Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 38

С этой историей случилась история: нам рассказывал ее приезжавший изГадяча Степан Иванович Курочка. Нужно вам знать, что память у меня, невозможно сказать, что за дрянь: хоть говори, хоть не говори, все одно

То же самое, что в решето воду лей. Зная за собою такой грех, нарочнопросил его списать ее в тетрадку. Ну, дай бог ему здоровья, человек онбыл всегда добрый для меня, взял и списал. Положил я ее в маленький столик; вы, думаю, его хорошо знаете: он стоит в углу, когда войдешь вдверь... Да, я и позабыл, что вы у меня никогда не были. Старуха моя, скоторой живу уже лет тридцать вместе, грамоте сроду не училась; нечего игреха таить. Вот замечаю я, что она пирожки печет на какой-то бумаге

Пирожки она, любезные читатели, удивительно хорошо печет; лучших пирожков вы нигде не будете есть. Посмотрел как-то на сподку пирожка, смотрю:писаные слова. Как будто сердце у меня знало, прихожу к столику - тетрадки и половины нет! Остальные листки все растаскала на пироги. Чтоприкажешь делать? на старости лет не подраться же!


Прошлый год случилось проезжать чрез Гадяч. Нарочно еще, не доезжаягорода, завязал узелок, чтобы не забыть попросить об этом Степана Ивановича. Этого мало: взял обещание с самого себя - как только чихну в городе, то чтобы при этом вспомнить о нем. Все напрасно. Проехал чрез город,и чихнул, и высморкался в платок, а все позабыл; да уже вспомнил, какверст за шесть отъехал от заставы. Нечего делать, пришлось печатать безконца. Впрочем, если кто желает непременно знать, о чем говорится далеев этой повести, то ему сто'ит только нарочно приехать в Гадяч и попросить Степана Ивановича. Он с большим удовольствием расскажет ее, хоть,пожалуй, снова от начала до конца. Живет он недалеко возле каменнойцеркви. Тут есть сейчас маленький переулок: как только поворотишь в переулок, то будут вторые или третьи ворота. Да вот лучше: когда увидитена дворе большой шест с перепелом и выйдет навстречу вам толстая баба взеленой юбке (он, не мешает сказать, ведет жизнь холостую), то это егодвор. Впрочем, вы можете его встретить на базаре, где бывает он каждоеутро до девяти часов, выбирает рыбу и зелень для своего стола и разговаривает с отцом Антипом или с жидом-откупщиком. Вы его тотчас узнаете,потому что ни у кого нет, кроме него, панталон из цветной выбойки и китайчатого желтого сюртука. Вот еще вам примета: когда ходит он, то всегда размахивает руками. Еще покойный тамошний заседатель, Денис Петрович,всегда, бывало, увидевши его издали, говорил: "Глядите, глядите, вонидет ветряная мельница!"


I

Иван Федорович Шпонька

Уже четыре года, как Иван Федорович Шпонька в отставке и живет в хуторе своем Вытребеньках. Когда был он еще Ванюшею, то обучался в гадячском поветовом училище, и надобно сказать, что был преблагонравный ипрестарательный мальчик. Учитель российской грамматики, Никифор Тимофеевич Деепричастие, говаривал, что если бы все у него были так старательны, как Шпонька, то он не носил бы с собою в класс кленовой линейки,которою, как сам он признавался, уставал бить по рукам ленивцев и шалунов. Тетрадка у него всегда была чистенькая, кругом облинеенная, нигдени пятнышка. Сидел он всегда смирно, сложив руки и уставив глаза на учителя, и никогда не привешивал сидевшем3 впереди его товарищу на спинубумажек, не резал скамьи и не играл до прихода учителя в тесной бабы

Когда кому нужда была в ножике очинить перо, то он немедленно обращалсяк Ивану Федоровичу, зная, что у него всегда водился ножик; и Иван Федорович, тогда еще просто Ванюша, вынимал его из небольшого кожаного чехольчика, привязанного к петле своего серенького сюртука, и просилтолько не скоблить пера острием ножика, уверяя, что для этого есть тупаясторона. Такое благонравие скоро привлекло на него внимание даже самогоучителя латинского языка, которого один кашель в сенях, прежде нежеливысовывалась в дверь его фризовая шинель и лицо, изукрашенное оспою, наводил страх на весь класс. Этот страшный учитель, у которого на кафедревсегда лежало два пучка розг и половина слушателей стояла на коленях,сделал Ивана Федоровича аудитором, несмотря на то что в классе было много с гораздо лучшими способностями.

Тут не можно пропустить одного случая, сделавшего влияние на всю егожизнь. Один из вверенных ему учеников, чтобы склонить своего аудиторанаписать ему в списке scit3, тогда как он своего урока в зуб не знал,принес в класс завернутый в бумагу, облитый маслом блин. Иван Федорович,хотя и держался справедливости, но на эту пору был голоден и не мог противиться обольщению: взял блин, поставил перед собою книгу и начал есть

И так был занят этим, что даже не заметил, как в классе сделалась вдругмертвая тишина. Тогда только с ужасом очнулся он, когда страшная рука,протянувшись из фризовой шинели, ухватила его за ухо и вытащила на средину класса. "Подай сюда блин! Подай, говорят тебе, негодяй!" - сказалгрозный учитель, схватил пальцами масляный блин и выбросил его за окно,строго запретив бегавшим по двору школьникам поднимать его. После этоготут же высек он пребольно Ивана Федоровича по рукам. И дело: руки виноваты, зачем брали, а не другая часть тела. Как бы то ни было, только сэтих пор робость, и без того неразлучная с ним, увеличилась еще более

Может быть, это самое происшествие было причиною того, что он не имелникогда желания вступить в штатскую службу, видя на опыте, что не всегдаудается хоронить концы.

3 знает (лат.)

Было уже ему без малого пятнадцать лет, когда перешел он во второйкласс, где вместо сокращенного катехизиса и четырех правил арифметикипринялся он за пространный, за книгу о должностях человека и за дроби

Но, увидевши, что чем дальше в лес, тем больше дров, и получивши известие, что батюшка приказал долго жить, пробыл еще два года и, с согласияматушки, вступил потом в П*** пехотный полк.

П*** пехотный полк был совсем не такого сорта, к какому принадлежатмногие пехотные полки; и, несмотря на то, что он большею частию стоял подеревням, однако ж был на такой ноге, что не уступал иным и кавалерийским. Большая часть офицеров пила выморозки и умела таскать жидов за пейсики не хуже гусаров; несколько человек даже танцевали мазурку, и полковник П*** полка никогда не упускал случая заметить об этом, разговаривая с кем-нибудь в обществе. "У меня-с, - говорил он обыкновенно, треплясебя по брюху после каждого слова, - многие пляшут-с мазурку; весьмамногие-с; очень многие-с". Чтоб еще более показать читателям образованность П*** пехотного полка, мы прибавим, что двое из офицеров былистрашные игроки в банк и проигрывали мундир, фуражку, шинель, темляк идаже исподнее платье, что не везде и между кавалеристами можно сыскать.

Обхождение с такими товарищами, однако же, ничуть не уменьшило робости Ивана Федоровича. И так как он не пил выморозок, предпочитая им рюмкуводки пред обедом и ужином, не танцевал мазурки и не играл в банк, то,натурально, должен был всегда оставаться один. Таким образом, когда другие разъезжали на обывательских по мелким помещикам, он, сидя на своейквартире, упражнялся в занятиях, сродных одной кроткой и доброй душе: точистил пуговицы, то читал гадательную книгу, то ставил мышеловки по углам своей комнаты, то, наконец, скинувши мундир, лежал на постеле. Затоне было никого исправнее Ивана Федоровича в полку. И взводом своим онтак командовал, что ротный командир всегда ставил его в образец. Зато вскором времени, спустя одиннадцать лет после получения прапорщичьего чина, произведен он был в подпоручики.

В продолжение этого времени он получил известие, что матушка скончалась; а тетушка, родная сестра матушки, которую он знал только потому,что она привозила ему в детстве и посылала даже в Гадяч сушеные груши иделанные ею самою превкусные пряники (с матушкой она была в ссоре, и потому Иван Федорович после не видал ее), - эта тетушка, по своему добродушию, взялась управлять небольшим его имением, о чем известила его всвое время письмом. Иван Федорович, будучи совершенно уверен в благоразумии тетушки, начал по-прежнему исполнять свою службу. Иной на его месте, получивши такой чин, возгордился бы; но гордость совершенно была емунеизвестна, и, сделавшись подпоручиком, он был тот же самый Иван Федорович, каким был некогда и в прапорщичьем чине. Пробыв четыре года послеэтого замечательного для него события, он готовился выступить вместе сполком из Могилевской губернии в Великороссию, как получил письмо такогосодержания:

"Любезный племянник,

Иван Федорович!

Посылаю тебе белье: пять пар нитяных карпеток и четыре рубашки тонкого холста; да еще хочу поговорить с тобою о деле: так как ты уже имеешьчин немаловажный, что, думаю, тебе известно, и пришел в такие лета, чтопора и хозяйством позаняться, то в воинской службе тебе незачем болееслужить. Я уже стара и не могу всего присмотреть в твоем хозяйстве; да идействительно, многое притом имею тебе открыть лично. Приезжай, Ванюша;в ожидании подлинного удовольствия тебя видеть, остаюсь многолюбящаятвоя тетка.

Василиса Цупчевська.

Чудная в огороде у нас выросла репа: больше похожа на картофель, чемна репу".

Через неделю после получения этого письма Иван Федорович написал такой ответ:

"Милостивая государыня, тетушка

Василиса Кашпоровна!

Много благодарю вас за присылку белья. Особенно карпетки у меня оченьстарые, что даже денщик штопал их четыре раза и очень оттого стали узкие. Насчет вашего мнения о моей службе я совершенно согласен с вами итретьего дня подал в отставку. А как только получу увольнение, то наймуизвозчика. Прежней вашей комиссии, насчет семян пшеницы, сибирской арнаутки, не мог исполнить: во всей Могилевской губернии нет такой. Свиней






Возможно заинтересуют книги: