Школьная библиотека

- все говорит он

Долли задумчиво смотрела мимо золовки, слушая ее слова

- Да, я понимаю, что положение его ужасно; виноватому хуже, чем невинному, - сказала она, - если он чувствует, что от вины его все несчастие

Но как же простить, как мне опять быть его женою после нее? Мне жить сним теперь будет мученье, именно потому, что я люблю свою прошедшую любовь к нему..

И рыдания перервали ее слова, Но как будто нарочно, каждый раз, как она смягчалась, она начиналаопять говорить о том, что раздражало ее

- Она ведь молода, ведь она красива, - продолжала она. - Ты понимаешьли, Анна, что у меня моя молодость, красота взяты кем? Им и его детьми

Я отслужила ему, и на этой службе ушло все мое, и ему теперь, разумеется, свежее пошлое существо приятнее. Они, верно, говорили между собоюобо мне или, еще хуже, умалчивали, - ты понимаешь? - Опять ненавистьюзажглись ее глаза. - И после этого он будет говорить мне... Что ж, я буду верить ему? Никогда. Нет, уж кончено все, все, что составляло утешенье, награду труда, мук... Ты поверишь ли? я сейчас учила Гришу: прежде это бывало радость, теперь мученье. Зачем я стараюсь, тружусь? Зачемдети? Ужасно то, что вдруг душа моя перевернулась и вместо любви, нежности у меня к нему одна злоба, да, злоба. Я бы убила его и..

- Душенька, Долли, я понимаю, но не мучь себя. Ты так оскорблена, таквозбуждена, что ты многое видишь не так

Долли затихла, и они минуты две помолчали

- Что делать, подумай, Анна, помоги. Я все передумала и ничего не вижу

Анна ничего не могла придумать, но сердце ее прямо отзывалось на каждое слово, на каждое выражение лица невестки

- Я одно скажу, - начала Анна, - я его сестра, я знаю его характер,эту способность все, все забыть (она сделала жест пред лбом), эту способность полного увлечения, но зато и полного раскаяния. Он не верит, непонимает теперь, как он мог сделать то, что сделал

- Нет, он понимает, он понимал!- перебила Долли. - Но я... ты.забываешь меня... разве мне легче? - Постой. Когда он говорил мне, признаюсь тебе, я не понимала еще всего ужаса твоего положения. Я видела только его и то, что семья расстроена; мне его жалко было, но, поговорив с тобой, я, как женщина, вижу другое; я вижу твои страдания, и мне, не могу тебе сказать, как жаль тебя!Но, Долли, душенька, я понимаю твои страдания вполне, только одного я незнаю: я не знаю... я не знаю, насколько в душе твоей есть еще любви кнему. Это ты знаешь, - настолько ли есть, чтобы можно было простить. Если есть, то прости! - Нет, - начала Долли; но Анна прервала ее, целуя еще раз ее руку

- Я больше тебя знаю свет, - сказала она. - Я знаю этих людей, какСтива, как они смотрят на это. Ты говоришь, что он с ней говорил об тебе. Этого не было. Эти люди делают неверности, но свой домашний очаг ижена - это для них святыня. Как-то у них эти женщины остаются в презрении и не мешают семье. Они какую-то черту проводят непроходимую междусемьей и этим. Я этого не понимаю, но это так

- Да, но он целовал ее..

- Долли, постой, душенька. Я видела Стиву, когда он был влюблен в тебя. Я помню это время, когда он приезжал ко мне и плакал, говоря о тебе,и какая поэзия и высота была ты для него, и я знаю, что чем больше он стобой жил, тем выше ты для него становилась. Ведь мы смеялись, бывало,над н8м, что он к каждому слову прибавлял: "Долли удивительная женщина"

Ты для него божество всегда была и осталась, а это увлечение не душиего..

- Но если это увлечение повторится? - Оно не может, как я понимаю...

- Да, но ты простила бы? - Не знаю, не могу судить... Нет, могу, - сказала Анна, подумав; и,уловив мыслью положение и свесив его на внутренних весах, прибавила: Нет, могу, могу, могу. Да, я простила бы. Я не была бы тою же, да, нопростила бы, и так простила бы, как будто этого не было, совсем не было

- Ну, разумеется, - быстро прервала Долли, как будто она говорила то,что не раз думала, - иначе бы это не было прощение. Если простить, тосовсем, совсем. Ну, пойдем, я тебя проведу в твою комнату, - сказалаона, вставая, и по дороге Долли обняла Анну. - Милая моя, как я рада,что ты приехала. Мне легче, гораздо легче стало

XX Весь день этот Анна провела дома, то есть у Облонских, и не принималаникого, так как уж некоторые из ее знакомых, успев узнать о ее прибытии,приезжали в этот же день. Анна все утро провела с Долли и с детьми. Онатолько послала записочку к брату, чтоб он непременно обедал дома. "Приезжай, бог милостив", - писала она

Облонский обедал дома; разговор был общий, и жена говорила с ним, называя его "ты", чего прежде не было. В отношениях мужа с женой оставалась та же отчужденность, но уже не было речи о разлуке, и Степан Аркадьич видел возможность объяснения и примирения

Тотчас после обеда приехала Кити. Она знала Анну Аркадьевну, но оченьмало, и ехала теперь к сестре не без страху пред тем, как ее примет этапетербургская светская дама, которую все так хвалили. Но она понравиласьАнне Аркадьевне, - это она увидела сейчас. Анна, очевидно, любовалась еекрасотою и молодостью, и не успела Кити опомниться, как она уже чувствовала себя не только под ее влиянием, но чувствовала себя влюбленною внее, как способны влюбляться молодые девушки в замужних и старших дам

Анна непохожа была на светскую даму или на мать восьмилетнего сына, носкорее походила бы на двадцатилетнюю девушку по гибкости движений, свежести и установившемуся на ее лице оживлению, выбивавшему то в улыбку,то во взгляд, если бы не серьезное, иногда грустное выражение ее глаз,которое поражало и притягивало к себе Кити. Кити чувствовала, что Аннабыла совершенно проста и ничего не скрывала, но что в ней был другой какой-то, высший мир недоступных для нее интересов, сложных и поэтических

После обеда, когда Долли вышла в свою комнату, Анна быстро встала иподошла к брату, который закуривал сигару

- Стива, - сказала она ему, весело подмигивая, крестя его и указываяна дверь глазами. - Иди, и помогай тебе бог

Он бросил сигару, поняв ее, и скрылся за дверью

Когда Степан Аркадьич ушел, она вернулась на диван, где сидела окруженная детьми. Оттого ли, что дети видели, что мама любила эту тетю, илиоттого, что они сами чувствовали в ней особенную прелесть, но старшиедва, а за ними и меньшие, как это часто бывает с детьми, еще до обедаприлипли к новой тете и не отходили от нее. И между ними составилосьчто-то вроде игры, стоящей в том, чтобы как можно ближе сидеть подле тети, дотрагиваться до нее, держать ее маленькую руку, целовать ее, игратьс ее кольцом или хоть дотрагиваться до оборки ее платья

- Ну, ну, как мы прежде сидели, - сказала Анна Аркадьевна, садясь насвое место

И опять Гриша подсунул голову под ее руку и прислонился головой к ееплатью и засиял гордостью и счастьем

- Так теперь когда же бал? - обратилась она к Кити

- На будущей неделе, и прекрасный бал. Один из тех балов, на которыхвсегда весело

- А есть такие, где всегда весело? - с нежною насмешкой сказала Анна

- Странно, но есть. У Бобрищевых всегда весело, у Никитиных тоже, а уМешковых всегда скучно. Вы разве не замечали? - Нет, душа моя, для меня уж нет таких балов, где весело, - сказалаАнна, и Кити увидела в ее глазах тот особенный мир, который ей не былоткрыт. - Для меня есть такие, на которых менее трудно и скучно..

- Как может быть вам скучно на бале? - Отчего же мне не может быть скучно на бале? - спросила Анна

Кити заметила, что Анна знала, какой последует ответ

- Оттого, что вы всегда лучше всех

Анна имела способность краснеть. Она покраснела и сказала: - Во-первых, никогда; а во-вторых, если б это и было, то зачем мнеэто? - Вы поедете на этот бал? - спросила Кити

- Я думаю, что нельзя будет не ехать. Вот это возьми, - сказала онаТане, которая стаскивала легко сходившее кольцо с ее белого, тонкого вконце пальца

- Я очень рада буду, если вы поедете - Я бы так хотела вас видеть набале

- По крайней мере, если придется ехать, я буду утешаться мыслью, чтоэто сделает вам удовольствие... Гриша, не тереби, пожалуйста, они и таквсе растрепались, - сказала она, поправляя выбившуюся прядь волос, которою играл Гриша

- Я вас воображаю на бале в лиловом

- Отчего же непременно в лиловом? - улыбаясь, спросила Анна. - Ну, дети, идите, идите. Слышите ли? Мисс Гуль зовет чай пить, - сказала она,отрывая от себя детей и отправляя их в столовую

- А я знаю, отчего вы зовете меня на бал. Вы ждете много от этого бала, и вам хочется, чтобы все тут были, все принимали участие

- Почем вы знаете? Да

- О! как хорошо ваше время, - продолжала Анна. - Помню и знаю этот голубой туман, вроде того, что на горах в Швейцарии. Этот туман, которыйпокрывает все в блаженное то время, когда вот-вот кончится детство, и изэтого огромного круга, счастливого, веселого, делается путь все уже иуже, и весело и жутко входить в эту анфиладу, хотя она кажется и светлая