Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 18

- Экая невидальщина! Кто на веку своем не знался с нечистым? Тут-то инужно гулять, как говорится, на прах.

- Эх, хлопцы! гулял бы, да в ночь эту срок молодцу! Эй, братцы! сказал он, хлопнув по рукам их, - эй, не выдайте! не поспите одной ночи,век не забуду вашей дружбы!

Почему ж не пособить человеку в таком горе? Дед объявил напрямик, чтоскорее даст он отрезать оселедец с собственной головы, чем допустит черта понюхать собачьей мордой своей христианской души.

Козаки наши ехали бы, может, и далее, если бы не обволокло всего небаночью, словно черным рядном, и в поле не стало так же темно, как под овчинным тулупом. Издали только мерещился огонек, и кони, чуя близкоестойло, торопились, насторожа уши и вковавши очи во мрак. Огонек, казалось, несся навстречу, и перед козаками показался шинок, повалившийся наодну сторону, словно баба на пути с веселых крестин. В те поры шинки были не то, что теперь. Доброму человеку не только развернуться, приударить горлицы или гопака, прилечь даже негде было, когда в голову заберется хмель и ноги начнут писать покой-он-E. Двор был уставлен весь чумацкими возами; под поветками, в яслях, в сенях, иной свернувшись, другой развернувшись, храпели, как коты. Шинкарь один перед каганцом нарезывал рубцами на палочке, сколько кварт и осьмух высушили чумацкие головы. Дед, спросивши треть ведра на троих, отправился в сарай. Все троелегли рядом. Только не успел он повернуться, как видит, что его землякиспят уже мертвецким сном. Разбудивши приставшего к ним третьего козака,дед напомнил ему про данное товарищу обещание. Тот привстал, протер глаза и снова уснул. Нечего делать, пришлось одному караулить. Чтобычем-нибудь разогнать сон, обсмотрел он возы все, проведал коней, закуриллюльку, пришел назад и сел опять около своих. Все было тихо, так что,кажись, ни одна муха не пролетела. Вот и чудится ему, что из-за соседнего воза что-то серое выказывает роги... Тут глаза его начали смыкатьсятак, что принужден он был ежеминутно протирать кулаком и промывать оставшеюся водкой. Но как скоро немного прояснились они, все пропадало



Наконец, мало погодя, опять показывается из-под воза чудище... Дед вытаращил глаза сколько мог; но проклятая дремота все туманила перед ним;руки его окостенели; голова скатилась, и крепкий сон схватил его так,что он повалился словно убитый. Долго спал дед, и как припекло порядочноуже солнце его выбритую макушу, тогда только схватился он на ноги. Потянувшись раза два и почесав спину, заметил он, что возов стояло уже нетак много, как с вечера. Чумаки, видно, потянулись еще до света. К своим- козак спит, а запорожца нет. Выспрашивать - никто знать не знает; однатолько верхняя свитка лежала на том месте. Страх и раздумье взяло деда

Пошел посмотреть коней - ни своего, ни запорожского! Что бы это значило?Положим, запорожца взяла нечистая сила; кто же коней? Сообразя все, дедзаключил, что, верно, черт приходил пешком, а как до пекла не близко, тои стянул его коня. Больно ему было крепко, что не сдержал козацкого слова. "Ну, думает, нечего делать, пойду пешком: авось попадется на дорогекакой-нибудь барышник, едущий с ярмарки, как-нибудь уже куплю коня"

Только хватился за шапку - и шапки нет. Всплеснул руками покойный дед,как вспомнил, что вчера еще поменялись они на время с запорожцем. Комубольше утащить, как не нечистому. Вот тебе и гетьманский гонец! Вот тебеи привез грамоту к царице! Тут дед принялся угощать черта такими прозвищами, что, думаю, ему не один раз чихалось тогда в пекле. Но бранью малопособишь: а затылка сколько ни чесал дед, никак не мог ничего придумать

Что делать? Кинулся достать чужого ума: собрал всех бывших тогда в шинкедобрых людей, чумаков и просто заезжих, и рассказал, что так и так, такое-то приключилось горе. Чумаки долго думали, подперши батогами подбородки свои, крутили головами и сказали, что не слышали такого дива накрещеном свете, чтобы гетьманскую грамоту утащил черт. Другие же прибавили, что когда черт да москаль украдут что-нибудь, то поминай как извали. Один только шинкарь сидел молча в углу. Дед и подступил к нему

Уж когда молчит человек. то, верно, зашиб много умом. Только шинкарь нетак-то был щедр на слова; и если бы дед не полез в карман за пятью злотыми, то простоял бы перед ним даром.

- Я научу тебя, как найти грамоту, - сказал он, отводя его в сторону

У деда и на сердце отлегло. - Я вижу уже по глазам, что ты козак - небаба. Смотри же! близко шинка будет поворот направо в лес. Только станетв поле примеркать, чтобы ты был уже наготове. В лесу живут цыганы и выходят из нор своих ковать железо в такую ночь, в какую одни ведьмы ездятна кочергах своих. Чем они промышляют на самом деле, знать тебе нечего

Много будет стуку по лесу, только ты не иди в те стороны, откуда заслышишь стук; а будет перед тобою малая дорожка, мимо обожженного дерева,дорожкою этою иди, иди, иди... Станет тебя терновник царапать, густойорешник заслонять дорогу - ты все иди; и как придешь к небольшой речке,тогда только можешь остановиться. Там и увидишь кого нужно; да не позабудь набрать в карманы того, для чего и карманы сделаны... Ты понимаешь,это добро и дьяволы и люди любят. - Сказавши это, шинкарь ушел в своюконуру и не хотел больше говорить ни слова.

Покойный дед был человек не то чтобы из трусливого десятка; бывало,встретит волка, так и хватает прямо за хвост; пройдет с кулаками промежкозаками - все, как груши, повалятся на землю. Однако ж что-то подиралоего по коже, когда вступил он в такую глухую ночь в лес. Хоть бы звездочка на небе. Темно и глухо, как в винном подвале; только слышно было,что далеко-далеко вверху, над головою, холодный ветер гулял по верхушкамдерев, и деревья, что охмелевшие козацкие головы, разгульно покачивались, шепоча листьями пьяную молвь. Как вот завеяло таким холодом, чтодед вспомнил и про овчинный тулуп свой, и вдруг словно сто молотов застучало по лесу таким стуком, что у него зазвенело в голове. И, будтозарницею, осветило на минуту весь лес. Дед тотчас увидел дорожку, пробиравшуюся промеж мелкого кустарника. Вот и обожженное дерево, и кустытерновника! Так, все так, как было ему говорено; нет, не обманул шинкарь. Однако ж не совсем весело было продираться через колючие кусты;еще отроду не видывал он, чтобы проклятые шипы и сучья так больно царапались: почти на каждом шагу забирало его вскрикнуть. Мало-помалу выбрался он на просторное место, и, сколько мог заметить, деревья редели истановились, чем далее, такие широкие, какие дед не видывал и по ту сторону Польши. Глядь, между деревьями мелькнула и речка, черная, словновороненая сталь. Долго стоял дед у берега, посматривая на все стороны

На другом берегу горит огонь и, кажется, вот-вот готовится погаснуть, иснова отсвечивается в речке, вздрагивавшей, как польский шляхтич в козачьих лапах. Вот и мостик! "Ну, тут одна только чертовская таратайкаразв5 проедет". Дед, однако ж, ступил смело и, скорее, чем бы иной успелдостать рожок понюхать табаку, был уже на другом берегу. Теперь толькоразглядел он, что возле огня сидели люди, и такие смазливые рожи, что вдругое время бог знает чего бы не дал, лишь бы ускользнуть от этого знакомства. Но теперь, нечего делать, нужно было завязаться. Вот дед и отвесил им поклон мало не в пояс: "Помогай бог вам, добрые люди!" Хоть быодин кивнул головой; сидят да молчат, да что-то сыплют в огонь. Видя одно место незанятым, дед без всяких околичностей сел и сам. Смазливые рожи - ничего; ничего и дед. Долго сидели молча. Деду уже и прискучило;давай шарить в кармане, вынул люльку, посмотрел вокруг - ни один не глядит на него. "Уже, добродейство, будьте ласковы: как бы так, чтобы, примерно сказать, того... (дед живал в свете немало, знал уже, как подпускать турусы, и при случае, пожалуй, и пред царем не ударил бы лицом вгрязь), чтобы, примерно сказать, и себя не забыть, да и вас не обидеть,- люлька-то у меня есть, да того, чем бы зажечь ее, черт-ма". 5 И на этуречь хоть бы слово; только одна рожа сунула горячую головню прямехонькодеду в лоб так, что если бы он немного не посторонился, то, статься может, распрощался бы навеки с одним глазом. Видя, наконец, что время даром проходит, решился - будет ли слушать нечистое племя или нет - рассказать дело. Рожи и уши наставили, и лапы протянули. Дед догадался: забрал в горсть все бывшие с ним деньги и кинул, словно собакам, им в середину. Как только кинул он деньги, все перед ним перемешалось, земля задрожала, и, как уже, - он и сам рассказать не умел, - попал чуть ли не всамое пекло. "Батюшки мои!" - ахнул дед, разглядевши хорошенько: что зачудища! рожи на роже, как говорится, не видно. Ведьм такая гибель, какслучается иногда на рождество выпадет снегу: разряжены, размазаны, словно панночки на ярмарке. И все, сколько ни было их там, как хмельные,отплясывали какого-то чертовского тропака. Пыль подняли боже упаси какую! Дрожь бы проняла крещеного человека при одном виде, как высоко скакало бесовское племя. На деда, несмотря на весь страх, смех напал, когдаувидел, как черти с собачьими мордами, на немецких ножках, вертя хвостами, увивались около ведьм, будто парни около красных девушек; а музыканты тузили себя в щеки кулаками, словно в бубны, и свистали носами, как ввалторны. Только завидели деда - и турнули к нему ордою. Свиные, собачьи, козлиные, дрофиные, лошадиные рыла - все повытягивались и вот таки лезут целоваться. Плюнул дед, такая мерзость напала! Наконец схватилиего и посадили за стол длиною, может, с дорогу от Конотопа до Батурина

"Ну, это еще не совсем худо, - подумал дед, завидевши на столе свинину,колбасы, крошеный с капустой лук и много всяких сластей, - видно,дьявольская сволочь не держит постов". Дед таки, не мешает вам знать, неупускал при случае перехватить того-сего на зубы. Едал, покойник, аппетитно; и потому, не пускаясь в рассказы, придвинул к себе миску с нарезанным салом и окорок ветчины, взял вилку, мало чем поменьше тех вил,которыми мужик берет сено, захватил ею самый увесистый кусок, подставилкорку хлеба и - глядь, и отправил в чужой рот. Вот-вот, возле самыхушей, и слышно даже, как чья-то морда жует и щелкает зубами на весьстол. Дед ничего; схватил другой кусок и вот, кажись, и по губам зацепил, только опять не в свое горло. В третий раз - снова мимо. Взбеленился дед; позабыл и страх, и в чьих лапах находится он. Прискочил кведьмам:

- Что вы, Иродово племя, задумали смеяться, что ли, надо мною? Если






Возможно заинтересуют книги: