Школьная библиотека

же здесь кормят большею частию брагой, подмешивая немного выигравшегосяпива.

С совершенным почтением, милостивая государыня тетушка, пребываю племянником

Иваном Шпонькою".

Наконец Иван Федорович получил отставку с чином поручика, нанял засорок рублей жида от Могилева до Гадяча и сел в кибитку в то самое время, когда деревья оделись молодыми, еще редкими листьями, вся земля яркозазеленела свежею зеленью и по всему полю пахло весною

I

Дорога

В дороге ничего не случилось слишком замечательного. Ехали с небольшим две недели. Может быть, еще и этого скорее приехал бы Иван Федорович, но набожный жид шабашовал по субботам и, накрывшись своею попоной, молился весь день. Впрочем, Иван Федорович, как уже имел я случайзаметить прежде, был такой человек, который не допускал к себе скуки. Вто время развязывал он чемодан, вынимал белье, рассматривал его хорошенько: так ли вымыто, так ли сложено, снимал осторожно пушок с новогомундира, сшитого уже без погончиков, и снова все это укладывал наилучшимобразом. Книг он, вообще сказаттC не любил читать; а если заглядывалиногда в гадательную книгу, так это потому, что любил встречать там знакомое, читанное уже несколько раз. Так городской житель отправляетсякаждый день в клуб, не для того, чтобы услышать там что-нибудь новое, ночтобы встретить тех приятелей, с которыми он уже с незапамятных временпривык болтать в клубе. Так чиновник с большим наслаждением читает адрес-календарь по нескольку раз в день, не для каких-нибудь дипломатических затей, но его тешит до крайности печатная роспись имен. "А! ИванГаврилович такой-то! - повторяет он глухо про себя. - А! вот и я! гм!.."И на следующий раз снова перечитывает его с теми же восклицаниями.

После двухнедельной езды Иван Федорович достигнул деревушки, находившейся в ста верстах от Гадяча. Это было в пятницу. Солнце давно уже зашло, когда он въехал с кибиткою и с жидом на постоялый двор.

Этот постоялый двор ничем не отличался от других, выстроенных по небольшим деревушкам. В них обыкновенно с большим усердием потчуют путешественника сеном и овсом, как будто бы он был почтовая лошадь. Но еслибы он захотел позавтракать, как обыкновенно завтракают порядочные люди,то сохранил бы в ненарушимости свой аппетит до другого случая. Иван Федорович, зная все это, заблаговременно запасся двумя вязками бубликов иколбасою и, спросивши рюмку водки, в которой не бывает недостатка ни водном постоялом дворе, начал свой ужин, усевшись на лавке перед дубовымстолом, неподвижно вкопанным в глиняный пол.

В продолжение этого времени послышался стук брички. Ворота заскрыпели; но бричка долго не въезжала на двор. Громкий голос бранился со старухою, содержавшею трактир. "Я взъеду, - услышал Иван Федорович, - ноесли хоть один клоп укусит меня в твоей хате, то прибью, ей-богу,прибью, старая колдунья! и за сено ничего не дам!"

Минуту спустя дверь отворилась, и вошел, или, лучше сказать, влезтолстый человек в зеленом сюртуке. Голова его неподвижно покоилась накороткой шее, казавшейся еще толще от двухэтажного подбородка. Казалось,и с виду он принадлежал к числу тех людей, которые не ломали никогда головы над пустяками и которых вся жизнь катилась по маслу.

- Желаю здравствовать, милостивый государь! - проговорил он, увидевшиИвана Федоровича.

Иван Федорович безмолвно поклонился.

- А позвольте спросить, с кем имею честь говорить? - продолжал толстый приезжий.

При таком допросе Иван Федорович невольно поднялся с места и сталввытяжку, что обыкновенно он делывал, когда спрашивал его о чем полковник.

- Отставной поручик, Иван Федоров Шпонька, - отвечал он.

- А смею ли спросить, в какие места изволите ехать?

- В собственный хутор-с, Вытребеньки.

- Вытребеньки! - воскликнул строгий допросчик. - Позвольте, милостивый государь, позвольте! - говорил он, подступая к нему и размахивая руками, как будто бы кто-нибудь его не допускал или он продирался сквозьтолпу, и, приблизившись, принял Ивана Федоровича в объятия и облобызалсначала в правую, потом в левую и потом снова в правую щеку. Ивану Федоровичу очень понравилось это лобызание, потому что губы его принялибольшие щеки незнакомца за мягкие подушки.

- Позвольте, милостивый государь, познакомиться! - продолжал толстяк

- Я помещик того же Гадячского повета и ваш сосед. Живу от хутора вашегоВытребеньки не дальше пяти верст, в селе Хортыще; а фамилия моя ГригорийГригорьевич Сторченко. Непременно, непременно, милостивый государь, изнать вас не хочу, если не приедете в гости в село Хортыще. Я теперьспешу по надобности... А что это? - проговорил он кротким голосом вошедшему своему лакею, мальчику в козацкой свитке с заплатанными локтями, снедоумевающею миною ставившему на стол узлы и ящики. - Что это? что? - иголос Григория Григорьевича незаметно делался грознее и грознее. - Развея это сюда велел ставить тебе, любезный ? разве я это сюда говорил ставить тебе, подлец! Разве я не говорил тебе наперед разогреть курицу, мошенник? Пошел! - вскрикнул он, топнув ногою. - Постой, рожа! где погребец со штофиками? Иван Федорович! - говорил он, наливая в рюмку настойки, - прошу покорно лекарственной!

- Ей-богу-с, не могу... я уже имел случай... - проговорил Иван Федорович с запинкою.

- И слушать не хочу, милостивый государь! - возвысил голос помещик, и слушать не хочу! С места не сойду, покамест не выкушаете...

Иван Федорович, увидевши, что нельзя отказаться, не без удовольствиявыпил.

- Это курица, милостивый государь, - продолжал толстый Григорий Григорьевич, разрезывая ее ножом в деревянном ящике. - Надобно вам сказать,что повариха моя Явдоха иногда любит куликнуть и оттого часто пересушивает. Эй, хлопче! - тут оборотился он к мальчику в козацкой свитке, принесшему перину и подушки, - постели постель мне на полу посереди хаты!Смотри же, сена повыше наклади под подушку! да выдерни у бабы из мычкиклочок пеньки, заткнуть мне уши на ночь! Надобно вам знать, милостивыйгосударь, что я имею обыкновение затыкать на ночь уши с того проклятогослучая, когда в одной русской корчме залез мне в левое ухо таракан

Проклятые кацапы, как я после узнал, едят даже щи с тараканами. Невозможно описать, что происходило со мною: в ухе так и щекочет, так и щекочет... ну, хоть на стену! Мне помогла уже в наших местах простая старуха. И чем бы вы думали? просто зашептыванием. Что вы скажете, милостивыйгосударь, о лекарях? Я думаю, что они просто морочат и дурачат нас. Инаястаруха в двадцать раз лучше знает всех этих лекарей.

- Действительно, вы изволите говорить совершенную -с правду. Инаяточно бывает... - Тут он остановился, как бы не прибирая далее приличного слова.

Не мешает здесь и мне сказать, что он вообще не был щедр на слова

Может быть, это происходило от робости, а может, и от желания выразитьсякрасивее.

- Хорошенько, хорошенько перетряси сено! - говорил Григорий Григорьевич своему лакею. - Тут сено такое гадкое, что, того и гляди,как-нибудь попадет сучок. Позвольте, милостивый государь, пожелать спокойной ночи! Завтра уже не увидимся: я выезжаю до зари. Ваш жид будетшабашовать, потому что завтра суббота, и потому вам нечего вставать рано. Не забудьте же моей просьбы; и знать вас не хочу, когда не приедетев село Хортыще.

Тут камердинер Григория Григорьевича стащил с него сюртук и сапоги инатянул вместо того халат, и Григорий Григорьевич повалился на постель,и казалось, огромная перина легла на другую.

- Эй, хлопче! куда же ты, подлец? Подь сюда, поправь мне одеяло! Эй,хлопче, подмости под голову сена! да что, коней уже напоили? Еще сена!сюда, под этот бок! да поправь, подлец, хорошенько одеяло! Вот так, еще!ох!..

Тут Григорий Григорьевич еще вздохнул раза два и пустил страшный носовой свист по всей комнате, всхрапывая по временам так, что дремавшаяна лежанке старуха, пробудившись, вдруг смотрела в оба глаза на все стороны, но, не видя ничего, успокоивалась и засыпала снова.

На другой день, когда проснулся Иван Федорович, уже толстого помещикане было. Это было одно только замечательное происшествие, случившееся сним на дороге. На третий день после этого приближался он к своему хуторку.

Тут почувствовал он, что сердце в нем сильно забилось, когда выглянула, махая крыльями, ветряная мельница и когда, по мере того как жид гналсвоих кляч на гору, показывался внизу ряд верб. Живо и ярко блестелсквозь них пруд и дышал свежестью. Здесь когда-то он купался, в этом самом пруде он когда-то с ребятишками брел по шею в воде за раками. Кибитка взъехала на греблю, и Иван Федорович увидел тот же самый старинныйдомик, покрытый очеретом; те же самые яблони и черешни, по которым онкогда-то украдкою лазил. Только что въехал он на двор, как сбежались совсех сторон собаки всех сортов: бурые, черные, серые, пегие. Некоторые слаем кидались под ноги лошадям, другие бежали сзади, заметив, что осьвымазана салом; один, стоя возле кухни и накрыв лапою кость, заливалсяво все горло; другой лаял издали и бегал взад и вперед, помахивая хвостом и как бы приговаривая: "Посмотрите, люди крещеные, какой я прекрасный молодой человек!" Мальчишки в запачканных рубашках бежали глядеть

Свинья, прохаживавшаяся по двору с шестнадцатью поросенками, поднялавверх с испытующим видом свое рыло и хрюкнула громче обыкновенного. На