Книга "Незавершенный роман". Страница 1

Заметки к роману "НЕЗАВЕРШЕННЫЙ РОМАН"

ULTIMA THULE. Впервые: Новый журнал (Нью-Йорк).-- 1942-No 1.

SOLUS REX. Впервые: Современные записки.--1940.--No 70

История этого текста изложена самим автором: "Зима1939--40 годов оказалась последней для моей русской прозы..

Среди написанного в эти прощальные парижские месяцы был роман,который я не успел закончить до отъезда и к которому уже невозвращался. За вычетом двух глав и нескольких заметок этунезаконченную вещь я уничтожил. Первая глава, под названием"Ultima Thule", появилась в печати в 1942 году... Глава вторая,"Solus Rex", вышла ранее... Быть может, закончи я эту книгу,читателям не пришлось бы гадать: шарлатан ли Фальтер? Подлинныйли он провидец? Или же он медиум, посредством которого умершаяжена рассказчика пытается донести смутный абрис фразы, узнаннойили неузнанной ее мужем. Как бы то ни было, ясно одно: создаваявоображаемую страну (занятие, которое поначалу было для неготолько способом отвлечься от горя, но со временем переросло всамодовлеющую художественную манию), вдовец настолько вжился вТуле, что оно стало постепенно обретать самостоятельноесуществование. В первой главе Синеусов говорит между прочим,что перебирается с Ривьеры в Париж, на свою прежнюю квартиру;на самом же деле он переезжает в угрюмый дворец на дальнемсеверном острове. Искусство позволяет ему воскресить покойнуюжену в облике королевы Белинды -- жалкое свершение, которое неприносит ему торжества над смертью даже в мире вольноговымысла. В третьей главе 'ей предстояло снова погибнуть отбомбы, предназначавшейся ее мужу, на Эгельском мосту, буквальночерез несколько минут после возвращения с Ривьеры. Вот,пожалуй, и все, что удается рассмотреть в пыли и мусоре моихдавних вымыслов...



Истинный читатель несомненно узнает искаженные отголоскимоего последнего русского романа в книге "Под знакомнезаконнорожденных" (1947) и особенно в "Бледном огне" (1962)

Меня эти отзвуки слегка раздражают, но больше всего я сожалею оего незавершенности потому, что он, как кажется, должен былрешительно отличаться от всех остальных моих русских вещейкачеством расцветки, диапазоном стиля, чем-то не поддающимсяопределению в его мощном подводном течении..."(Цит. по: Набоков В. Рассказы. Приглашение на казнь. Эссе,интервью, рецензии.-- М.: Книга, 1989--С. 501-- 502)

Глава 1. Ultima Thule

Помнишь, мы как-то завтракали (принимали пищу) года за двадо твоей смерти? Если, конечно, память может жить без головногоубора. Кстатическая мысль: вообразим новейший письмовник. Кбезрукому: крепко жму вашу (многоточие). К покойнику: призрачноваш. Но оставим эти виноватые виньетки. Если ты не помнишь, тоя за тебя помню: память о тебе может сойти, хотя быграмматически, за твою память, и ради крашеного слова вполнемогу допустить, что если после твоей смерти я и мир ещесуществуем, то лишь благодаря тому, "то ты мир и менявспоминаешь. Сейчас обращаюсь к тебе вот по какому поводу

Сейчас обращаюсь к тебе вот по какому случаю. Сейчас обращаюськ тебе только затем, чтобы поговорить с тобой о Фальтере. Вотсудьба! Вот тайна! Вот почерк! Когда мне надоедает уверятьсебя, что он полоумный или квак (как на английский лад ты звалашарлатанов), я вижу в нем человека, который... который..

потому, что его не убила бомба истины, разорвавшаяся в нем..

вышел в боги! -- и как же ничтожны перед ним все прозорливцыпрошлого: пыль, оставляемая стадом на вечерней заре, сон во сне(когда снится, что проснулся), первые ученики в нашемгерметически закрытом учебном заведении: он-то вне нас, вяви,-- вот раздутое голубиное горло змеи, чарующей меня

Помнишь, мы как-то завтракали в ему принадлежавшей гостинице,на роскошной, многоярусной границе Италии, где асфальт безконца умножается на глицинии и воздух пах5т резиной и раем?Адам Фальтер тогда был еще наш, и если ничто в нем непредвещало -- как это сказать? -- скажу: прозрения,-- зато весьего сильный склад (не хрящи, а подшипники, карамбольнаясвязность телодвижений, точность, орлиный холод) теперь, заднимчислом, объясняет то, что он выжил: было из чего вычитать

О, моя милая, как улыбнулось тобой с того лукоморья,-- иникогда больше, и кусаю себе руки, чтобы не затрястись, и вотне могу, съезжаю, плачу на тормозах, на б и на у, и все этотакая унизительная физическая чушь: горячее мигание, чувствоудушья, грязный платок, судорожная, вперемежку со слезами,зевота,--ах не могу без тебя... и, высморкавшись, переглотнув,вот опять начинаю доказывать стулу, хватая его, столу, стуча понему, что без тебя не бобу. Слышишь ли меня? Банальная анкета,на которую не откликаются духи,-- но как охотно за них отвечаютодносмертники наши; я знаю! (пальцем в небо) вот позвольте явам скажу... Милая твоя голова, ручеек виска, незабудочнаясерость косящего на поцелуй глаза, тихое выражение ушей, когдаподнимала волосы, как мне примириться с исчезновением, с этойдырой в жизни, куда все теперь осыпается, скользит, вся мояжизнь, мокрый гравий, предметы, привычки... и какая могильнаяограда может помешать мне тихо и сытно повалиться в этупропасть. Душекружение. Помнишь, как тотчас после твоей смертия выбежал из санатория и не шел, а как-то притоптывал и дажепританцовывал (прищемив не палец, а жизнь), один на той витойдороге между чрезвычайно чешуйчатых сосен и колючих щитов агав,в зеленом забронированном мире, тихонько подтягивавшем ноги,чтобы от меня не заразиться. О да, все кругом опасливо нвнимательно молчало, н только когда я смотрел на что-нибудь,это "что-нибудь, спохватившись, принималось деланно двигатьсяили шелестеть или жужжать, словно не замечая меня. "Равнодушнаяприрода" -- какой вздор1 Сплошное чурание, вот это вернее

Жалко же. Такая была дорогая. И, держась снутри за тебя,за пуговку, наш ребенок за тобой последовал. Но, мой бедныйгосподин, не делают женщине брюха, когда у нее горловаячахотка. Невольный перевод с французского на адский. Умерла тына шестом своем месяце и унесла остальные, как бы не погасивполностью долга. А как мне хотелось, сообщил красноносый вдовецстенам, иметь от нее ребеночка. Etes vous tout а fait certain,docteur, que la science ne connaоt pas de ces cas exceptionnelsoщ l'enfant naоt dans la tombe? (Вы совершенно уверены, доктор,что наука не знает таких исключительных случаев, когда ребенокрождается в могиле ? (Франц. ) ) И сон, который я видел: будтоэтот чесночный доктор (он же не то Фальтер, не то АлександрВасильевич) необыкновенно охотно отвечал, что да, как же, этобывает, и таких (то есть посмертно рожденных) зовут трупсиками

Ты-то мне еще ни разу с тех пор не приснилась. Цензура,что ли, не пропускает, или сама уклоняешься от этих тюремных сомной свиданий. Первое время я суеверно, унизительно, подлыйневежда, боялся тех мелких Тресков, которые всегда издаеткомната по ночам, но которые теперь страшной вспышкойотражались во мне, ускоряя бег кудахтающего низкокрылогосердца. Но еще хуже были ночные ожидания, когда я лежал истарался не думать, что ты вдруг можешь мне ответить стуком,если об этом подумаю, но это значило только усложнять скобки,фигурные после простых (думал о том, что стараюсь не думать), истрах в середине рос да рос. Ах, как был ужасен этот сухонькийстук ноготка внутри столешницы, и как не похож, конечно, наинтонацию твоей души, твоей жизни. Вульгарный дух с повадкамидятла, или бесплотный шалун, призрак-пошляк, который пользуетсямоим голым горем. Днем же, напротив, я был смел, я вызывал тебяна любое проявление отзывчивости, пока сидел на камушках пляжа,где когда-то вытягивались твои золотые ноги,-- и как тогдаволна прибегала, запыхавшись, но, так как ей нечего былосообщить, рассыпалась в извинениях. Камни, как кукушкины яйца

кусок черепицы в виде пистолетной обоймы, осколок топазовогостекла, что-то вроде мочального хвоста, совершенно сухое, моислезы, микроскопическая бусинка, коробочка из-под папирос, сжелтобородым матросом в середине спасательного круга, камень,похожий на ступню помпеянца, чья-то косточка или шпатель,жестянка из-под керосина, осколок стекла гранатового, ореховаяскорлупа, безотносительная ржавка, фарфоровый иверень,-- игде-то ведь непременно должны были быть остальные,






Возможно заинтересуют книги: