Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 35

и горы полные воды свои. Ни зашелохнет; ни прогремит. Глядишь, и не знаешь, идет или не идет его величавая ширина, и чудится, будто весь вылитон из стекла, и будто голубая зеркальная дорога, без меры в ширину, безконца в длину, реет и вьется по зеленому миру. Любо тогда и жаркомусолнцу оглядеться с вышины и погрузить лучи в холод стеклянных вод иприбережным лесам ярко отсветиться в водах. Зеленокудрые! они толпятсявместе с полевыми цветами к водам и, наклонившись, глядят в них и ненаглядятся, и не налюбуются светлым своим зраком, и усмехаются к нему, иприветствуют его, кивая ветвями. В середину же Днепра они не смеют глянуть: никто, кроме солнца и голубого неба, не глядит в него. Редкая птица долетит до середины Днепра. Пышный! ему нет равной реки в мире. ЧуденДнепр и при теплой летней ночи, когда все засыпает - и человек, и зверь,и птица; а бог один величаво озирает небо и землю и величаво сотрясаетризу. От ризы сыплются звезды. Звезды горят и светят над миром и все разом отдаются в Днепре. Всех их держит Днепр в темном лоне своем. Ни однане убежит от него; разве погаснет на небе. Черный лес, унизанный спящимиворонами, и древле разломанные горы, свесясь, силятся закрыть его хотядлинною тенью своею, - напрасно! Нет ничего в мире, что бы могло прикрыть Днепр. Синий, синий, ходит он плавным разливом и середь ночи, каксередь дня; виден за столько вдаль, за сколько видеть может человечьеоко. Нежась и прижимаясь ближе к берегам от ночного холода, дает он посебе серебряную струю; и она вспыхиваете будто полоса дамасской сабли; аон, синий, снова заснул. Чуден и тогда Днепр, и нет реки, равной ему вмире! Когда же пойдут горами по небу синие тучи, черный лес шатается докорня, дубы трещат и молния, изламываясь между туч, разом осветит целыймир - страшен тогда Днепр! Водяные холмы гремят, ударяясь о горы, и сблеском и стоном отбегают назад, и плачут, и заливаются вдали. Так убивается старая мать козака, выпровожая своего сына в войско. Разгульный ибодрый, едет он на вороном коне, подбоченившись и молодецки заломив шапку; а она, рыдая, бежит за ним, хватает его за стремя, ловит удила, иломает над ним руки, и заливается горючими слезами.



Дико чернеют промеж ратующими волнами обгорелые пни и камни на выдавшемся берегу. И бьется об берег, подымаясь вверх и опускаясь вниз, пристающая лодка. Кто из козаков осмелился гулять в челне в то время, когдарассердился старый Днепр? Видно, ему не ведомо, что он глотает, как мух,людей.

Лодка причалила, и вышел из нее колдун. Невесел он; ему горька тризна, которую свершили козаки над убитым своим паном. Не мало поплатилисьляхи: сорок четыре пана со всею сбруею и жупанами да тридцать три холопаизрублены в куски; а остальных вместе с конями угнали в плен продать татарам.

По каменным ступеням спустился он, между обгорелыми пнями, вниз, где,глубоко в земле, вырыта была у него землянка. Тихо вошел он, не скрыпнувши дверью, поставил на стол, закрытый скатертью, горшок и стал бросать длинными руками своими какие-то неведомые травы; взял кухоль, выделанный из какого-то чудного дерева, почерпнул им воды и стал лить, шевеля губами и творя какие-то заклинания. Показался розовый свет в светлице; и страшно было глянуть тогда ему в лицо: оно казалось кровавым, глубокие морщины только чернели на нем, а глаза были как в огне. Нечестивыйгрешник! уже и борода давно поседела, и лицо изрыто морщинами, и высохвесь, а все еще творит богопротивный умысел. Посреди хаты стало веятьбелое облако, и что-то похожее на радость сверкнуло в лицо его. Но отчего же вдруг стал он недвижим, с разинутым ртом, не смея пошевелиться, иотчего волосы щетиною поднялись на его голове? В облаке перед ним светилось чье-то чудное лицо. Непрошеное, незваное, явилось оно к нему в гости; чем далее, выяснивалось больше и вперило неподвижные очи. Черты его,брови, глаза, губы - все незнакомое ему. Никогда во всю жизнь свою онего не видывал. И страшного, кажется, в нем мало, а непреодолимый ужаснапал на него. А незнакомая дивная голова сквозь облако так же неподвижно глядела на него. Облако уже и пропало; а неведомые черты еще резчевыказывались, и острые очи не отрывались от него. Колдун весь побелелкак полотно. Диким, не своим голосом вскрикнул, опрокинул горшок... Всепропало

XI

- Спокой себя, моя любая сестра! - говорил старый есаул Горобець. Сны редко говорят правду.

- Приляг, сестрица! - говорила молодая его невестка. - Я позову старуху, ворожею; против ее никакая сила не устоит. Она выльет переполохтебе.

- Ничего не бойся! - говорил сын его, хватаясь за саблю, - никто тебяне обидит.

Пасмурно, мутными глазами глядела на всех Катерина и не находила речи. "Я сама устроила себе погибель. Я выпустила его". Наконец она сказала:

- Мне нет от него покоя! Вот уже десять дней я у вас в Киеве; а горяни капли не убавилось. Думала, буду хоть в тишине растить на месть сына... Страшен, страшен привиделся он мне во сне! Боже сохрани и вам увидеть его! Сердце мое до сих пор бьется. "Я зарублю твое дитя, Катерина,- кричал он, - если не выйдешь за меня замуж!.." - и, зарыдав, кинуласьона к колыбели, а испуганное дитя протянуло ручопки и кричало.

Кипел и сверкал сын есаула от гнева, слыша такие речи.

Расходился и сам есаул Горобець:

- Пусть попробует он, окаянный антихрист, прийти сюда; отведает, бывает ли сила в руках старого козака. Бог видит, - говорил он, подымаякверху прозорливые очи, - не летел ли я подать руку брату Данилу? Егосвятая воля! застал уже на холодной постеле, на которой много, многоулеглось козацкого народа. Зато разве не пышна была тризна по нем? выпустили ли хоть одного ляха живого? Успокойся же, мое дитя! никто непосмеет тебя обидеть, разве ни меня не будет, ни моего сына.

Кончив слова свои, старый есаул пришел к колыбели, и дитя, увидевшивисевшую на ремне у него в серебряной оправе красную люльку и гаман сблестящим огнивом, протянуло к нему ручонки и засмеялось.

- По отцу пойдет, - сказал старый есаул, снимая с себя люльку и отдавая ему, - еще от колыбели не отстал, а уже думает курить люльку.

Тихо вздохнула Катерина и стала качать колыбель. Сговорились провестьночь вместе, и мало погодя уснули все. Уснула и Катерина.

На дворе и в хате все было тихо; не спали только козаки, стоявшие насторо'же. Вдруг Катерина, вскрикнув, проснулась, и за нею проснулисьвсе. "Он убит, он зарезан!" - кричала она и кинулась к колыбели.

Все обступили колыбель и окаменели от страха, увидевши, что в ней лежало неживое дитя. Ни звука не вымолвил ни один из них, не зная, что думать о неслыханном злодействе

XII

Далеко от Украинского края, проехавши Польшу, минуя и многолюдный город Лемберг, идут рядами высоковерхие горы. Гора за горою, будто каменными цепями, перекидывают они вправо и влево землю и обковывают ее каменною толщей, чтобы не прососало шумное и буйное море. Идут каменныецепи в Валахию и в Седмиградскую область и громадою стали в виде подковымежду галичским и венгерским народом. Нет таких гор в нашей стороне

Глаз не смеет оглянуть их; а на вершину иных не заходила и нога человечья. Чуден и вид их: не задорное ли море выбежало в бурю из широкихберегов, вскинуло вихрем безобразные волны, и они, окаменев, осталисьнедв6имы в воздухе? Не оборвались ли с неба тяжелые тучи и загромоздилисобою землю? ибо и на них такой же серый цвет, а белая верхушка блестити искрится при солнце. Еще до Карпатских гор услышишь русскую молвь, иза горами еще кой-где отзовется как будто родное слово; а там уже и веране та, и речь не та. Живет немалолюдный народ венгерский; ездит на конях, рубится и пьет не хуже козака; а за конную сбрую и дорогие кафтаныне скупится вынимать из кармана червонцы. Раздольны и велики есть междугорами озера. Как стекло, недвижимы они и, как зеркало, отдают в себеголые вершины гор и зеленые их подошвы.

Но кто середи ночи, блещут или не блещут звезды, едет на огромном вороном коне? Какой богатырь с нечеловечьим ростом скачет под горами, надозерами, отсвечивается с исполинским конем в недвижных водах, и бесконечная тень его страшно мелькает по горам? Блещут чеканенные латы; наплече пика; гремит при седле сабля; шелом надвинут; усы чернеют; очизакрыты; ресницы опущены - он спит. И, сонный, держит повода; и за нимсидит на том же коне младенец-паж и также спит и, сонный, держится забогатыря. Кто он, куда, зачем едет? - кто его знает. Не день, не два ужеон переезжает горы. Блеснет день, взойдет солнце, его не видно; изредкатолько замечали горцы, что по горам мелькает чья-то длинная тень, а небоясно, и тучи не пройдет по нем. Чуть же ночь наведет темноту, снова онвиден и отдается в озерах, и за ним, дрожа, скачет тень его. Уже проехалмного он гор и взъехал на Криван. Горы этой нет выше между Карпатом; какцарь подымается она над другими. Тут остановился конь и всадник, и ещеглубже погрузился в сон, и тучи, спустясь, закрыли его

XIII

"Тс... тише, баба! не стучи так, дитя мое заснуло. Долго кричал сынмой, теперь спит. Я пойду в лес, баба! Да что же ты так глядишь на меня?Ты страшна: у тебя из глаз вытягиваются железные клещи... ух, какиедлинные! и горят как огонь! Ты, верно, ведьма! О, если ты ведьма, топропади отсюда! ты украдешь моего сына. Какой бестолковый этот есаул: ондумает, мне весело жить в Киеве; нет, здесь и муж мой, и сын, кто же будет смотреть за хатой? Я ушла так тихо, что ни кошка, ни собака не услы






Возможно заинтересуют книги: