Школьная библиотека

Лолиты, умершего двух лет отроду, когда ей было четыре года:высказывалось предположение, что я очень бы его полюбил. Что жееще там было, дайте вспомнить. Да. Допускаю, что слова "вводоворот клозета" (куда письмо в самом деле ушло) - мойсобственный прозаический вклад. Она, вероятно, умоляла меняраздуть какой-нибудь специальный огонь для сожжения ее послания.

Отвращение - вот было первое мое чувство в ответ, и к немуприсоединилось желание смыться. За этим последовало нечто вродеощущения спокойной дружеской руки, опустившейся ко мне на плечои приглашающей меня не спешить. Я послушался. Я вышел изоцепенения и увидел, что все еще нахожусь в комнате Лолиты

Реклама во всю страницу, вырванная ею из глянцевитого журнала,была приколота к стене над постелью, между мордой исполнителязадушевных песенок и длинными ресницами киноактрисы. На этомцветном снимке изображен был темноволосый молодой муж. Вовзгляде его ирландских глаз было что-то изможденное. Он"моделировал" халат (такого-то "дома") и держал перед собой заоба конца мостоподобный поднос (другой фирмы) с утреннимзавтраком на две персоны. Надпись взята была из церковногогимна, сочиненного священником Томасом Мореллем: "Вот идет он,геройпобедитель". Следовало, по-видимому, предположить, чтоосновательно побежденная новобрачная (не показанная на снимке)сидела среди подушек двуспальной постели, готовая принять свойконец подноса, но каким образом ее постельный партнер подлезетсам к ней под этот мост без катастрофы, оставалось неясным. РукаЛолиты провела шуточную стрелку по направлению опустошенногомолодого супруга и приписала большими буквами: "Г.Г.";действительно, несмотря на небольшую разницу в возрасте,сходство было поразительным. Под этой картинкой была другая тоже цветная фотография. На ней известный драматург самозабвеннозатягивался папиросой "Дромадер". Он, мол, всегда курил"дромки". Он лишь слегка походил лицом на Г. Г. Ниже былаЛолитина девственная постель, усеянная лубочными журнальчиками

Эмаль сошла там и сям с железных штанг изголовья, оставивкругловатые проплешины на белом фоне. Убедившись в том, чтоЛуиза ушла восвояси, я забрался в постель Лолиты и перечелписьмо

17

Господа присяжные! Не могу поклясться, что некоторыедействия, относившиеся так сказать - простите за выражение - досиницы в руке, не представлялись и прежде моему рассудку

Рассудок не удержал их в какой-либо логической форме. Но не могупоклясться, повторяю, что я этих представлений не ласкал бывало(если позволите употребить и такое выражение) в тумане мечтаний,в темноте наваждения. Были случаи, не могли не быть случаи (я-тохорошо Гумберта знаю!), когда я как бы вчуже рассматривалвозникавшую идею жениться на перезрелой вдовушке - (скажем, наШарлотте Гейз), а именно на такой, у которой не оставалось быникакой родни во всем мире, широком, сером - с единственнойцелью забрать ее маленькую дочь (Ло, Лолу, Лолиту). Я даже готовсказать моим истязателям, что может быть, иной раз я и бросилхолодный взгляд оценщика на коралловые губы Шарлотты, на еебронзоватые волосы и преувеличенное декольте, смутно пытаясьвместить ее в раму правдоподобной грезы. Делаю этаEFризнанье подпыткой: может быть пыткой воображаемой - но тем более ужасной

Хотелось бы сделать тут отступление и рассказать вам подробнее оpavor nocturnus который меня отвратительно терзал и терзает поночам, когда застревает в мозгу случайный термин избезпорядочного чтения моего отрочества - например, peine forteet dure (какой гений застенка придумал это!) - или страшные,таинственные, вкрадчивые слова "травма", "травматический факт" и"фрамуга". Впрочем, моя повесть достаточно корява и безотступлений.

Уничтожив письмо и вернувшись к себе в комнату, я некотороевремя размышлял, ерошил себе волосы, дефилировал в своемфиолетовом халате, стонал сквозь стиснутые зубы - и внезапно..

Внезапно, господа присяжные, я почуял, что сквозь самую этугримасу, искажавшую мне рот, усмешечка из Достоевского брезжит,как далекая и ужасная заря. В новых условиях улучшившейсявидимости я стал представлять себе все те ласки, которыми походямог бы осыпать Лолиту муж ее матери. Мне бы удалось всластьприжаться к ней раза три в день - каждый день. Испарились бы всемои заботы. Я стал бы здоровым человеком

"Легко и осторожно на коленях

Тебя держать и поцелуй отцовский

На нежной щечке запечатлевать"- как когда-то сказал английский поэт. О начитанный Гумберт!

Затем, со всевозможными предосторожностями, двигаясь как бына мысленных цыпочках, я вообразил Шарлотту как подругу жизни

Неужели я не смог бы заставить себя подать ей в постель этотэкономно разрезанный на две порции помплимус, этот бессахарныйбрекфаст?

Гумберт Гумберт, обливаясь потом в луче безжалостно белогосвета и подвергаясь окрикам и пинкам обливающихся потомполицейских, готов теперь еще кое-что "показать" (quel mot!), помере того как он выворачивает наизнанку совесть и выдирает изнее сокровеннейшую подкладку. Я не для того намеревался женитьсяна бедной Шарлотте, чтобы уничтожить ее каким-нибудь пошлым,гнусным и рискованным способом, как, например, убийство припомощи пяти сулемовых таблеток, растворенных в рюмкепредобеденного хереса или чего-либо в этом роде; но в моемгулком и мутном мозгу все же позвякивала мысль, состоявшая втонком родстве с фармацевтикой. Почему ограничивать себя темскромно прикрытым наслаждением, которое я уже однаждыиспробовал? Передо мной другие образы любострастия выходили насцену, покачиваясь и улыбаясь. Я видел себя дающим сильноеснотворное средство и матери и дочери одновременно, для тогочтобы ласкать вторую всю ночь безвозбранно. Дом полнился храпомШарлотты, Лолита едва дышала во сне, неподвижная, как будтонаписанный маслом портрет отроковицы. "Мама, клянусь, что Кеннико мне никогда не притронулся!" "Ты или лжешь, Долорес, или этобыл ночной оборотень". Впрочем, я постарался бы не обрюхатитьмалютки.

Так Гумберт Выворотень грезил и волхвовал - и алое солнцежелания и решимости (из этих двух и создается живой мир!)поднималось все выше, между тем как на чередующихся балконахчередующиеся сибариты поднимали бокал за прошлые и будущие ночи

Затем, говоря метафорически, я разбил бокал вдребезги и смелопредставил себе (ибо к тому времени я был пьян от видений и уженедооценивал природной своей кротости), как постепенно я перейдуна шантаж - о, совсем легкий, дымчатый шантажик - и заставлюбольшую Гейзиху позволить мне общаться с маленькой, пригрозивбедной обожающей меня даме, что брошу ее, коли она запретит мнеиграть с моей законной падчерицей. Словом, перед этакойсенсационной офертой (как выражаются коммерсанты), перед стольширокими и разнообразными перспективами я был податлив, как Адампри предварительном просмотре малоазиатской истории, заснятой ввиде миража в известном плодовом саду.

А теперь запишите следующее важное замечание: художественнойстороне своей натуры я дал заслонить мою коренную порядочность

Тем большего усилия воли мне потребовалось, чтобы в сих запискахнастроить их слог на хамский лад того дневника, который я велеще во дни, когда госпожа Гейз была для меня всего лишьпрепятствием. Этого дневника уже не существует; но я почел задолг перед искусством сохранить его интонации, какими быфальшивыми и брутальными они ни казались мне теперь. К счастью,мой рассказ достиг теперь того пункта, где я могу перестатьпоносить бедную Шарлотту ради ретроспективной правды.

Желая избавить бедную Шарлотту от двух-трех часов сердечногозамирания на извилистой дороге (и предотвратить, быть может,автомобильное столкновение, которое бы разбило нашу неодинаковуюмечту), я очень предупредительно, но безуспешно попытался с неюснестись по телефону: позвонил в лагерь "Ку", но оказалось, чтоона вот уже час как выехала. Попав вместо нее на Лолиту, ясказал - трепеща и упиваясь властью над роком - что женюсь на еематери. Мне пришлось это повторить, так как что-то мешало ейотнестись с полным вниманием к моим словам. "Вот так здорово",проговорила она со смехом. "Когда свадьба? Погодите секундочку тут у меня щенок - щенок занялся моим носком. Алло - ". Онадобавила, что по-видимому развлечений у нее будет уйма... И японял, повесив трубку, что двух часов в детском лагере былодостаточно, чтобы новые впечатления совершенно вытеснили изголовы маленькой Лолиты образ неотразимого господина Гумберта

Впрочем, это теперь не имело значения. Получу ее обратно поистечении приличного срока после венчания. "Букет венчальный намогиле едва увянуть бы успел", как выразился бы поэт. Но я не