Книга "Лолита". Страница 26

посетитель, любезный Биэль (тот самый, который ликвидировал моюжену). Солидный и серьезный, похожий както на помощника палача,своими бульдожьими брылами, черными глазками, очками в тяжелойоправе и вывернутыми ноздрями. Его впустил Джон, который затемоставил нас, прикрыв дверь с величайшим тактом. Гладко начав стого, что у него двойня в одном классе с моей падчерицей, мойкарикатурный гость развернул, как свиток, большую диаграмму, накоторой им были нанесены все подробности катастрофы. Это был"восторг", как выразилась бы моя падчерица, со множествомвнушительных стрелок и пунктирных линий, проведенных разногоцвета чернилами. Траекторию г-жи Г. Г. он иллюстрировал сериеймаленьких силуэтов, вроде символических фигурок, кадровыхучастниц женского военно-подсобного корпуса, которыми пользуютсядля наглщности в статистике. Очень ясно и убедительно этот путьприходил в соприкосновение со смело начертанной извилиной,изображавшей два следующих друг за другом поворота, из которыходин был совершен биэлевской машиной, чтобы избежатьстарьевщикова сеттера (не показанного на диаграмме), а второй, впреувеличенном виде повторяющий первый, имел целью предотвратитьнесчастие. Внушительный черный крестик отмечал место, гдеаккуратный маленький силуэт наконец лег на панель. Я поискал,нет ли соответствующего значка на скате, где отлеживалсяогромный восковой отец моего посетителя, но значка не оказалось


Старец, впрочем, расписался на документе, в качестве свидетеля,под подписями Лесли Томсона, мисс Визави и некоторых других.

Карандаш Фредерика с точностью и легкостью колибриперелетал с одного пункта в другой, по мере того как ондемонстрировал свою совершенную неповинность и безрассуднуюнеосторожность моей жены: в ту секунду, когда он объехал собаку,Шарлотта поскользнулась на свежеполитом асфальте и упала вперед,меж тем как ей следовало бы отпрянуть назад (Фред показал, какименно, сильно дернув своим подбитым ватой плечом). Я сказал,что он, конечно, не виноват, и следствие подкрепило мое мнение.


Сильно дыша сквозь напряженные черные ноздри, он удрученнопотряс головой, одновременно тряся мою руку; затем, выказываяизысканную светскость и джентльменскую широту, предложилоплатить расходы похоронного бюро. Он ожидал, что я откажусь. Спьяным благодарственным всхлипом я принял его предложение. Неверя своим ушам, он раздельно повторил им сказанное, и я сноваего поблагодарил, еще горячее, чем прежде.

В результате этого жутковатого свидания мое душевноеонемение нашло на минуту некоторое разрешение. И немудрено! Явоочию увидел маклера судьбы. Я ощупал самую плоть судьбы - и еебутафорское плечо. Произошла блистательная и чудовищная мутация,и вот что было ее орудием. Среди сложных подробностей узора(спешащая домохозяйка, скользкая мостовая, вздорный пес, крутойспуск, большая машина, болван за рулем) я смутно различалсобственный гнусный вклад. Кабы не глупость (или интуитивнаягениальность!), по которой я сберег свой дневник, глазная влага,выделенная вследствие мстительного гнева и воспаленногосамолюбия, не ослепила бы Шарлотту, когда она бросилась кпочтовому ящику. Но даже и так ничего бы, может E1ыть, неслучилось, если бы безошибочный рок, синхронизатор-призрак, несмешал бы в своей реторте автомобиль, собаку, солнце, тень,влажность, слабость, силу, камень. Прощай, Марлена! Рукопожатиесудьбы (увесисто воспроизведенное Биэлем при прощании) вывеломеня из оцепенения. И тут я зарыдал. Господа и госпожиприсяжные, я зарыдал!

24

Ильмы и тополя поворачивались ко внезапно налетевшему ветрузыблющимися спинами и грозовая туча чернела над белой башнейрамздэльской церкви, когда я осмотрелся в последний раз передотъездом. Для неведомых приключений я покидал мертвенно-бледныйдом, где нанял комнату всего десять недель тому назад. Ужеспущены были жалюзи - недорогие, практичные жалюзи из бамбука

"Верандам и внутренней отделке дома их роскошный материалпридает модерный драматический характер", говорил прейскурант

После этого небесная обитель должна показаться довольно-такиголой. Капля дождя упала мне на костяшки руки. Я вернулся в домза чем-то, пока Джон укладывал мои чемоданы в автомобиль, итогда случилась курьезная вещь. Не знаю, достаточно ли яподчеркнул в этих невеселых заметках особое, прямо-такиодурманивающее действие, которое интересная внешность автора псевдокельтическая, привлекательно обезьянья, мужественная, спримесью чего-то мальчишеского - производила на женщин любоговозраста и сословия. Разумеется, такие заявления от первого лицамогут показаться смешными; но время от времени я вынужденнапомнить о моей наружности читателю, как иной профессиональныйроманист, давший персонажу какую-нибудь ужимку или собаку, видитсебя вынужденным предъявить эту собаку или эту ужимку всякийраз, что данный персонаж появляется. В отношении меня этот приемнаделен, пожалуй, глубоким смыслом. Сумрачное обаяние моих чертдолжно оставаться в поле зрения читателя, желающегопо-настоящему понять мою повесть. Малолетняя Ло млела от шармаГумберта, как млела от судорожной музыки; взрослая Лотта любиламеня с властной зрелой страстью, которую ныне жалею и уважаю вбольшей степени, чем дозволено мне сказать. ТридцатиоднолетняяДжоана Фарло, будучи совершенной неврастеничкой, здорово,по-видимому, влюбилась в меня.

В ее красоте было что-то резкое, индейское. Загар у нее былтерракотовый. Ее губы были как большие пунцовые слизни, и когдаона разражалась своим характерным лающим смехом, то показывалакрупные, тусклые зубы и бескровные десны. Она была оченьвысокого роста, носила либо сандалии и узкие штаны, либо широкиеюбки и балетные туфли; пила скотч в любом количестве; дваждывыкинула; сочиняла рассказы о животных для юношества; писала,как известно моему читателю, озерные виды; уже носила в себезачаток рака, от которого должна была умереть два года спустя

Она казалась мне безнадежно непривлекательной. Судите же о моемиспуге, когда за несколько секунд до моего отъезда (мы с нейстояли в прихожей) Джоана взяла меня за виски своими всегдадрожавшими пальцами и со слезами в ярко-синих глазах попыталась,без большого успеха, присосаться к моим губам.

"Поберегите себя", сказала она, "и поцелуйте за меня дочь

Удар грома прокатился через весь дом, и Джоана добавила:

"Может быть, где-нибудь, когда-нибудь, при менее ужасныхобстоятельствах мы еще увидимся". (Джоана! Чем :бы ты ни была,где бы ты ни была, в минус-пространстве или в плюс-времени,прости мне все это - включая и эти 'скобки.)

Минуту спустя я уже обменивался и с ней, и с нимпрощальными рукопожатиями, на улице, на крутой улице, и всевертелось, летело перед приближавшимся белым ливнем, и фургон сматрацем из Филадельфии самоуверенно катился вниз к опустевшемудому, и пыль бежала и вилась по той самой тротуарной плите, гдеШарлотта, когда для меня приподняли плед, оказалась лежащейкомочком, с совершенно нетронутыми глазами, с еще мокрымичерными ресницами, слипшимися, как твои, Лолита!

25

Казалось бы, теперь, когда все препятствия были удалены ипередо мной открылась перспектива беспредельного блаженства, ямог мысленно откинуться назад со вздохом сладкого облегчения. Ehbien, pas du tout. Вместо того чтобы нежиться в лучахулыбавшейся судьбы, я был одержим чисто этическими сомнениями истрахами. Например: не найдут ли люди странным, что Лолиту такупорно не допускали к участию ни в радостных, ни в печальныхсемейных торжествах? Как вы помните, она не присутствовала нанашей свадьбе. Или еще вот что: если принять, что ни в чемнеповинную женщину устранила протянувшаяся откуда-то длиннаякосматая рука совпадения, не могло ли оно в нехристианскуюминутку забыть дело своей десницы и шуйцей передать Лолитечью-то несвоевременную записку соболезнования? Правда, отчет опроисшествии появился только в рамздэльской газетке; его не былони в "Паркингтонских Ведомостях", ни в "Клаймаксовом Вестнике":местные смерти лишены федерального интереса, а лагерь "Ку"находился не в нашем штате; но я не мог перестать воображать,что каким-то образом Долли Гейз уже извещена и что в то самоевремя, когда я за ней еду, неизвестные мне друзья мчат ее вРамздэль. Еще тревожнее всех этих домыслов и забот было то, чтоГумберт Гумберт, новоиспеченный американский гражданин довольнотемного европейского происхождения, не предпринял никаких шаговк тому, чтобы стать законным опекуном девочки (двенадцати лет исеми месяцев от роду), оставшейся после его покойной жены

Посмею ли предпринять эти шаги? Я не мог совладать с дрожью,когда случалось мне представить себе наготу свою, теснимуютаинственными статутами в беспощадно резком свете сводагражданских законов






Возможно заинтересуют книги: