Школьная библиотека

их.

Величаво и сановито выступил вперед есаул и сказал громким голосом,выставив против него иконы:

- Пропади, образ сатаны, тут тебе нет места!

И, зашипев и щелкнув, как волк, зубами, пропал чудный старик.

Пошли, пошли и зашумели, как море в непогоду,толки и речи между народом.

- Что это за колдун? - спрашивали молодые и небывалые люди.

- Беда будет! - говорили старые, крутя головами.

И везде, по всему широкому подворью есаула, стали собираться в кучкии слушать истории про чудного колдуна. Но все почти говорили разно, инаверно никто не мог рассказать про него.

На двор выкатили бочку меду и не мало поставили ведер грецкого вина

Все повеселело снова. Музыканты грянули; дивчата, молодицы, лихое козачество в ярких жупанах понеслись. Девяностолетнее и столетнее старье,подгуляв, пустилось и себе приплясывать, поминая недаром пропавшие годы

Пировали до поздней ночи, и шоровали так, как теперь уже не пируют. Стали гости расходиться, но мало побрело восвояси: много осталось ночеватьу есаула на широком дворе; а ею5 больше козачества заснуло само, непрошеное, под лавками, на полу, возле коня, близ хлева; где пошатнулась схмеля козацкая голова, там и лежит и храпит на весь Киев

II

Тихо светит по всему миру: то месяц показался из-за горы. Будто дамасскою дорого'ю и белою, как снег, кисеею покрыл он гористый берегДнепра, и тень ушла еще далее в чащу сосен.

Посереди Днепра плыл дуб. Сидят впереди два хлопца; черные козацкиешапки набекрень, и под веслами, как будто от огнива огонь, летят брызгиво все стороны.

Отчего не поют козаки? Не говорят ни о том, как уже ходят по Украйнексендзы и перекрещивают козацкий народ в католиков; ни о том, как двадни билась при Соленом озере орда. Как им петь, как говорить про лихиедела: пан их Данило призадумался, и рукав кармазинного жупана опустилсяиз дуба и черпает воду; пани их Катерина тихо колышет дитя и не сводит снего очей, а на незастланную полотном нарядную сукню серою пылью валитсявода.

Любо глянуть с середины Днепра на высокие горы, на широкие луга, назеленые леса! Горы те - не горы: подошвы у них нет, внизу их как и вверху, острая вершина, и под ними и над ними высокое небо. Те леса, чтостоят на холмах, не леса: то волосы, поросшие на косматой голове лесногодеда. Под нею в воде моется борода, и под бородою и над волосами высокоенебо. Те луга - не луга: то зеленый пояс, перепоясавший посередине круглое небо, и в верхней половине и в нижней половине прогуливается месяц.

Не глядит пан Данило по сторонам, глядит он на молодую жену свою.

- Что, моя молодая жена, моя золотая Катерина, вдалася в печаль?

- Я не в печаль вдалася, пан мой Данило! Меня устрашили чудные рассказы про колдуна. Говорят, что он родился таким страшным... и никто издетей сызмала не хотел играть с ним. Слушай, пан Данило, как страшно говорят: что будто ему все чудилось, что все смеются над ним. Встретитсяли под темный вечер с каким-нибудь человеком, и ему тотчас показывалось,что он открывает рот и выскаливает зубы. И на другой день находили мертвым того человека. Мне чудно, мне страшно было, когда я слушала этирассказы, - говорила Катерина, вынимая платок и вытирая им лицо спавшегона руках дитяти. На платке были вышиты ею красным шелком листья и ягоды

Пан Данило ни слова и стал поглядывать на темную сторону, где далекоиз-за леса чернел земляной вал, из-за вала подымался старый замок. Надбровями разом вырезались три морщины; левая рука гладила молодецкие усы

- Не так еще страшно, что колдун, - говорил он, - как страшно то, чтоон недобрый гость. Что ему за блажь пришла притащиться сюда? Я слышал,что хотят ляхи строить какую-то крепость, чтобы перерезать нам дорогу кзапорожцам. Пусть это правда... Я разметаю чертовское гнездо, еслитолько пронесется слух, что у него какой-нибудь притон. Я сожгу старогоколдуна, так что и воронам нечего будет расклевать. Однако ж, думаю, онне без золота и всякого добра. Вот где живет этот дьявол! Если у неговодится золото... Мы сейчас будем плыть мимо крестов - это кладбище! тутгниют его нечистые деды. Говорят, они все готовы были себя продать заденежку сатане с душою и ободранными жупанами. Если ж у него точно естьзолото, то мешкать нечего теперь: не всегда на войне можно добыть...

- Знаю, что затеваешь ты. Ничего не предвещает доброго мне встреча сним. Но ты так тяжело дышишь, так сурово глядишь, очи твои так угрюмонадвинулись бровями!..

- Молчи, баба! - с сердцем сказал Данило. - С вами кто свяжется, самстанет бабой. Хлопец, дай мне огня в люльку! - Тут оборотился он к одному из гребцов, который, выколотивши из своей люльки горячую золу, сталперекладывать ее в люльку своего пана. - Пугает меня колдуном! - продолжал пан Данило. - Козак, слава богу, ни чертей, ни ксендзов не боится

Много было бы проку, если бы мы стали слушаться жен. Не так ли, хлопцы?наша жена - люлька да острая сабля!

Катерина замолчала, потупивши очи в сонную воду; а ветер дергал водурябью, и весь Днепр серебрился, как волчья шерсть середи ночи.

Дуб повернул и стал держаться лесистого берега. На берегу виднелоськладбище: ветхие кресты толпились в кучку. Ни калина не растет меж ними,ни трава не зеленеет, только месяц греет их с небесной вышины.

- Слышите ли, хлопцы, крики? Кто-то зовет нас на помощь! - сказал панДанило, оборотясь к гребцам своим.

- Мы слышим крики, и кажется, с той стороны, - разом сказали хлопцы,указывая на кладбище.

Но все стихло. Лодка поворотила и стала огибать выдавшийся берег

Вдруг гребцы опустили весла и недвижно уставили очи. Остановился и пан

Крест на могиле зашатался, и тихо поднялся из нее высохший мертвец

Борода до пояса; на пальцах когти длинные, еще длиннее самих пальцев

Тихо поднял он руки вверх. Лицо все задрожало у него и покривилось

Страшную муку, видно, терпел он. "Душно мне! душно!" - простонал он диким, нечеловечьим голосом. Голос его, будто нож, царапал сердце, и мертвец вдруг ушел под землю. Зашатался другой крест, и опять вышел мертвец,еще страшнее, еще выше прежнего; весь зарос, борода по колена и ещедлиннее костяные когти. Еще диче закричал он: "Душно мне!" - и ушел подземлю. Пошатнулся третий крест, поднялся третий мертвец. Казалось, однитолько кости поднялись высоко над землею. Борода по самые пяты; пальцы сдлинными когтями вонзились в землю. Страшно протянул он руки вверх, какбудто хотел достать месяца, и закричал так, как будто кто-нибудь сталпилить его желтые кости...

Дитя, спавшее на руках у Катерины, вскрикнуло и пробудилось. Сама пани вскрикнула. Гребцы пороняли шапки в Днепр. Сам пан вздрогнул.

Все вдруг пропало, как будто не бывало; однако ж долго хлопцы не брались за весла.

Заботливо поглядел Бурульбаш на молодую жену, которая в испуге качалана руках кричавшее дитя, прижал ее к сердцу и поцеловал в лоб.

- Не пугайся, Катерина! Гляди: ничего нет! - говорил он, указывая посторонам. - Это колдун хочет устрашить людей, чтобы никто не добрался донечистого гнезда его. Баб только одних он напугает этим! дай сюда на руки мне сына! - При сем слове поднял пан Данило своего сына вверх и поднес к губам. - Что, Иван, ты не боишься колдунов? "Нет, говори, тятя, якозак". Полно же, перестань плакать! домой приедем! Приедем домой - матьнакормит кашей, положит тебя спать в люльку, запоет:

Люли, люли, люли!

Люли, сынку, люли!

Да вырастай, вырастай в забаву!

Козачеству на славу,

Вороженькам в расправу!

Слушай, Катерина, мне кажется, что отец твой не хочет жить в ладу снами. Приехал угрюмый, суровый, как будто сердится... Ну, недоволен, зачем и приезжать. Не хотел выпить за козацкую волю! не покачал на рукахдитяти! Сперва было я ему хотел поверить все, что лежит на сердце, да неберет что-то, и речь заикнулась. Нет, у него не козацкое сердце! Козацкие сердца, когда встретятся где, как не выбьются из груди друг другунавстречу! Что, мои любые хлопцы, скоро берег? Ну, шапки я вам дам новые. Тебе, Стецько, дам выложенную бархатом и золотом. Я ее снял вместес головою у татарина. Весь его снаряд достался мне; одну только его душуя выпустил на волю. Ну, причаливай! Вот, Иван, мы и приехали, а ты всеплачешь! Возьми его, Катерина!

Все вышли. Из-за горы показалась соломенная кровля: то дедовские хоромы пана Данила. За ними еще гора, а там уже и поле, а там хоть стоверст пройди, не сыщешь ни одного козака

III

Хутор пана Данила между двумя горами, в узкой долине, сбегающей кДнепру. Невысокие у него хоромы: хата на вид как и у простых козаков, ив ней одна светлица; но есть где поместиться там и ему, и жене его, истарой прислужнице, и десяти отборным молодцам. Вокруг стен вверху идутдубовые полки. Густо на них стоят миски, горшки для трапезы. Есть межними и кубки серебряные, и чарки, оправленные в золото, дарственные идобытые на войне. Ниже висят дорогие мушкеты, сабли, пищали, копья. Волею и неволею перешли они от татар, турок и ляхов; немало зато и вызубрены. Глядя на них, пан Данило как будто по значкам припоминал своисхватки. Под стеною, внизу, дубовые гладкие вытесанные лавки. Возле них,