Школьная библиотека

смотрю... Но все-таки, если возможно, надо выйти замуж..

- То есть развод? - сказала Анна. - Ты знаешь, единственная женщина,которая приехала ко мне в Петербурге, была Бетси Тверская? Ты ведь еезнаешь? Au fond c'est la femme la plus depravee qui existe. Она была всвязи с Тушкевичем, самым гадким образом обманывая мужа. И она мне сказала, что она меня знать не хочет, пока мое положение будет неправильно

Не думай, чтобы я сравнивала... Я знаю тебя, душенька моя. Но я невольновспомнила... Ну, так что же он сказал тебе? - повторила она

- Он сказал, что страдает за тебя и за себя. Может быть, ты скажешь,что это эгоизм, но такой законный и благородный эгоизм! Ему хочется,во-первых, узаконить свою дочь и быть твоим мужем, иметь право на тебя

- Какая жена, раба, может быть до такой степени рабой, как я, в моемположении? - мрачно перебила она

- Главное же, чего он хочет... хочет, чтобы ты не страдала

- Это невозможно! Ну? - Ну, и самое законное - он хочет, чтобы дети ваши имели имя

- Какие же дети? - не глядя на Долли и щурясь, сказала Анна

- Ани и будущие..

- Это он может быть спокоен, у меня не будет больше детей

- Как же ты можешь сказать, что не будет?.

- Не будет, потому что я этого не хочу

И, несмотря на все свое волнение, Анна улыбнулась, заметив наивное выражение любопытства, удивления и ужаса на лице Долли

- Мне доктор сказал после моей болезни. . . . . . . . . . . . . . .

. . . . . . .

- Не может быть! - широко открыв глаза, сказала Долли. Для нее это было одно из тех открытий, следствия и выводы которых так огромны, что впервую минуту только чувствуется, что сообразить всего нельзя, но что обэтом много и много придется думать

Открытие это, вдруг объяснившее для нее все те непонятные для неепрежде семьи, в которых было только по одному и по два ребенка, вызвалов ней столько мыслей, соображений и противоречивых чувств, что она ничего не умела сказать и только широко раскрытыми глазами удивленно смотрела на Анну. Это было то самое, о чем она мечтала еще нынче дорогой, нотеперь,узнав, что это возможно, она ужаснулась. Она чувствовала,что этобыло слишком простое решение слишком сложного вопроса

- N'est ce pas immoral - только сказала она, помолчав

- Отчего? Подумай, у меня выбор из двух: или быть беременною, то естьбольною, или быть другом, товарищем своего мужа, все равно мужа, - умышленно поверхностным и легкомысленным тоном сказала Анна

- Ну да, ну да, - говорила Дарья Александровна, слушая те самые аргументы, которые она сама себе приводила, и не находя в них более прежнейубедительности

- Для тебя, для других, - говорила Анна, как будто угадывая ее мысли,- еще может быть сомнение; но для меня... Ты пойми, я не жена; он любитменя до тех пор, пока любит. И что ж, чем же я поддержу его любовь? Вотэтим? Она вытянула белые руки пред животом

С необыкновенною быстротой, как это бывает в минуты волнения, мысли ивоспоминания толпились в голове Дарьи Александровны. "Я, - думала она, не привлекала к себе Стиву; он ушел от меня к другим, и та первая, длякоторой он изменил мне, не удержала его тем, что она была всегда красиваи весела. Он бросил ту и взял другую. И неужели Анна этим привлечет иудержит графа Вронского? Если он будет искать этого, то найдет туалеты иманеры еще более привлекательные и веселые. И как ни белы, как ни прекрасны ее обнаженные руки, как ни красив весь ее полный стан, ее разгоряченное лицо из-за этих черных волос, он найдет еще лучше, как ищет и находит мой отвратительный, жалкий и милый муж"

Долли ничего не отвечала и только вздохнула. Анна заметила этот вздох,выказывавший несогласие, и продолжала. В запасе у ней были еще аргументы, уже столь сильные, что отвечать на них ничего нельзя было

- Ты говоришь, что это нехорошо? Но надо рассудить, - продолжала она

- Ты забываешь мое положение. Как я могу желать детей? Я не говорю прострадания, я их не боюсь. Подумай, кто будут мои дети? Несчастные дети,которые будут носить чужое имя. По самому своему рождению они будут поставлены в необходимость стыдиться матери, отца, своего рождения

- Да ведь для этого-то и нужен развод

Но Анна не слушала ее. Ей хотелось договорить те самые доводы, которыми она столько раз убеждала себя

- Зачем же мне дан разум, если я не употреблю его на то, чтобы не производить на свет несчастных? Она посмотрела на Долли, но, не дождавшись ответа, продолжала: - Я бы всегда чувствовала себя виноватою пред этими несчастнымидетьми, - сказала она. - Если их нет, то они не несчастны по крайней мере, а если они несчастны, то я одна в этом виновата

Это были те самые доводы, которые Дарья Александровна приводила самойсебе; но теперь она слушала и не понимала их. "Как быть виноватою предсуществами не существующими?" - думала она. И вдруг ей пришла мысль:могло ли быть в каком-нибудь случае лучше для ее любимца Гриши, если бон никогда не существовал? И это ей показалось так дико, так странно,что она помотала головой, чтобы рассеять эту путаницу кружащихся сумасшедших мыслей

- Нет, я не знаю, это не хорошо, - только сказала она с выражениемгадливости на лице

- Да, но ты не забудь, что' ты и что' я... И кроме того, - прибавилаАнна, несмотря на богатство своих доводов и на бедность доводов Долли,как будто все-таки сознаваясь, что это не хорошо, - ты не забудь главное, что я теперь нахожусь не в том положении, как ты. Для тебя вопрос:желаешь ли ты не иметь более детей, а для меня: желаю ли иметь я их. Иэто большая разница. Понимаешь, что я не могу этого желать в моем положении

Дарья Александровна не возражала. Она вдруг почувствовала, что сталауж так далека от Анны, что между ними существуют вопросы, в которых ониникогда не сойдутся и о которых лучше не говорить

XXIV - Так тем более тебе надо устроить свое положение, если возможно, сказала Долли

- Да, если возможно, - сказала Анна вдруг совершенно другим, тихим игрустным голосом

- Разве невозможен развод? Мне говорили, что муж твой согласен

- Долли! Мне не хочется говорить про это

- Ну, не будем, - поспешила сказать Дарья Александровна, заметив выражение страдания на лице Анны. - Я только вижу, что ты слишком мрачносмотришь

- Я? Нисколько. Я очень весела и довольна. Ты видела, je fais despassions. Весловский..

- Да, если правду сказать, мне не понравился тон Весловского, - сказала Дарья Александровна, желая переменить разговор

- Ах, нисколько! Это щекотит Алексея и больше ничего; но он мальчик ивесь у меня в руках; ты понимаешь, я им управляю, как хочу. Он все равночто твой Гриша... Долли! - вдруг переменила она речь, - ты говоришь, чтоя мрачно смотрю. Ты не можешь понимать. Это слишком ужасно. Я стараюсьвовсе не смотреть

- Но, мне кажется, надо. Надо сделать все, что можно

- Но что же можно? Ничего. Ты говоришь, выйти замуж за Алексея и что яне думаю об этом. Я не думаю об этом!! - повторила она, и краска выступила ей на лицо. Она встала, выпрямила грудь, тяжело вздохнула и сталаходить своею легкою походкой взад и вперед по комнате, изредка останавливаясь. - Я не думаю? Нет дня, часа, когда бы я не думала и не упрекаласебя за то, что думаю... потому что мысли об этом могут с ума свести. Сума свести, - повторила она. - Когда я думаю об этом, то я уже не засыпаю без морфина. Но хорошо. Будем говорить спокойно. Мне говорят - развод. Во-первых, он не даст мне его. Он теперь под влиянием графини ЛидииИвановны

Дарья Александровна, прямо вытянувшись на стуле, со страдальчески-сочувствующим лицшм следила, поворачивая голову, за ходившею Анной

- Надо попытаться, - тихо сказала она

- Положим, попытаться. Что это значит? - сказала она, очевидно, мысль,тысячу раз передуманную и наизусть заученную. - Это значит, мне, ненавидящей его, но все-таки признающей себя виноватою пред ним, - и я считаюего великодушным, - мне унизиться писать ему... Ну, положим, я сделаюусилие, сделаю это. Или я получу оскорбительный ответ, или согласие. Хорошо, я получила согласие... - Анна в это время была в дальнем концекомнаты и остановилась там, что-то делая с гардиной окна. Я получу согласие, а сы... сын? Ведь они мне не отдадут его. Ведь он вырастет, презирая меня, у отца, которого я бросила. Ты пойми, что я люблю, - кажется, равно, но обоих больше себя, два существа - Сережу и Алексея

Она вышла на середину комнаты и остановилась пред Долли, сжимая рукамигрудь. В белом пеньюаре фигура ее казалась особенно велика и широка. Онанагнула голову и исподлобья смотрела сияющими мокрыми глазами на маленькую, худенькую и жалкую в своей штопаной кофточке и ночном чепчике,всю дрожавшую от волнения Долли

- Только эти два существа я люблю, и одно исключает другое. Я не могуих соединить, а это мне одно нужно. А если этого нет, то все равно. Все,все равно. И как-нибудь кончится, и потому я не могу, не люблю говоритьпро это. Так ты не упрекай меня, не суди меня ни в чем. Ты не можешь сосвоею чистотой понять всего того, чем я страдаю

Она подошла, села рядом с Долли и, с виноватым выражением вглядываясь