Школьная библиотека

она негодная, я думаю, сама и не подумала об этом.

Но Иван Федорович стоял, как будто громом оглушенный. Правда, МарьяГригорьевна очень недурная барышня; но жениться!.. это казалось ему такстранно, так чудно, что он никак не мог подумать без страха. Жить с женою!.. непонятно! Он не один будет в своей комнате, но их должно бытьвезде двое!.. Пот проступал у него на лице, по мере того чем более углублялся он в размышление.

Ранее обыкновенного лег он в постель, но, несмотря на все старания,никак не мог заснуть. Наконец желанный сон, этот всеобщий успокоитель,посетил его; но какой сон! еще несвязнее сновидений он никогда на видывал. То снилось ему, что вокруг него все шумит, вертится, а он бежит,бежит, не чувствует под собою ног... вот уже выбивается из сил... Вдругкто-то хватает его за ухо. "Ай! кто это?" - "Это я, твоя жена!" - с шумом говорил ему какой-то голос. И он вдруг пробуждался. То представлялось ему, что он уже женат, что все в домике их так чудно, так странно:в его комнате стоил вместо одинокой - двойная кровать. На стуле сидитжена. Ему странно; он не знает, Aак подойти к ней, что говорить с нею, изамечает, что у нее гусиное лицо. Нечаянно поворачивается он в сторону ивидит другую жену, тоже с гусиным лицом. Поворачивается в другую сторону- стоит третья жена. Назад - еще одна жена. Тут его берет тоска. Он бросился бежать в сад; но в саду жарко. Он снял шляпу, видит: и в шляпе сидит жена. Пот выступил у него на лице. Полез в карман за платком - и вкармане жена; вынул из уха хлопчатую бумагу - и там сидит жена... Товдруг он прыгал на одной ноге, а тетушка, глядя на него, говорила с важным видом: "Да, ты должен прыгать, потому что ты теперь уже женатый человек". Он к ней - но тетушка уже не тетушка, а колокольня. И чувствует,что его кто-то тащит веревкою на колокольню. "Кто это тащит меня?" - жалобно проговорил Иван Федорович. "Это я, жена твоя, тащу тебя, потомучто ты колокол". - "Нет, я не колокол, я Иван Федорович!" - кричал он

"Да, ты колокол", - говорил, проходя мимо, полковник П*** пехотного полка. То вдруг снилось ему, что жена вовсе не человек, а какая-то шерстяная материя; что он в Могилеве приходит в лавку к купцу. "Какой прикажете материи? - говорит купец. - Вы возьмите жены, это самая модная материя! очень добротная! из нее все теперь шьют себе сюртуки". Купец меряети режет жену. Иван Федорович берет под мышку, идет к жиду, портному

"Нет, - говорит жид, - это дурная материя! Из нее никто не шьет себесюртука..."

В страхе и беспамятстве просыпался Иван Федорович. Холодный пот лилсяс него градом.

Как только встал он поутру, тотчас обратился к гадательной книге, вконце которой один добродетельный книгопродавец, по своей редкой добротеи бескорыстию, поместил сокращенный снотолкователь. Но там совершенно небыло ничего, даже хотя немного похожего на такой бессвязный сон.

Между тем в голове тетушки созрел совершенно новый замысел, о которомузнаете в следующей главе

ЗАКОЛДОВАННОЕ МЕСТО

Быль, рассказанная дьячком ***ской церкви

Ей-богу, уже надоело рассказывать! Да что вы думаете? Право, скучно:рассказывай, да и рассказывай, и отвязаться нельзя! Ну, извольте, ярасскажу, только, ей-ей, в последний раз. Да, вот вы говорили насчет того, что человек может совладать, как говорят, с нечистым духом. Оно конечно, то есть, если хорошенько подумать, бывают на свете всякие случаи... Однако ж не говорите этого. Захочет обморочить дьявольская сила,то обморочит; ей-богу, обморочит! Вот извольте видеть: нас всех у отцабыло четверо. Я тогда был еще дурень. Всего мне было лет одиннадцать;так нет же, не одиннадцать: я помню как теперь, когда раз побежал былона четвереньках и стал лаять по-собачьи, батько закричал на меня, покачав головою: "Эй, Фома, Фома! тебя женить пора, а ты дуреешь, как молодой лошак!" Дед был еще тогда жив и на ноги - пусть ему легко ткнется натом свете - довольно крепок. Бывало, вздумает...

Да что ж эдак рассказывать? Один выгребает из печки целый час угольдля своей трубки, другой зачем-то побежал за комору. Что, в самом деле!.. Добро бы поневоле, а то ведь сами же напросились. Слушать так слушать!

Батько еще в начале весны повез в Крым на продажу табак. Не помнютолько, два или три воза снарядил он. Табак был тогда в цене. С собоювзял он трехгодового брата - приучать заранее чумаковать. Нас осталось:дед, мать, я, да брат, да еще брат. Дед засеял баштан на самой дороге иперешел жить в курень; взял и нас с собою гонять воробьев и сорок с баштану. Нам это было нельзя сказать чтобы худо. Бывало, наешься в деньстолько огурцов, дынь, репы, цибули, гороху, что в животе, ей-богу, какбудто петухи кричат. Ну, оно притом же и прибыльно. Проезжие толкутся подороге, всякому захочется полакомиться арбузом или дынею. Да из окрестных хуторов, бывало, нанесут на обмен кур, яиц, индеек. Житье было хорошее.

Но деду более всего любо было то, что чумаков каждый день возовпятьдесят проедет. Народ, знаете, бывалый: пойдет рассказывать - толькоуши развешивай! А деду это все равно что голодному галушки. Иной раз,бывало, случится встреча с старыми знакомыми, - деда всякий уже знал, можете посудить сами, что бывает, когда соберется старье: тара, тара,тогда-то да тогда-то, такое-то да такое-то было... ну, и разольются!вспомянут бог знает когдашнее.

Раз, - ну вот, право, как будто теперь случилось, - солнце стало ужесадиться; дед ходил по баштану и снимал с кавунов листья, которыми прикрывал их днем, чтоб не попеклись на солнце

- Смотри, Остап! - говорю я брату, - вон чумаки едут!

- Где чумаки? - сказал дед, положивши значок на большой дыне; чтобына случай не съели хлопцы.

По дороге тянулось точно возов шесть. Впереди шел чумак уже с сизымиусами. Не дошедши шагов - как бы вам сказать - на десять, он остановился.

- Здорово, Максим! Вот привел бог где увидеться!

Дед прищурил глаза:

- А! здорово, здорово! откуда бог несет? И Болячка здесь? здорово,здорово, брат! Что за дьявол! да тут все: и Крутотрыщенко! и Печерыця иКовелек! и Стецько! здорово! А, га, га! го, го!.. - И пошли целоваться.

Волов распрягли и пустили пастись на траву. Возы оставили на дороге;а сами сели все в кружок впереди куреня и закурили люльки. Но куда ужетут до люлек? за россказнями да за раздобарами вряд ли и по одной досталось. После полдника стал дед потчевать гостей дынями. Вот каждый, взявши по дыне, обчистил ее чистенько ножиком (калачи все были тертые, мыкали немало, знали уже, как едят в свете; пожалуй, и за панский стол хотьсейчас готовы сесть), обчистивши хорошенько, проткнул каждый пальцем дырочку, выпил из нее кисель, стал резать по кусочкам и класть в рот.

- Что же вы, хлопцы, - сказал дед, - рты свои разинули? танцуйте, собачьи дети! Где, Остап, твоя сопилка? А ну-ка козачка! Фома, берись вбоки! ну! вот так! гей, гоп!

Я был тогда малый подвижной. Старость проклятая! теперь уже не пойдутак; вместо всех выкрутасов ноги только спотыкаются. Долго глядел дед нанас, сидя с чумаками. Я замечаю, что у него ноги не постоят на месте:так, как будто их что-нибудь дергает.

- Смотри, Фома, - сказал Остап, - если старый хрен не пойдет танцевать!

Что ж вы думаете? не успел он сказать - не вытерпел старичина! захотелось, знаете, прихвастнуть пред чумаками.

- Вишь, чертовы дети! разве так танцуют? Вот как танцуют! - сказалон, поднявшись на ноги, протянув руки и ударив каблуками.

Ну, нечего сказать, танцевать-то он танцевал так, хоть бы и сгетьманшею. Мы посторонились, и пошел хрен вывертывать ногами по всемугладкому месту, которое было возле грядки с огурцами. Только что дошел,однако ж до половины и хотел разгуляться и выметнуть ногами на вихорькакую-то свою штуку, - не подымаются ноги, да и только! Что за пропасть!Разогнался снова, дошел до середины - не берет! что хочь делай: не берет, да и не берет! ноги как деревянные стали! "Вишь, дьявольское место!вишь, сатанинское наваждение! впутается же ирод, враг рода человеческого!"

Ну, как наделать страму перед чумаками? Пустился снова и начал чесатьдробно, мелко, любо глядеть; до середины - нет! не вытанцывается, да иполно!

- А, шельмовский сатана! чтоб ты подавился гнилою дынею! чтоб еще маленьким издохнул, собачий сын! вот на старость наделал стыда какого!..

И в самом деле сзади кто-то засмеялся. Оглянулся: ни баштану, ни чумаков, ничего; назади, впереди, по сторонам - гладкое поле.

- Э! ссс... вот тебе на!

Начал прищуривать глаза - место, кажись, не совсем незнакомое: сбокулес, из-за леса торчал какой-то шест и виделся прочь далеко в небе. Чтоза пропасть! да это голубятня, что у попа в огороде! С другой сторонытоже что-то сереет; вгляделся: гумно волостного писаря. Вот куда затащила нечистая сила! Поколесивши кругом, наткнулся он на дорожку. Месяца небыло; белое пятно мелькало вместо него сквозь тучу. "Быть завтра большому ветру!" - подумал дед. Глядь, в стороне от дорожки на могилке вспыхнула свечка.

- Вишь! - стал дед и руками подперся в бока, и глядит: свечка потухла; вдали и немного подалее загорелась другая. - Клад! - закричал дед. Я ставлю бог знает что, если не клад! - и уже поплевал было в руки, чтобы копать, да спохватился, что нет при нем ни заступа, ни лопаты. - Эх,жаль! ну, кто знает, может быть, стоит только поднять дерн, а он тут илежит, голубчик! Нечего делать, назначить, по крайней мере, место, чтобы