Книга "Анна Каренина". Страница 173

- Знаешь, на меня нашло почти вдохновение, - говорила она. - Зачемждать здесь развода? Разве не все равно в деревне? Я не могу большеждать. Я не хочу надеяться, не хочу ничего слышать про развод. Я решила,что это не будет больше иметь влияния на мою жизнь. И ты согласен? - О да!- сказал он, с беспокойством взглянув в ее взволнованное лицо

- Что же вы там делали, кто был? - сказала она, помолчав

Вронский назвал гостей

- Обед был прекрасный, и гонка лодок, и все это было довольно мило, нов Москве не могут без ridicule. Явилась какая-то дама, учительница плаванья шведской королевы, и показывала свое искусство

- Как? плавала? - хмурясь, спросила Анна

- В каком-то красном costume de natation, старая, безобразная. Таккогда же едем? - Что за глупая фантазия! Что же, она особенно как-нибудь плавает? не отвечая, сказала Анна

- Решительно ничего особенного. Я и говорю, глупо ужасно. Так когда жеты думаешь ехать? Анна встряхнула головой, как бы желая отогнать неприятную мысль


- Когда ехать? Да чем раньше, тем лучше. Завтра не успеем. Послезавтра

- Да... нет, постой. Послезавтра воскресенье, мне надо быть у maman, сказал Вронский, смутившись, потому что, как только он произнес имя матери, он почувствовал на себе пристальный подозрительный взгляд. Смущение его подтвердило ей ее подозрения. Она вспыхнула и отстранялась отнего. Теперь уже не учительница шведской королевы, а княжна Сорокина,которая жила в подмосковной деревне вместе с графиней Вронской, представилась Анне

- Ты можешь поехать завтра? - сказала она

- Да нет же! По делу, по которому я еду, доверенности и деньги не получатся завтра, - отвечал он


- Если так, то мы не уедем совсем

- Да отчего же? - Я не поеду позднее. В понедельник или никогда! - Почему же? - как бы с удивлением сказал Вронский. - Ведь это не имеет смысла! - Для тебя это не имеет смысла, потому что до меня тебе никакого деланет. Ты не хочешь понять моей жизни. Одно, что меня занимало здесь, Ганна. Ты говоришь, что это притворство. Ты ведь говорил вчера, что я нелюблю дочь, а притворяюсь, что люблю эту англичанку, что это ненатурально; я бы желала знать, какая жизнь для меня здесь может быть натуральна! На мгновенье она очнулась и ужаснулась тому, что изменила своему намерению. Но и зная, что она губит себя, она не могла воздержаться, не могла не показать ему, как он был неправ, не могла покориться ему

- Я никогда не говорил этого; я говорил, что не сочувствую этой внезапной любви

- Отчего ты, хвастаясь своею прямотой, не говоришь правду? - Я никогда не хвастаюсь и никогда не говорю неправду, - сказал он тихо, удерживая поднимавшийся в нем гнев. - Очень жаль, если ты не уважаешь..

- Уважение выдумали для того, чтобы скрывать пустое место, где должнабыть любовь. А если ты больше не любишь меня, то лучше и честнее этосказать

- Нет, это становится невыносимо! - вскрикнул Вронский, вставая состула. И, остановившись пред ней, он медленно выговорил:- Для чего тыиспытываешь мое терпение? - сказал он с таким видом, как будто мог бысказать еще многое, но удерживался. - Оно имеет пределы

- Что вы хотите этим сказать? - вскрикнула она, с ужасом вглядываясь вявное выражение ненависти, которое было во всем лице и в особенности вжестоких, грозных глазах

- Я хочу сказать... - начал было он, но остановился. - Я должен спросить, чего вы от меня хотите

- Чего я могу хотеть? Я могу хотеть только того, чтобы вы не покинулименя, как вы думаете, - сказала она, поняв все то, чего он не досказал

- Но этого я не хочу, это второстепенно. Я хочу любви, а ее нет. Сталобыть, все кончено! Она направилась к двери

- Постой! По...стой!- сказал Вронский, не раздвигая мрачной складкибровей, но останавливая ее за руку. - В чем дело? Я сказал, что отъезднадо отложить на три дня, ты мне на это сказала, что я лгу, что я нечестный человек

- Да, и повторяю, что человек, который попрекает меня, что он всем пожертвовал для меня, - сказала она, вспоминая слова еще прежней ссоры, что это хуже, чем нечестный человек, - это человек без сердца

- Нет, есть границы терпению!- вскрикнул он и быстро выпустил ее руку

"Он ненавидит меня, это ясно", - подумала она и молча, не оглядываясь,неверными шагами вышла из комнаты

"Он любит другую женщину, это еще яснее, - говорила она себе, входя всвою комнату. - Я хочу любви, а ее нет. Стало быть, все кончено, - повторила она сказанные ею слова, - и надо кончить"

"Но как?" - спросила она себя и села на кресло пред зеркалом

Мысли о том, куда она поедет теперь - к тетке ли, у которой она воспитывалась, к Долли, или просто одна за границу, и о том, что он делаеттеперь один в кабинете, окончательная ли это ссора, или возможно ещепримирение, и о том, что теперь будут говорить про нее все ее петербургские бывшие знакомые, как посмотрит на это Алексей Александрович, имного других мыслей о том, что будет теперь, после разрыва, приходили ейв голову, но она не всею душой отдавалась этим мыслям. В душе ее былакакая-то неясная мысль, которая одна интересовала ее, но она не могла еесознать. Вспомнив еще раз об Алексее Александровиче, она вспомнила ивремя своей болезни после родов и то чувство, которое тогда не оставлялоее. "Зачем я не умерла?" - вспомнились ей тогдашние ее слова и тогдашнееее чувство. И она вдруг поняла то, что было в ее душе. Да, это была тамысль, которая одна разрешала все. "Да, умереть!.." "И стыд и позор Алексея Александровича, и Сережи, и мой ужасный стыд все спасается смертью. Умереть - и он будет раскаиваться, будет жалеть,будет любить, будет страдать за меня". С остановившеюся улыбкой сострадания к себе она сидела на кресле, снимая и надевая кольца с левой руки,живо с разных сторон представляя себе его чувства после ее смерти

Приближающиеся шаги, его шаги, развлекли ее. Как бы занятая укладываньем своих колец, она не обратилась даже к нему

Он подошел к ней и, взяв ее за руку, тихо сказал: - Анна, поедем послезавтра, если хочешь. Я на все согласен

Она молчала

- Что же? - спросил он

- Ты сам знаешь, - сказала она, и в ту же минуту, не в силах удерживаться более, она зарыдала

- Брось меня, брось!- выговаривала она между рыданьями. - Я уеду завтра... Я больше сделаю. Кто я? развратная женщина. Камень на твоей шее. Яне хочу мучать тебя, не хочу! Я освобожу тебя. Ты не любишь, ты любишьдругую! Вронский умолял ее успокоиться и уверял, что нет призрака основания ееревности, что он никогда не переставал и не перестанет любить ее, что онлюбит больше, чем прежде

- Анна, за что так мучать себя и меня? - говорил он, целуя ее руки. Влице его теперь выражалась нежность, и ей казалось, что она слышала ухомзвук слез в его голосе и на руке своей чувствовала их влагу

И мгновенно отчаянная ревность Анны перешла в отчаянную, страстнуюнежность; она обнимала его, покрывала поцелуями его голову, шею, руки

XXV ЧувствуC что примирение было полное, Анна с утра оживленно приняласьза приготовление к отъезду. Хотя и не было решено, едут ли они в понедельник, или во вторник, так как оба вчера уступали один другому, Аннадеятельно приготавливалась к отъезду, чувствуя себя теперь совершенноравнодушной к тому, что они уедут днем раньше или позже. Она стояла всвоей комнате над открытым сундуком, отбирая вещи, когда он, уже одетый,раньше обыкновенного вошел к ней

- Я сейчас съезжу к maman, она может прислать мне деньги чрез Егорова

И завтра я готов ехать, - сказал он

Как ни хорошо она была настроена, упоминание о поездке на дачу к матери кольнуло ее

- Нет, я и сама не успею, - сказала она и тотчас же подумала: "Сталобыть, можно было устроиться так, чтобы сделать, как я хотела". - Нет,как ты хотел, так и делай. Иди в столовую, я сейчас приду, только отобрать эти ненужные вещи, - сказала она, передавая на руку Аннушки, на которой уже лежала гора тряпок, еще что-то

Вронский ел свой бифстек, когда она вышла в столовую

- Ты не поверишь, как мне опостылели эти комнаты, - сказала она, садясь подле него к своему кофею. - Ничего нет ужаснее этих chambresgarnies. Нет выражения лица в них, нет души. Эти часы, гардины, главноеобои - кошмар. Я думаю о Воздвиженском, как об обетованной земле. Ты неотсылаешь еще лошадей? - Нет, они поедут после нас. А ты куда-нибудь едешь? - Я хотела съездить к Вильсон. Мне ей свезти платья. Так решительнозавтра? - сказала она веселым голосом; но вдруг лицо ее изменилось

Камердинер Вронского пришел спросить расписку на телеграмму из Петербурга. Ничего не было особенного в получении Вронским депеши, но он, какбы желая скрыть что-то от нее, сказал, что расписка в кабинете, и пос






Возможно заинтересуют книги: