Школьная библиотека

Выстрел раздался. Пуля оцарапала мне колено. Я невольно сделал несколькошагов вперед, чтоб поскорей удалиться от края

- Ну, брат Грушницкий, жаль, что промахнулся! - сказал капитан, - теперьтвоя очередь, становись! Обними меня прежде: мы уж не увидимся! - Ониобнялись; капитан едва мог удержаться от смеха. - Не бойся, - прибавил он,хитро взглянув на Грушницкого, - все вздор на свете!.. Натура - дура,судьба - индейка, а жизнь - копейка!После этой трагической фразы, сказанной с приличною важностью, он отошел насвое место; Иван Игнатьич со слезами обнял также Грушницкого, и вот оностался один против меня. Я до сих пор стараюсь объяснить себе, какого родучувство кипело тогда в груди моей: то было и досада оскорбленногосамолюбия, и презрение, и злоба, рождавшаяся при мысли, что этот человек,теперь с такою уверенностью, с такой спокойной дерзостью на меня глядящий,две минуты тому назад, не подвергая себя никакой опасности, хотел меняубить как собаку, ибо раненный в ногу немного сильнее, я бы непременносвалился с утеса

Я несколько минут смотрел ему пристально в лицо, стараясь заметить хотьлегкий след раскаяния. Но мне показалось, что он удерживал улыбку

- Я вам советую перед смертью помолиться богу, - сказал я ему тогда

- Не заботьтесь о моей душе больше чем о своей собственной. Об одном васпрошу: стреляйте скорее

- И вы не отказываетесь от своей клеветы? не просите у меня прощения?.

Подумайте хорошенько: не говорит ли вам чего-нибудь совесть?- Господин Печорин! - закричал драгунский капитан, - вы здесь не для того,чтоб исповедовать, позвольте вам заметить... Кончимте скорее; неравнокто-нибудь проедет по ущелью - и нас увидят

- Хорошо, доктор, подойдите ко мне

Доктор подошел. Бедный доктор! он был бледнее, чем Грушницкий десять минуттому назад

Следующие слова я произнес нарочно с расстановкой, громко и внятно, какпроизносят смертный приговор:- Доктор, эти господа, вероятно, второпях, забыли положить пулю в мойпистолет: прошу вас зарядить его снова, - и хорошенько!- Не может быть! - кричал капитан, - не может быть! я зарядил обапистолета; разве что из вашего пуля выкатилась... это не моя вина! - А выне имеете права перезаряжать... никакого права... это совершенно противправил; я не позволю..

- Хорошо! - сказал я капитану, - если так, то мы будем с вами стреляться натех же условиях... Он замялся

Грушницкий стоял, опустив голову на грудь, смущенный и мрачный

- Оставь их! - сказал он наконец капитану, который хотел вырвать пистолетмой из рук доктора... - Ведь ты сам знаешь, что они правы

Напрасно капитан делал ему разные знаки, - Грушницкий не хотел и смотреть

Между тем доктор зарядил пистолет и подал мне. Увидев это, капитан плюнул итопнул ногой

- Дурак же ты, братец, - сказал он, - пошлый дурак!.. Уж положился на меня,так слушайся во всем... Поделом же тебе! околевай себе, как муха... - Онотвернулся и, отходя, пробормотал: - А все-таки это совершенно противправил

- Грушницкий! - сказал я, - еще есть время; откажись от своей клеветы, и ятебе прощу все. Тебе не удалось меня подурачить, и мое самолюбиеудовлетворено; - вспомни - мы были когда-то друзьями..

Лицо у него вспыхнуло, глаза засверкали

- Стреляйте! - отвечал он, - я себя презираю, а вас ненавижу. Если вы о5няне убьете, я вас зарежу ночью из-за угла. Нам на земле вдвоем нет места..

Я выстрелил..

Когда дым рассеялся, Грушницкого на площадке не было. Только прах легкимстолбом еще вился на краю обрыва

Все в один голос вскрикнули

- Finita la comedia!15 - сказал я доктору

Он не отвечал и с ужасом отвернулся

Я пожал плечами и раскланялся с секундантами Грушницкого

Спускаясь по тропинке вниз, я заметил между расселинами скал окровавленныйтруп Грушницкого. Я невольно закрыл глаза... Отвязав лошадь, я шагомпустился домой. У меня на сердце был камень. Солнце казалось мне тускло,лучи его меня не грели

Не доезжая слободки, я повернул направо по ущелью. Вид человека был бы мнетягостен: я хотел быть один. Бросив поводья и опустив голову на грудь, яехал долго, наконец очутился в месте, мне вовсе не знакомом; я повернулконя назад и стал отыскивать дорогу; уж солнце садилось, когда я подъехал кКисловодску, измученный, на измученной лошади

Лакей мой сказал мне, что заходил Вернер, и подал мне две записки: одну отнего, другую... от Веры

Я распечатал первую, она была следующего содержания:"Все устроено как можно лучше: тело привезено обезображенное, пуля из грудивынута. Все уверены, что причиною его смерти несчастный случай; толькокомендант, которому, вероятно, известна ваша ссора, покачал головой, ноничего не сказал. Доказательств против вас нет никаких, и вы можете спатьспокойно... если можете... Прощайте..."Я долго не решался открыть вторую записку... Что могла она мне писать?.

Тяжелое предчувствие волновало мою душу

Вот оно, это письмо, которого каждое слово неизгладимо врезалось в моейпамяти:"Я пишу к тебе в полной уверенности, что мы никогда больше не увидимся

Несколько лет тому назад, расставаясь с тобою, я думала то же самое; нонебу было угодно испытать меня вторично; я не вынесла этого испытания, моеслабое сердце покорилось снова знакомому голосу... ты не будешь презиратьменя за это, не правда ли? Это письмо будет вместе прощаньем и исповедью: яобязана сказать тебе все, что накопилось на моем сердце с тех пор, как онотебя любит. Я не стану обвинять тебя - ты поступил со мною, как поступил бывсякий другой мужчина: ты любил меня как собственность, как источникрадостей, тревог и печалей, сменявшихся взаимно, без которых жизнь скучна иоднообразна. Я это поняла сначала... Но ты был несчастлив, и я пожертвоваласобою, надеясь, что когда-нибудь ты оценишь мою жертву, что когда-нибудь тыпоймешь мою глубокую нежность, не зависящую ни от каких условий. Прошло стех пор много времени: я проникла во все тайны души твоей... и убедилась,что то была надежда напрасная. Горько мне было! Но моя любовь срослась сдушой моей: она потемнела, но не угасла

Мы расстаемся навеки; однако ты можешь быть уверен, что я никогда не будулюбить другого: моя душа истощила на тебя все свои сокровища, свои слезы инадежды. Любившая раз тебя не может смотреть без некоторого презрения напрочих мужчин, не потому, чтоб ты был лучше их, о нет! но в твоей природеесть что-то особенное, тебе одному свойственное, что-то гордое итаинственное; в твоем голосе, что бы ты ни говорил, есть властьнепобедимая; никто не умеет так постоянно хотеть быть любимым; ни в ком злоне бывает так привлекательно, ничей взор не обещает столько блаженства,никто не умеет лучше пользоваться своими преимуществами и никто не можетбыть так истинно несчастлив, как ты, потому что никто столько не стараетсяуверить себя в противном

Теперь я должна тебе объяснить причину моего поспешного отъезда; она тебепокажется маловажна, потому что касается до одной меня

Нынче поутру мой муж вошел ко мне и рассказал про твою ссору с Грушницким