Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 42

- Нет, тетушка! - сказал Иван Федорович, слезая с повозки, - у Григория Григорьевича нет никакой записи.

- И ты поверил ему! Врет он, проклятый! Когда-нибудь попаду, право,поколочу его собственными руками. О, я ему поспущу жиру! Впрочем, нужнонаперед поговорить с нашим подсудком, нельзя ли судом с него стребовать... Но не об этом теперь дело. Ну, что ж, обед был хороший?

- Очень... да, весьма, тетушка.

- Ну, какие ж были кушанья, расскажи? Старуха-то, я знаю, мастерицаприсматривать за кухней.

- Сырники были во сметаною, тетушка. Соус с голубями, начищенными...

- А индейка со сливами была? - спросила тетушка, потому что сама былабольшая искусница приготовлять это блюдо.

- Была и индейца!.. Весьма красивые барышни, сестрицы Григория Григорьевича, особенно белокурая!

- А! - сказала тетушка и посмотрела пристально на Ивана Федоровича,который, покраснев, потупил глаза в землю. Новая мысль быстро промелькнула в ее голове. - Ну, что ж? - спросила она с любопытством и живо, какие у ней брови?


Не мешает заметить, что тетушка всегда поставBяла первую красоту женщины в бровях.

- Брови, тетушка, совершенно-с такие, какие, вы рассказывали, в молодости были у вас. И по всему лицу небольшие веснушки.

- А! - сказала тетушка, будучи довольна замечанием Ивана Федоровича,который, однако ж, не имел и в мыслях сказать этим комплимент. - Какое жбыло на ней платье? хотя, впрочем, теперь трудно найти таких плотных материй, какая вот хоть бы, например, у меня на этом капоте. Но не об этомдело. Ну, что ж, ты говорил о чем-нибудь с нею?

- То есть как?.. я-с, тетушка? Вы, может быть, уже думаете...

- А что ж? что тут диковинного? так богу угодно! Может быть, тебе снею на роду написано жить парочкою.


- Я не знаю, тетушка, как вы можете это говорить. Это доказывает, чтовы совершенно не знаете меня...

- Ну вот, уже и обиделся! - сказала тетушка. "Ще молода дытына, - подумала она про себя, - ничего не знает! нужно их свести вместе, пустьпознакомятся!"

Тут тетушка пошла заглянуть в кухню и оставила Ивана Федоровича. Но сэтого времени она только и думала о том, как увидеть скорее своего племянника женатым и понянчить маленьких внучков. В голове ее громоздилисьодни только приготовления к свадьбе, и заметно было, что она во всех делах суетилась гораздо более, нежели прежде, хотя, впрочем, эти дела более шли хуже, нежели лучше. Часто, делая какое-нибудь пирожное, котороевообще она никогда не доверяла кухарке, она, позабывшись и воображая,что возле нее стоит маленький внучек, просящий пирога, рассеянно протягивала к нему руку с лучшим куском, а дворовая собака, пользуясь этим,схватывала лакомый кусок и своим громким чваканьем выводила ее из задумчивости, за что и бывала всегда бита кочергою. Даже оставила она любимыесвои занятия и не ездила на охоту, особливо когда вместо куропатки застрелила ворону, чего никогда прежде с нею не бывало.

Наконец, спустя дня четыре после этого, все увидели выкаченную из сарая на двор бричку. Кучер Омелько, он же и огородник и сторож, еще сраннего утра стучал молотком и приколачивал кожу, отгоняя беспрестаннособак, лизавших колеса. Долгом почитаю предуведомить читателей, что этобыла именно та самая бричка, в которой еще ездил Адам; и потому, есликто будет выдавать другую за адамовскую, то это сущая ложь и бричка непременно поддельная. Совершенно неизвестно, каким образом спаслась она отпотопа. Должно думать, что в Ноевом ковчеге был особенный для нее сарай

Жаль очень, что читателям нельзя описать живо ее фигуры. Довольно сказать, что Василиса Кашпоровна была очень довольна ее архитектурою ивсегда изъявляла сожаление, что вывелись из моды старинные экипажи. Самое устройство брички, немного набок, то есть так, что правая сторона еебыла гораздо выше левой, ей очень нравилось, потому что с одной стороныможет, как она говорила, влезать малорослый, а с другой - великорослый

Впрочем, внутри брички могло поместиться штук пять малорослых и трое таких, как тетушка.

Около полудня Омелько, управившись около брички, вывел из конюшнитройку лошадей, немного чем моложе брички, и начал привязывать их веревкою к величественному экипажу. Иван Федорович и тетушка, один с левойстороны, другая с правой, влезли в бричку, и она тронулась. Попадавшиесяна дороге мужики, видя такой богатый экипаж (тетушка очень редко выезжала в нем), почтительно останавливались, снимали шапки и кланялись в пояс. Часа через два кибитка остановилась пред крыльцом, - думаю, не нужноговорить: пред крыльцом дома Сторченка. Григория Григорьевича не былодома. Старушка с барышнями вышла встретить гостей в столовую. Тетушкаподошла величественным шагом, с большою ловкостию отставила одну ногувперед и сказала громко:

- Очень рада, государыня моя, что имею честь лично доложить вам моепочтение. А вместе с решпектом позвольте поблагодарить за хлебосольствоваше к племяннику моему Ивану Федоровичу, который много им хвалится

Прекрасная у вас гречиха, сударыня! я видела ее, подъезжая к селу. Апозвольте узнать, сколько коп вы получаете с десятины?

После сего последовало всеобщее лобызание. Когда же уселись в гостиной, то старушка хозяйка начала:

- Насчет гречихи я не могу вам сказать: это часть Григория Григорьевича. Я уже давно не занимаюсь этим; да и не могу: уже стара! Встарину у нас, бывало, я помню, гречиха была по пояс, теперь бог знаетчто. Хотя, впрочем, и говорят, что теперь все лучше. - Тут старушкавздохнула;и какому-нибудь наблюдателю послышался бы в этом вздохе вздохстаринного осьмнадцатого столетия.

- Я слушала, моя государыня, что у вас собственные ваши девки отличные умеют выделывать ковры, - сказала Василиса Кашпоровна и этим заделастарушку за самую чувствительную струну. При этих словах она как будтооживилась, и речи у ней полилися о том, как должно красить пряжу, какприготовлять для этого нитку. С ковров быстро съехал разговор на солениеогурцов и сушение груш. Словом, не прошло часу, как обе дамы так разговорились между собою, будто век были знакомы. Василиса Кашпоровна многоеуже начала говорить с нею таким тихим голосом, что Иван Федорович ничегоне мог расслушать.

- Да не угодно ли посмотреть? - сказала, вставая, старушка хозяйка.

За нею встали барышни и Василиса Кашпоровна, и все потянулись в девичью. Тетушка, однако ж, дала знак Ивану Федоровичу остаться и сказалачто-то тихо старушке.

- Машенька! - сказала старушка, обращаясь к белокурой барышне, - останься с гостем да поговори с ним, чтобы гостю не было скучно!

Белокурая барышня осталась и села на диван. Иван Федорович сидел насвоем стуле как на иголках, краснел и потуплял глаза; но барышня, казалось, вовсе этого не замечала и равнодушно сидела на диване, рассматривая прилежно окна и стены или следуя глазами за кошкою, трусливо пробегавшею под стульями.

Иван Федорович немного ободрился и хотел было начать разговор; но казалось, что все слова свои растерял он на дороге. Ни одна мысль не приходила на ум.

Молчание продолжалось около четверти часа. Барышня все так же сидела

Наконец Иван Федорович собрался духом.

- Летом очень много мух, сударыня! - произнес он полудрожащим голосом.

- Чрезвычайно много! - отвечала барышня. - Братец нарочно сделал хлопушку из старого маменькиного башмака; но все еще очень много.

Тут разговор опять прекратился. И Иван Федорович никаким образом ужене находил речи.

Наконец хозяйка с тетушкою и чернявою барышнею возвратились. Поговоривши еще немного, Василиса Кашпоровна распростилась с старушкою и барышнями, несмотря на все приглашения остаться ночевать. Старушка и барышни вышли на крыльцо проводить гостей и долго еще кланялись выглядывавшим из брички тетушке и племяннику.

- Ну, Иван Федорович! о чем же вы говорили вдвоем с барышней? - спросила дорогою тетушка.

- Весьма скромная и благонравная девица Марья Григорьевна! - сказалИван Федорович.

- Слушай, Иван Федорович! я хочу поговорить с тобою сурьезно. Ведьтебе, слава богу, тридцать осьмой год. Чин ты уже имеешь хороший. Пораподумать и об детях! Тебе непременно нужна жена...

- Как, тетушка! - вскричал, испугавшись, Иван Федорович. - Как жена!Нет-с, тетушка, сделайте милость... Вы совершенно в стыд меня приводите... я еще никогда не был женат... Я совершенно не знаю, что с нею делать!

- Узнаешь, Иван Федорович, узнаешь, - промолвила, улыбаясь, тетушка иподумала про себя:- "Куды ж! ще зовсим молода дытына, ничего не знает!"- Да, Иван Федорович! - продолжала она вслух, - лучшей жены нельзя сыскать тебе, как Марья Григорьевна. Тебе же она притом очень понравилась

Мы уже насчет этого много переговорили с старухою: она очень рада видетьтебя своим зятем; еще неизвестно, правда, что скажет этот греходей Григорьевич. Но мы не посмотрим на него, и пусть только он вздумает не отдать приданого, мы его судом...

В это время бричка подъехала к двору, и древние клячи ожили, чуяблизкое стойло.

- Слушай, Омелько! коням дай прежде отдохнуть хорошенько, а не ведитотчас, распрягши, к водопою! они лошади горячие. Ну, Иван Федорович, продолжала, вылезая, тетушка, - я советую тебе хорошенько подумать обэтом. Мне еще нужно забежать в кухню, я позабыла Солохе заказать ужин, а






Возможно заинтересуют книги: