Школьная библиотека

- Воля ваша, это - анекдот, - сказал я, - не может быть!- Анек-дот?! Анекдот? - вперебой воскликнули акушерки.- Нет-с! - ожесточенно воскликнул фельдшер. - У нас, знаете ли, вся жизнь изподобных анекдотов состоит...У нас тут такие вещи...- А сахар?! - воскликнула Анна Николаевна - Расскажите про сахар, ПелагеяИвановна!Пелагея Ивановна прикрыла заслонку и заговорила, потупившись:- Приезжаю я в то же Дульцево к роженице...- Это Дульцево - знаменитое место, - не удержался фельдшер и добавил: Виноват! продолжайте, коллега!- Ну, понятное дело, исследую, - продолжала коллега Пелагея Ивановна, чувствую под пишьцами в родовом канале что-то непонятное.....

бы короткий срок, нетрудно угадать постное масло.

- В чем дело? Снимите шубу. Откуда вы?

Шуба легла горой на стул.

- Лихорадка замучила, - ответил больной и скорбно глянул .

- Лихорадка? Ага! Вы из Дульцева?

- Так точно. Мельник.

- Ну, как же она вас мучает? Расскажнте! - Каждый день,как двенадцать часов, голова начинает болеть, потом жар какпойдет... Часа два потреплет и отет болеть, потом жар какпойдет... Часа два потреплет и отпустит..."Готов диагноз!" - победно звякнуло у меня в голове.....

- Доктор! - воскликнула она хрипловатым голосом. Клянусьвам, я не виновата. Кто же мог ожидать? Вы же сами черкнули интеллигентный...

- В чем дело?!

Пелагея Ивановна всплеснула руками и молвила: Вообразите, доктор! Он все десять порошков хинину счел сразу! Вполночь.???

Был мутноватый зимний рассвет. Демьян Лукич убиралжелудочный зонд. Пахло камфарным маслом. Таз на полу был полонбуроватой жидкостью. Мельник лежал истощенный, побледневший, доподбородка укрытый белой простыней. Рыжая борода торча дыбом.....

терапевтическое отделение к Павлу Владимировичу.О, величественная машина большой больницы на налаженном, точно смазанном ходу!Как новый винт по заранее взятой мерке, и я вошел в аппарат и принял детскоеотделение. И дифтерит, и скарлатина поглотили меня, взяли мои дни. Но толькодни. Я стал спать по ночам, потому что не слышалось более под моими окнамизловещего ночного стука, который мог поднять меня и увлечь в тьму на опасностьи неизбежность. По вечерам я стал читать (про дифтерит и скарлатину, конечно, впервую голову и затем почему-то со странным интересом Фенимора Купера) и оценилвполне и лампу над столом, и седые угольки на подносе самоваре, и стынущий чай,и сон после бессонных полутора лет.....

- Кто привез письмо?- А не знаю я. С бородой. Кооператор он. В город ехал, говорит.- Гм... ну ступайте. Нет, постойте. Вот я сейчас записку напишу главному врачу,отнесите, пожалуйста, и ответ мне верните.- Хорошо.Моя записка главному врачу:"13 февраля 1918 года.Уважаемый Павел Илларионович. Я сейчас получил письмо от моего товарища поуниверситету доктора Полякова. Он сидит на Гореловском, моем бывшем участке вполном одиночестве. Заболел, по-видимому, тяжело. Считаю своим долгом счездитьк нему. Если разрешите, я завтра сдам на один день отделение доктору Родовичу исчезжу к Полякову.....

В окнах приемного покоя полыхал свет белый и беспокойный. На крыльце, в тучеснега, я столкнулся со старшим врачом, стремившимся туда же, куда и я.- Ваш? Поляков? - спросил, покашливая, хирург.- Ничего не пойму. Очевидно, он, - ответил я, и мы стремительно вошли в покой.С лавки навстречу поднялась закутанная женщина. Знакомые глаза заплаканноглянули на меня из-под края бурого платка. Я узнал Марью Власьевну, акушерку изГорелова, верную мою помощницу во время родов в Гореловской больнице.- Поляков? - спросил я.- Да, - ответила Марья Власьевна, - такой ужас, доктор, ехала, дрожала всюдорогу, лишь бы довезти.....

здесь я никаких людей не увижу, кроме больных и крестьян. Но онн ведь ничем нетронут моей раны? Других, впрочем, не хуже моего рассадили по земским участкам.Весь мой выпуск, не подлежащий призыву на войну (ратники ополчения 2-го разрядавыпуска 1916 г.), разместили в земствах. Впрочем, это неинтересно никому. Изприятелей узнал только об Иванове и Бомгарде. Иванов выбрал Архангельскуюгубернию (дело вкуса), а Бомгард, как говорила фельдшерица, сидит на глухомучастке вроде моего за три уезда от меня в Горелове. Хотел ему написать, нораздумал. Не желаю видеть и слышать людей.....

Доктор Поляков, будьте осторожны!Вздор.???Сумерки.Но вот уже полмесяца, как я ни разу не возвращался мыслью к обманувшей меняженщине. Мотив из партии ее Амнерис покинул меня. Я очень горжусь этим. Я мужчина.???Анна К. стала моей тайной женой. Иначе быть не могло никак. Мы заключены нанеобитаемый остров.???Снег изменился, стал как будто серее. Лютых морозов уже нет, но метели повременам возобновляются...???Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становитсятеплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна подложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей и взрывработоспособности.....

- Ну, как хотите. Поймите, что у меня боли в груди!- Лечитесь.- Где?- Уезжайте в отпуск. Морфием не лечатся. (Потом думала и добавила). - Япростить себе не могу, что приготовила вам тогда вторую склянку.- Да что я, морфинист, что ли?- Да, вы становитесь морфинистом.- Так вы не пойдете?- Нет.Тут я впервые обнаружил в себе неприятную способность злиться и, главное,кричать на людей, когда я не прав.Впрочем, это не сразу. Пошел в спальню. Посмотрел. На донышке склянки чутьплескалось. Набрал в шприц, - оказалось четверть шприца. йвырнул шприц, чуть неразбил его и сам задрожал.....

Это мучение.9 апреля.Весна ужасна.Черт в склянке. Кокаин - черт в склянке.Действие его таково:

При впрыскивании одного шприца двухпроцентного растворапочти мгновенно наступает состояние спокойствия, тотчаспереходяшее в восторг и блаженство. И это продолжается толькоодну, две минуты. И потом все исчезает бесследно, как не было.Наступает боль, ужас, тьма. Весна гремит, черные птицыперелетают с обнаженных ветвей на ветви, а вдали лес щетиной,ломаной и черной, тянется к небу, и за ним горит, охвативчетверть неба, первый весенний закат.....