Книга "Вечера на хуторе близ Диканьки". Страница 44

не позабыть после!

Вот, перетянувши сломленную, видно вихрем, порядочную ветку дерева,навалил он ее на ту могилку, где горела свечка, и пошел по дорожке. Молодой дубовый лес стал редеть; мелькнул плетень. "Ну, так! не говорил лия, - подумал дед, - что это попова левада? Вот и плетень его! теперь иверсты нет до баштана".

Поздненько, однако ж, пришел он домой и галушек не захотел есть. Разбудивши брата Остапа, спросил только, давно ли уехали чумаки, и завернулся в тулуп. И когда тот начал было спрашивать:

- А куда тебя, дед, черти дели сегодня?

- Не спрашивай, - сказал он, завертываясь еще крепче, - не спрашивай,Остап; не то поседеешь! - И захрапел так, что воробьи, которые забралисьбыло на баштан, поподымались с перепугу на воздух. Но где уж там емуспалось! Нечего сказать, хитрая была бестия, дай боже ему царствие небесное! - умел отделаться всегда. Иной раз такую запоет песню, что губыстанешь кусать.

На другой день, чуть только стало смеркаться в поле, дед надел свитку, подпоясался, взял под мышку заступ и лопату, надел на голову шапку,вы8л кухоль сировцу, утер губы полою и пошел прямо к попову огороду


Вот минул и плетень, и низенький дубовый лес. Промеж деревьев вьется дорожка и выходит в поле. Кажись, та самая. Вышел и на поле - местоточь-в-точь вчерашнее: вон и голубятня торчит; но гумна не видно. "Нет,это не то место. То, стало быть, подалее; нужно, видно, поворотить кгумну!" Поворотил назад, стал идти другою дорогою - гумно видно, а голубятни нет! Опять поворотил поближе к голубятне - гумно спряталось. В поле, как нарочно, стал накрапывать дождик. Побежал снова к гумну - голубятня пропала; к голубятне - гумно пропало.


- А чтоб ты, проклятый сатана, не дождал детей своих видеть!

А дождь пустился, как будто из ведра.

Вот, скинувши новые сапоги и обернувши в хустку, чтобы не покоробились от дождя, задал он такого бегуна, как будто панский иноходец. Влезв курень, промокши насквозь, накрылся тулупом и принялся ворчать что-тосквозь зубы и приголубливать черта такими словами, какие я еще отроду неслыхивал. Признаюсь, я бы, верно, покраснел, если бы случилось это средидня.

На другой день проснулся, смотрю: уже дед ходит по баштану как ни вчем не бывало и прикрывает лопухом арбузы. За обедом опять старичинаразговорился, стал пугать меньшего брата, что он обменяет его на курвместо арбуза; а пообедавши, сделал сам из дерева пищик и начал на немиграть; и дал нам забавляться дыню, свернувшуюся в три погибели, словнозмею, которую называл он турецкою. Теперь таких дынь я нигде и не видывал. Правда семена ему что-то издалека достались.

Ввечеру, уже повечерявши, дед пошел с заступом прокопать новую грядкудля поздних тыкв. Стал проходить мимо того заколдованного места, не вытерпел, чтобы не проворчать сквозь зубы: "Проклятое место!" - взошел насередину, где не вытанцывалось позавчера, и ударил в сердцах заступом

Глядь, вокруг него опять то же самое поле: с одной стороны торчит голубятня, а с другой гумно. "Ну, хорошо, что догадался взять с собою заступ. Вон и дорожка! вон и могилка стоит! вон и ветка повалена! вон-вонгорит и свечка! Как бы только не ошибиться".

Потихоньку побежал он, поднявши заступ вверх, как будто бы хотел импопотчевать кабана, затесавшегося на баштан, и остановился перед могилкою. Свечка погасла; на могиле лежал камень, заросший травою. "Этот камень нужно поднять!" - подумал дед и начал обкапывать сго со всех сторон. Велик проклятый камень! вот, однако ж, упершись крепко ногами вземлю, пихнул он его с могилы. "Гу!" - пошло по долине. "Туда тебе и дорога! Теперь живее пойдет дело".

Тут дед остановился, достал рожок, насыпал на кулак табаку и готовился было поднести к посу, как вдруг над головою его "чихи!" - чихнуличто-то так, что покачнулись деревья и деду забрызгало все лицо.

- Отворотился хоть бы в сторону, когда хочешь чихнуть! - проговорилдед, протирая глаза. Осмотрелся - никого нет. - Нет, не любит, видно,черт табаку! - продолжал он, кладя рожок в пазуху и принимаясь за заступ. - Дурень же он, а такого табаку ни деду, ни отцу его не доводилосьнюхать!

Стал копать - земля мягкая, заступ так и уходит. Вот что-то звукнуло

Выкидавши землю, увидел он котел.

- А, голубчик, вот где ты! - вскрикнул дед, подсовывая под него заступ.

- А, голубчик, вот где ты! - запищал птичий нос, клюнувши котел.

Посторонился дед и выпустил заступ.

- А, голубчик, вот где ты! - заблеяла баранья голова с верхушки дерева.

- А, голубчик, вот где ты! - заревел медведь, высунувши из-за деревасвое рыло

Дрожь проняла деда.

- Да тут страшно слово сказать! - проворчал он про себя.

- Тут страшно слово сказать! - пискнул птичий нос.

- Страшно слово сказать! - заблеяла баранья голова.

- Слово сказать! - ревнул медведь.

- Гм... - сказал дед и сам перепугался.

- Гм! - пропищал нос.

- Гм! - проблеял баран.

- Гум! - заревел медведь.

Со страхом оборотился он: боже ты мой, какая ночь! ни звезд, ни месяца; вокруг провалы; под ногами круча без дна; над головою свесилась гораи вот-вот, кажись, так и хочет оборваться на него! И чудится деду, чтоиз-за нее мигает какая-то харя: у! у! нос - как мех в кузнице; ноздри хоть по ведру воды влей в каждую! губы, ей-богу, как две колоды! красныеочи выкатились наверх, и еще и язык высунула и дразнит!

- Черт с тобою! - сказал дед, бросив котел. - На тебе и клад твой!Экая мерзостная рожа! - и уже ударился было бежать, да огляделся и стал,увидевши, что все было по-прежнему. - Это только пугает нечистая сила!

Принялся снова за котел - нет, тяжел! Что делать? Тут же не оставить!Вот, собравши все силы, ухватился он за него руками.

- Ну, разом, разом! еще, еще! - и вытащил! - Ух! Теперь понюхать табаку!

Достал рожок; прежде, однако ж, чем стал насыпать, осмотрелся хорошенько, нет ли кого: кажись, что нет; но вот чудится ему, что пень дерева пыхтит и дуется, показываются уши, наливаются красные глаза; ноздрираздулись, нос поморщился и вот так и собирается чихнуть. "Нет, не понюхаю табаку, - подумал дед, спрятавши рожок, - опять заплюет сатана очи"

Схватил скорее котел и давай бежать, сколько доставало духу; только слышит, что сзади что-то так и чешет прутьями по ногам... "Ай! ай, ай!" покрикивал только дед, ударив во всю мочь; и как добежал до попова огорода, тогда только перевел немного дух.

"Куда это зашел дед?" - думали мы, дожидаясь часа три. Уже с хуторадавно пришла мать и принесла горшок горячих галушек. Нет да и нет деда!Стали опять вечерять сами. После вечера вымыла мать горшок и искала глазами, куда бы вылить помои, потому что вокруг все были гряды; как видит,идет, прямо к ней навстречу кухва. На небе было-таки темненько. Верно,кто-нибудь из хлопцев, шаля, спрятался сзади и подталкивает ее.

- Вот кстати, сюда вылить помои! - сказала и вылила горячие помои.

- Ай! - закричало басом.

Глядь - дед. Ну, кто его знает! Ей-богу, думали, что бочка лезет

Признаюсь, хоть оно и грешно немного, а, право, смешно показалось, когдаседая голова деда вся была окунута в помои и обвешана корками с арбузови дыней.

- Вишь, чертова баба! - сказал дед, утирая голову полою, - как опарила! как будто свинью перед рождеством! Ну, хлопцы, будет вам теперь набублики! Будете, собачьи дети, ходить в золотых жупанах! Посмотрите-ка,посмотрите сюда, что я вам принес! - сказал дед и открыл котел.

Что ж бы, вы думали, такое там было? ну, по малой мере, подумавши,хорошенько, а? золото? Вот то-то, что не золото: сор, дрязг... стыдно

И с той поры заклял дед и нас верить когда-либо черту.

- И не думайте! - говорил он часто нам, - все, что ни скажет враггоспода Христа, все солжет, собачий сын! У него правды и на копейку нет!

И, бывало, чуть только услышит старик, что в ином месте неспокойно:

- А ну-те, ребята, давайте крестить! - закричит к нам. - Так его! такего! хорошенько! - и начнет класть кресты. А то проклятое место, где невытанцывалось, загородил плетнем, велел кидать все, что ни есть непотребного, весь бурьян и сор, который выгребал из баштана.

Так вот как морочит нечистая сила человека! Я знаю хорошо эту землю:после того нанимали ее у батька под баштан соседние козаки. Земля славная! и урожай всегда бывал на диво; но на заколдованном месте никогда небыло ничего доброго. Засеют как следует, а взойдет такое, что и разобрать нельзя: арбуз не арбуз, тыква не тыква, огурец не огурец... чертзнает что такое!

---------------------------------------------------------

"Вечера на хутор близ Диканьки" написаны в 1829-1832 гг. Первая книжка (первая часть) напечатана в 1831 г., вторая - в 1832 г.

Все четыре повести были впервые напечатаны во второй книге первогоиздания "Вечеров на хуторе близ Диканьки", 1832 г. "Страшная месть" имела подзаголовок "Старинная быль", снятый в последующих изданиях






Возможно заинтересуют книги: