Книга "Лолита". Страница 6
чтоб я испытывал какие-либо нежные чувства к балаганной фигуре,именуемой мадам Гумберт, но потому что никому, кроме меня, неполагалось разрешать проблемы законных и незаконныхсовокуплений, а тут Валерия, моя фарсовая супруга, нахальнособралась располагать по своему усмотрению и моими удобствами имоею судьбой. Я потребовал, чтоб она мне назвала любовника. Яповторил вопрос; но она не прерывала своей клоунской болтовни,продолжая тараторить о том, как она несчастна со мной и чтохочет немедленно со мной разводиться. "Mais qui est-ce?" заораля наконец, кулаком хватив ее по колену, и она, даже непоморщившись, уставилась на меня, точно ответ был так прост, чтообъяснений не требовалось. Затем быстро пожала плечом и указалапальцем на мясистый затылок шофера. Тот затормозил у небольшогокафэ и представился. Не могу вспомнить его смехотворную фамилию,но после стольких лет он мне видится еще совсем ясно коренастый русак, бывший полковник Белой Армии, пышноусый,остриженный ежиком. (Таких, как он, не одна тысяча занималасьэтим дурацким промыслом в Париже.) Мы сели за столик,белогвардеец заказал вина, а Валерия, приложив к коленунамоченную салфетку, продолжала говорить - в меня, скорее, чемсо мной: в сей величественный сосуд она всыпала слова сбезудержностью, которой я и не подозревал в ней, причем то идело разражалась залпом польских или русских фраз в направлениисвоего невозмутимого любовника. Положение получалось абсурдное,и оно сделалось еще абсурднее, когда таксомоторный полковник, схозяйской улыбкой остановив Валерию, начал развивать собственныедомыслы и замыслы. Выражаясь на отвратительном французскомязыке, он наметил тот мир любви и труда, в который собиралсявступить рука об руку с малюткой женой. Она же теперь заняласьсвоей внешностью, сидючи между ним и мной: подкрашивалавыпученные губки, поправляла клевками пальцев (при этом утраиваяподбородок) передок блузки и так далее, а он между тем говорил оней, не только как если бы ее не было с нами, но так, как еслибы она была сироткой, которую как раз переводили ради ее жеблага от одного мудрого опекуна к другому, мудрейшему; и хотяиспытываемый мною беспомощный гнев преувеличивал и коверкал,может быть, все впечатления, я могу поклясться, что полковникпреспокойно советовался со мной по поводу таких вещей, как еедиета, регулы, гардероб и книжки, которые она уже читала илидолжна была бы прочитать. "Мне кажется", говорил он, "ейпонравится "Жан Кристоф" - как вы думаете?" О, он был сущийлитературовед, этот господин Таксович.
Я положил конец его жужжанию тем, что предложил Валерииуложить свои жалкие пожитки немедленно, на что пошляк полковникгалантно заявил, что охотно сам перенесет их в свою машину
Вернувшись к исправлению должности, он повез Гумбертов, мосье имадам, домой, и во весь путь Валерия говорила, а Гумберт Грозныйвнутренне обсуждал с Гумбертом Кротким, кого именно убьетГумберт Гумберт - ее, или ее возлюбленного, или обоих, илиникого. Помнится, я однажды имел в руках пистолет,принадлежавший студенту-однокашнику, в ту пору моей жизни (я,кажется, об этой поре не упомянул, но это неважно), когда ялелеял мысль насладиться его маленькой сестрой (не1ыкновеннолучистой нимфеткой, с большим черным бантом) и потомзастрелиться. Теперь же я спрашивал себя, стоила ли Валечка (какее называл полковник) того, чтобы быть пристреленной, задушеннойили утопленной. У нее были очень чувствительные руки и ноги, и ярешил ограничиться тем, что сделаю ей ужасно больно, как толькомы останемся наедине.
Но этого не суждено было. Валечка - уже к этому временипроливавшая потоки слез, окрашенные размазанной радугой еекосметики - принялась набивать вещами коекак сундук, двачемодана, лопавшуюся картонку, - и желание надеть горные сапогии с разбега пнуть ее в круп было, конечно, неосуществимо,покамест проклятый полковник возился поблизости. Не то, чтобы онвел себя нагло или что-нибудь в этом роде: напротив, он проявлял(как бы на боковой сцене того театра, в который меня залучили)деликатную старосветскую учтивость, причем сопровождал всякоесвое движение неправильно произносимыми извинениями (же демандпардон... эске же пуи...) и с большим тактом отворачивался, покаВалечка сдирала свои розовые штанишки с веревки над ванной; номерзавец находился, казалось, одновременно всюду, приспособляясостав свой к анатомии квартиры, читая мою газету в моем жекресле, развязывая узлы на веревке, сворачивая себе папиросу,считая чайные ложечки, посещая уборную, помогая своей девкезавернуть электрическую сушилку для волос (подарок ее отца) ивынося на улицу ее рухлядь. Я сидел, сложив руки, одним бедромна подоконнике, погибая от скуки и ненависти. Наконец оба онивышли из дрожавшей квартиры - вибрация двери, захлопнутой мною,долго отзывалась у меня в каждом нерве, что было слабой заменойтой заслуженной оплеухи наотмашь по скуле, которую она быполучила на экране по всем правилам теперешних кинокартин
Неуклюже играя свою роль, я прошествовал в ванную, дабыпроверить, не увезли ли они моего английского одеколона; нет, неувезли; но я заметил с судорогой злобного отвращения, что бывшийсоветник царя, основательно опорожнив мочевой пузырь, не спустилводу. Эта торжественная лужа захожей урины с разлезающимся в нейвымокшим темно-желтым окурком показалась мне высшимоскорблением, и я дико огляделся, ища оружия. На самом деле,вероятно, ничто иное, как русская мещанская вежливость (спримесью пожалуй чего-то азиатского) подвигнуло доброгополковника (Максимовича! - его фамилия вдруг прикатила обратноко мне), очень чопорного человека, как все русские, на то, чтобыотправить интимную нужду с приличной беззвучностью, неподчеркнув малую площадь чужой квартиры путем низвержениягромогласного водопада поверх собственной приглушенной струйки
Но это не пришло мне на ум в ту минуту, когда, мыча от ярости, ярыскал по кухне в поисках чего-нибудь повнушительнее метлы
Вдруг, бросив это, я ринулся из дома с героическим намерениемнапасть на него, полагаясь на одни кулаки. Несмотря на природнуюмою силу, я однако вовсе не боксер, меж тем как низкорослый, ноширокоплечий Максимович казался вылитым из чугуна. Пустотаулицы, где отъезд моей жены не был ничем отпразднован, кроме какв грязи горевшей стразовой пуговицей (оброненной после того, чтоона хранила ее три никому не нужных года в сломанной шкатулке),вероятно, спасла меня от разбитого в кровь носа. Но все равно: вдолжный срок я был отомщен. Человек из Пасадены сказал мнекак-то, что миссис Максимович, рожденная Зборовская, умерла отродов в 1945-ом году. Она с мужем каким-то образом попала изФранции в Калифорнию; там, в продолжение целого года, заотличный оклад, они служили объектами опыта, производившегосяизвестным американским этнологом. Опыт имел целью установитьчеловеческие (индивидуальные и расовые) реакции на питаниеодними бананами и финиками при постоянном пребывании начетвереньках. Мой осведомитель, по профессии доктор, клялся мне,что видел своими глазами обоих - тучную Валечку и ее полковника,к тому времени поседевшего и тоже сильно потолстевшего, прилежно ползающими по полированным полам, через ряд яркоосвещенных помещений (в одном были фрукты, в другом вода, втретьем подстилки и т. д.), в обществе нескольких других наемныхчетвероногих, набранных из бедствующих и беззащитных слоев. Ятогда же пробовал отыскать в антропологическом журналерезультаты этих испытаний, но по-видимому они еще не былиопубликованы. Разумеется, этим научным плодам нужно время дляполного созревания. Надеюсь, что отчет будет иллюстрированхорошими фотографиями, когда он появится, хотя не оченьвероятно, чтобы тюремные библиотеки получали такого рода ученыетруды. Та, которой я принужден ныне пользоваться, служитотличным примером нелепого эклектизма, руководящего выбором книгв учреждениях этого рода. Туг есть Библия, конечно, и естьДиккенс (старое многотомное издание Дилингама, Нью-Йорк,MDCCCLXXXVII); есть и "Детская Энциклопедия" (в которойпопадаются довольно милые фотографии солнечноволосыхгэрл-скаутов в трусиках), есть и детективный роман Агаты Кристи"Объявлено Убийство"; но, кроме того, есть такие пустячки, как"Бродяга в Италии" Перси Эльфинстона, автора "Снова Венеция",Бостон, 1868, и сравнительно недавний (1946) "Who's Who in theLimelight" - перечень актеров, режиссеров, драматургов и снимкистатических сцен. Просматривая вчера последнюю из упомянутыхкниг, я был награжден одним из тех ослепительных совпадений,которых логик не терпит, а поэт обожает. Переписываю большуючасть страницы:
Пим, Роланд. Родился в Лунди, Массачусетс, 1922. Получилсценическое образование в Эльсинорском Театре, Дерби, Нью-Йорк
Дебютировал в "Прорвавшемся Солнце". Среди множества другихпьес, в которых он играл, были: "В Соседнем Квартале", "Девушкав Зеленом", "Перетасованные Мужья", "Странный Гриб", "Наволоске", "Джон Ловли", "Ты Снилась Мне".
Куильти, Клэр. Американский драматург. Родился в Ошан Сити,Нью-Джерси, 1911. Окончил Колумбийский Университет. Начал
