок? Я знаю, тебе не золото нужно: ты любишь Ганну; но суровый отец мешает тебе жениться на ней. Он теперь непомешает; возьми, отдай ему эту записку...

Белая ручка протянулась, лицо ее как-то чудно засветилось и засияло... С непостижимым трепетом и томительным биением сердца схватил онзаписку и... проснулся

VI

ПРОБУЖДЕНИЕ

- Неужели это я спал? - сказал про себя Левко, вставая с небольшогопригорка. - Так живо, как будто наяву!.. Чудно, чудно!.. - повторил он,оглядываясь.

Месяц, остановившийся над его головою, показывал полночь; везде тишина; от пруда веял холод; над ним печально стоял ветхий дом с закрытымиставнями; мох и дикий бурьян показывали, что давно из него удалились люди. Тут он разогнул свою руку, которая судорожно была сжата во все времясна, и вскрикнул от изумления, почувствовавши в ней записку. "Эх, еслибы я знал грамоте!" - подумал он, оборачивая ее перед собою на все стороны. В это мгновение послышался позади его шум.

- Не бойтесь, прямо хватайте его! Чего струсили? нас десяток. Я держузаклад, что это человек, а не черт! - так кричал голова своим сопутникам, и Левко почувствовал себя схваченным несколькими руками, из которыхиные дрожали от страха. - Скидывай-ка, приятель, свою страшную личину!Полно тебе дурачить людей! - проговорил голова, ухватив его за ворот, иоторопел, выпучив на него глаз свой. - Левко, сын! - вскричал он, отступая от удивления и опуская руки. - Это ты, собачий сын! вишь, бесовскоерождение! Я думаю, какая это шельма, какой это вывороченный дьявол строит штуки! А это, выходит, все ты, невареный кисель твоему батьке в горло, изволишь заводить по улице разбои, сочиняешь песни!.. Эге-ге-ге,Левко! А что это? Видно, чешется у тебя спина! Вязать его!

- Постой, батько! велено тебе отдать эту записочку, - проговорил Левко.

- Не до записок теперь, голубчик! Вязать его!

- Постой, пан голова! - сказал писарь, развернув записку, - комиссарова рука!

- Комиссара?

- Комиссара? - повторили машинально десятские.

"Комиссара? чудно! еще непонятнее!" - подумал про себя Левко.

- Читай, читай! - сказал голова, - что там пишет комиссар?

- Послушаем, что пишет комиссар! - произнес винокур, держа в зубахлюдьку и высекая огонь.

Писарь откашлялся и начал читать:

- "Приказ голове, Евтуху Макогоненку. Дошло до нас, что ты, старый