Книга "Анна Каренина". Страница 174
пешно обратился к ней
- Непременно завтра я все кончу
- От кого депеша? - спросила она, не слушая его
- От Стивы, - отвечал он неохотно
- Отчего же ты не показал мне? Какая же может быть тайна между Стивойи мной? Вронский воротил камердинера и велел принесть депешу
- Я не хотел показывать потому, что Стива имеет страсть телеграфировать; что ж телеграфировать, когда ничто не решено? - О разводе? - Да, но он пишет: ничего еще не мог добиться. На днях обещал решительный ответ. Да вот прочти
Дрожащими руками Анна взяла депешу и прочла то самое, что сказалВронский. В конце еще было прибавлено: надежды мало, но я сделаю всевозможное и невозможное
- Я вчера сказала, что мне совершенно все равно, когда я получу и дажеполучу ли развод, - сказала она покраснев. - Не было никакой надобностискрывать от меня. "Так он может скрыть и скрывает от меня свою перепискус женщинами", - подумала она
- А Яшвин хотел приехать нынче утром с Войтовым, - сказал Вронский, кажется, что он выиграл с Певцова все, и даже больше того, что тот можетзаплатить, - около шестидесяти тысяч
- Нет, - сказала она, раздражаясь тем, что он так очевидно этой переменой разговора показывал ей, что она раздражена, - почему же ты думаешь, что это известие так интересует меня, что надо даже скрывать? Ясказала, что не хочу об этом думать, и желала бы, чтобы ты этим так жемало интересовался, как и я
- Я интересуюсь потому, что люблю ясность, - сказал он
- Ясность не в форме, а в любви, - сказала она, все более и болеераздражаясь не словами, а тоном холодного спокойствия, с которым он говорил. - Для чего ты желаешь этого? "Боже мой, опять о любви", - подумал он, морщась
- Ведь ты знаешь для чего: для тебя и для детей, которые будут, - сказал он
- Детей не будет
- Это очень жалко, - сказал он
- Тебе это нужно для детей, а обо мне ты не думаешь? - сказала она,совершенно забыв и не слыхав, что он сказал: "для тебя и для детей"
Вопрос о возможности иметь детей был давно спорный и раздражавший ее
Его желание иметь детей она объясняла себе тем, что он не дорожил еекрасотой
- Ах, я сказал: для тебя. Более всего для тебя, - морщась, точно отболи, повторил он, - потому что я уверен, что бо'льшая доля твоего раздражения происходит от неопределенности положения
"Да, вот он перестал теперь притворяться, и видна вся его холодная ненависть ко мне", подумала она, не слушая его слов, но с ужасом вглядываясь в того холодного и жестокого судью, который, дразня ее, смотрел изего глаз
- Причина не та, - сказала она, - и я даже не понимаю, как причиноймоего, как ты называешь, раздражения может быть то, что я нахожусь совершенно в твоей власти. Какая же тут неопределенность положения? Напротив
- Очень жалею, что ты не хочешь понять, - перебил он ее, с упорствомжелая высказать свою мысль, - неопределенность состоит в том, что тебекажется, что я свободен
- Насчет этого ты можешь быть совершенно спокоен, - сказала она и, отвернувшись от него, стала пить кофей
Она подняла чашку, отставив мизинец, и поднесла ее ко рту. Отпив несколько глотков, она взглянула на него и по выражению его лица ясно поняла, что ему противны были рука, и жест, и звук, который она производилагубами
- Мне совершенно все равно, что думает твоя мать и как она хочет женить тебя, - сказала она, дрожащею рукой ставя чашку
- Но мы не об этом говорим
- Нет, об этом самом. И поверь, что для меня женщина без сердца, будьона старуха или не старуха, твоя мать или чужая, не интересна, и я еезнать не хочу
- Анна, я прошу тебя не говорить неуважительно о моей матери
- Женшина, которая не угадала сердцем, в чем лежат счастье и честь еесына, у той нет сердца
- Я повторяю свою просьбу не говорить неуважительно о матери, кEторуюя уважаю, - сказал он, возвышая голос и строго глядя на нее
Она не отвечала. Пристально глядя на него, на его лицо, руки, онавспоминала со всеми подробностями сцену вчерашнего примирения и егострастные ласки. "Эти, точно такие же ласки он расточал и будет и хочетрасточать другим женщинам!" - думала она
- Ты не любишь мать. Это все фразы, фразы и фразы!- с ненавистью глядяна него, сказала она
- А если так, то надо..
- Надо решиться, и я решилась, - сказала она и хотела уйти, но в этовремя в комнату вошел Яшвин
Анна поздоровалась с ним и остановилась
Зачем, когда в душе у нее была буря и она чувствовала, что стоит наповороте жизни, который может иметь ужасные последствия, зачем ей в этуминуту надо было притворяться пред чужим человеком, который рано илипоздно узнает же все, - она не знала; но, тотчас же смирив в себе внутреннюю бурю, она села и стала говорить с гостем
- Ну, что ваше дело? получили долг? - спросила она Яшвина
- Да ничего; кажется, что я не получу всего, а в середу надо ехать. Авы когда? - сказал Яшвин, жмурясь поглядывая на Вронского и, очевидно,догадываясь о происшедшей ссоре
- Кажется, послезавтра, - сказал Вронский
- Вы, впрочем, уже давно собираетесь
- Но теперь уже решительно, - сказала Анна, глядя прямо в глаза Вронскому таким взглядом, который говорил ему, чтобы он и не думал о возможности примирения
- Неужели же вам не жалко этого несчастного Певцова? - продолжала онаразговор с Яшвиным
- Никогда не спрашивал себя, Анна Аркадьевна, жалко или не жалко. Ведьмое все состояние тут, - он показал на боковой карман, -и теперь я богатый человек; а нынче поеду в клуб и, может быть, выйду нищим. Ведь ктосо мной садится - тоже хочет оставить меня без рубашки, а я его. Ну, имы боремся, и в этом-то удовольствие
- Ну, а если бы вы были женаты, - сказала Анна, - каково бы вашей жене? Яшвин засмеялся
- Затем, видно, и не женился и никогда не собирался
- А Гельсингфорс? - сказал Вронский, вступая в разговор, и взглянул наулыбнувшуюся Анну
Встретив его взгляд, лицо Анны вдруг приняло холодно-строгое выражение, как будто она говорила ему: "Не забыто. Все то же"
- Неужели вы были влюблены? - сказала она Яшвину
- О господи! сколько раз! Но, понимаете, одному можно сесть за карты,но так, чтобы всегда встать, когда придет время rendez-vous. А мне можнозаниматься любовью, но так, чтобы вечером не опоздать к партии. Так я иустраиваю
- Нет, я не про то спрашиваю, а про настоящее. - Она хотела сказатьГельсингфорс; но не хотела сказать слово, сказанное Вронским
Приехал Войтов, покупавший жеребца; Анна встала и вышла из комнаты
Пред тем как уезжать из дома, Вронский вошел к ней. Она хотела притвориться, что ищет что-нибудь на столе, но, устыдившись притворства, прямовзглянула ему в лицо холодным взглядом
- Что вам надо? - cпросила она его по-французски
- Взять аттестат на Гамбетту, я продал его, - сказал он таким тоном,который выражал яснее слов: "Объясняться мне некогда, и ни к чему не поведет"
"Я ни в чем не виноват пред нею, - думал он. - Если она хочет себя наказывать, tant pis pour elle". Но, выходя, ему показалось, что она сказала что-то, и сердце его вдруг дрогнуло от состраданья к ней
- Что, Анна? - спросил он
- Я ничего, - отвечала она так же холодно и спокойно
"А ничего, так tant pis", - подумал он, опять похолодев, повернулся ипошел. Выходя, он в зеркало увидал ее лицо, бледное, с дрожащими губами
Он и хотел остановиться и сказать ей утешительное слово, но ноги вынеслиего из комнаты, прежде чем он придумал, что сказать. Целый этот день онпровел вне дома, и когда приехал поздно вечером, девушка сказала ему,что у Анны Аркадьевны болит голова и она просила не входить к ней
XXVI Никогда еще не проходило дня в ссоре. Нынче это было в первый раз. Иэто была не ссора. Это было очевидное признание в совершенном охлаждении. Разве можно было взглянуть на нее так, как он взглянул, когда входил в комнату за аттестатом? Посмотреть на нее, видеть, что сердце ееразрывается от отчаяния, и пройти молча с этим равнодушно-спокойным лицом? Он не то что охладел к ней, но он ненавидел ее, потому что любилдругую женщину, - это было ясно
И, вспоминая все те жестокие слова, которые он сказал, Анна придумывала еще те слова, которые он, очевидно, желал и мог сказать ей, и все более и более раздражалась