Книга "Лолита". Страница 21

отчаянию и страшным размышлениям, именно этот жест ("Погляди,Боже, на эти цепи!") лучше всего мог бы выразить без слов моенастроение.

Будь Шарлотта Валерией, я бы знал, как в данном случаедействовать - да, "действовать" как раз подходящее слово; вдоброе старое время мне достаточно было начать выворачиватьтолстой Валечке хрупкую кисть (ту, которую она повредила припадении с велосипеда) для того, чтобы она мгновенно измениласвое мнение; но в отношении Шарлотты все это было немыслимо

Хладнокровная американская Шарлотга на меня наводила страх. Уменя ни~его не вышло из беспечной идеи завладеть ее волей черезее любовь. Я не смел ничего сделать, что могло бы нарушить мойобраз, который она создала, чтобы ему поклоняться. Яподлизывался к ней, пока она была грозной дуэньей моей душеньки,и нечто от этого пресмыкания сохранилось и теперь в моемотношении к ней. У меня был только один козырь - то, что онаничего не знала о моем чудовищном увлечении ее девочкой. Еезлило, что я девочке нравился; но моих собственных чувств онаугадать не могла. Валерии я бы сказал: "Послушай-ка, толстаядура, c'est moi qui decide, что хорошо для Долорес Гумберт"


Шарлотте же я даже не смел сказать (с подобострастнымспокойствием): "Извини меня, голубка, но я не согласен с тобой

Дадим девочке еще один шанс. Я готов учить ее дома год или два

Ты однажды сама говорила". Дело в том, что я не мог ничегосказать Шарлотге о девочке без того, чтобы не вьщать себя. Ах,вы не можете себе представить (как и я никогда не представлялсебе), какие они, эти женщины с принципами! Шарлотта, которая незамечала фальши обиходных условностей, правил поведения,патентованной пищи, книг и людей, на которых она молилась,немедленно различила бы неправильную интонацию, какие бы слова яни произнес с целью удержать Лолиту около себя. Она была какмузыкант, который может быть в жизни ужасным пошляком, лишенныминтуиции и вкуса, но дьявольскиточный слух которого расслышитмалейшую ноту в оркестре. Чтобы разбить силу ее воли, мнепонадобилось бы разбить ей сердце. Если я разбил бы ей сердце,мой образ в нем разбился бы тоже. Если бы я ей сказал:(TM)Или яделаю с Лолитой, что хочу - и ты помогаешь мне держать дело втайне, - или же мы тотчас разводимся", - она бы побледнела,словно превратившись в матовое стекло, и неторопливо ответилабы: "Хорошо: чего бы ты теперь ни прибавил, чего бы ни взялобратно - это конец". И так оно и было бы.


Вот, значит, в какую беду я попал. Помню, как я дошел доплощадки для парковки и как, накачав из фонтанчика пригоршнюржавой на вкус воды, хлебнул ее так жадно, как если бы она могламне дать волшебную мудрость, юность, свободу, крохотнуюналожницу. Потом посидел - в фиолетовом своем халате, болтаяногами, на краю одного из грубо сколоченных пикниковых столовпод широкошумными соснами. Поодаль две девочки в трусиках илифчиках вышли из бликами испещренной будки кнозета с пометой:Для Женщин. Жующая резину Мабель (или дублерша Мабели)медлительно, рассеянно полезла верхом на велосипед, а Марион,тряся волосами чтобы отогнать мух, села сзади, с широкорасставленными ногами; и, виляя, они медлительно, рассеяннослились со светом и тенью. Лолита! Отец и дочь, исче7ающие втающей этой глухомани. Естественнейшим разрешением задачи былобы: уничтожить г-жу Гумберт. Но как?

Ни один человек не способен сам по себе совершить идеальноепреступление; случай, однако, способен на это. Криминалистыпомнят, например, знаменитое убийство некоей мадам Лякур в Арле,на юге Франции, в конце прошлом столетия. Неопознанный бородачсажен ного роста, который, может быть, был с этой дамой в тайнойлюбовной связи, подошел к ней на многолюдной улице, несколькодней после того, что она вышла за полковника Лякура, и триждывонзил ей кинжал в спину, покамест полковник, бульдожьего типакоротыш, продолжал висеть на руке у убийцы. По чудесному ипрекрасному совпадению как раз в это мгновение, когда преступникстал разжимать челюсти сердитого маленького мужа (между тем каксбегался народ), - какой-то мечтатель-итальянец в доме,ближайшем к месту происшествия, совершенно случайно привел вдействие взрывчатый снаряд, с которым возился; и немедленноулица обратилась в адский хаос дыма, падающих кирпичей испасающихся людей. Взрыв, однако, никому вреда не нанес (если несчитать того, что нокаутировал доблестного полковника Лякура); амстительный любовник кинулся бежать, когда кинулись бежатьостальные, после чего прожил долгую и счастливую жизнь

Посмотрим теперь, что бывает, когда злоумышленник пробует самустроить идеальное изъятие.

Я спустился к Очковому Озеру. Уголок, где мы и еще несколько"приличных" семейств (Фарло, Чатфильды) облюбовали место длякупания, представлял собой небольшой затон; моей Шарлотте оннравился тем, что это было почти как "частный пляж". Публичныйже пляж - со всеми удобствами для купающихся (или топящихся, как"Рамздэльский Листок" имел случай выразиться) - находился влевом (т. е. восточном) очке озера и не был виден из нашегозатончика. Сосняк, бывший справа от нас, дальше сменялсяболотом, после чего, описав полукруг, берег снова одевался боромпо другой стороне западного очка.

Я опустился на песок рядом с женой так тихо, что онавздрогнула.

"Пошли в воду?" спросила она.

"Через минуточку. Дай мне продумать одну комбинацию". Япродолжал думать. Прошла минута с лишним. .

"А я участвовала в этой комбинации?"

"И как еще!"

"То-то же!" сказала Шарлотта, входя в воду. Вода вскоре дошлаей до толстых, покрытых гусиной кожей ляжек; затем, вытянувперед собой сложенные лщони, плотно сжав губы, с неожиданнопопростевшим в оправе черного резинового шлема лицом, Шарлоттаринулась вперед с громким плеском.

Мы медленно плыли в озерном сверкании.

На противном берегу, по крайней мере в тысяче шагах or нас(если бы можно было шагать по воде), я различал крошечныесилуэты двух человек, усердно работавших на своем куске берега

Я в точности знал, кто они: отставной полицейский польскогопроисхождения и отставной водопроводчик, которому принадлежалабольшая часть леса на той стороне озера. Я тоже знал, чем онизаняты - постройкой, для собственного дурацкого развлечения,деревянной пристани. Доносившийся до нас стук казался достранности значительнее, чем подходило бы их карликовым рукам иинструментам; можно было подумать, что заведующий звуковымиэффектами не сговорился с пупенмейстером, особенно потому чтоздоровенный треск каждого миниатюрного удара запаздывал поотношению к его зрительному воплощению.

Короткая светло-песчаная полоска "нашего" пляжа - от которогомы теперь несколько удалились, достигнув глубокой воды - бывалапуста в будни. Никого не было кругом, кроме этих двухсосредоточенно работавших фигурок на том берегу, датемно-красного частного самолета, который высоко прожужжал ипропал в синеве неба. Лучшей декорации и придумать нельзя былодля быстренького булькающего человекоубийства, и вот тончайшаяпуанта: применитель закона и проводчик воды находились как раздостаточно близко, чтобы быть свидетелями несчастного случая, икак раз достаточно далеко, чтобы не разглядеть преступления. Онинаходились достаточно близко, чтобы услышать, как мечущийся вводе растерянный купальщик отчаянно ревет, призывая на помощького-нибудь, кто бы спас его тонущую жену; и они были слишкомдалеко, чтобы различить (ежели они посмотрели бы до времени),что отнюдь не растерянный купальщик как раз кончает затаптыватьжену под воду. Этой стадии я еще не достиг; я только хочуобъяснить простоту действия, отчетливость постановки! Так вот,значит, Шарлотта подвигалась вплавь с неуклюжейдобросовестностью (была она весьма посредственной ундиной), но ине без некоторого торжественного наслаждения (ведь ее водянойсостоял при ней); и наблюдая все это с самодовлеющей ясностьюбудущего воспоминания (как, знаете ли, когда смотришь на вещи,стараясь увидеть их такими, какими будешь потом их вспоминать) лоснящуюся белизну ее мокрого лица, весьма слабо загоревшего,невзирая на все ее старания, и бледные губы, и голый выпуклыйлоб, и тесный черный шлем, и полную мокрую шею, - я знал, чтомне только нужно слегка отстать, набрать побольше воздуху влегкие, затем схватить ее за щиколотку и стремглав нырнуть подводу с пленным трупом. Говорю "трупом", ибо неожиданность, испуги неопытность заставили бы бедную ундину разом хлебнуть целоеведро смертоносной озерной воды; я же мог бы выдержать покрайней мере с минуту под водой, не закрывы при этом глаз

Роковое движение мелькнуло передо мной, как хвост падучейзвезды, по черноте замышляемого преступления. Так, в безмолвномзловещем балете, танцор держит партнершу за ножку, стрелой уходяв чудно подделанную подводную мглу. Я бы всплыл за глоткомвоздуха, все еще держа ее под водой, и затем продолжал бы нырять






Возможно заинтересуют книги: